Медведь любит побродить по лесным опушкам, рядом с полями, перевернуть на своем пути гнилушку, покопаться в муравейнике. Иногда выйдет подальше в поле, но, вроде как чего-то напугавшись, уйдет снова в лес и также будет брести, делая разные закусы, вроде как ищет место получше, посытней. И если нет никакой видимой или слышимой опасности, очень часто в местах глухих, редко посещаемых людьми, остается на дневку. Вот в таком месте и шел я в тот ранний еще вечер опушкой леса, смотрел на старые отпечатки медвежьих следов. А над полем, то опускаясь вниз, то поднимаясь вверх, летел и орал канюк. Со стороны я, наверное, был похож на грибника, только вот не было палки в руках разгребать траву да кусты, высматривая там красноголовые и белые грибы. И вот в таком минорном состоянии, которое было у меня, я увидел, как из лесного клина посреди поля, сплошь заросшего молодыми березками, в таком идиллически красивом месте, что только бери и вешай его на стенку, как пейзаж, вышел и пошел в мою сторону медведь. Мишка шел не спеша, низко опустив голову, отчего плечи его и спина как бы переливались то бурым, то черным цветом. Конечно, его никто не потревожил, иначе все было бы по-другому. В этой куртинке, лесном островке, он наверняка лежал целый день и отдыхал, и вот теперь, ближе к вечеру, шел по другую сторону, в лог, поближе к холодной воде из ручья. Он был, весь у меня на виду, со всей отчетливостью видел я его голову, туловище и даже играющие мускулы. Вот когда я пожалел, что со мной нет тройника, но его не было давно у меня и дома. Но близкой нашей встрече с медведем было не суждено состояться, что-то у него в голове сработало по-другому, он развернулся и так же не спеша вошел в опушку. Больше и его не видал. Но на этом наше знакомство не закончилось, и мы еще чуть позже находились на близком расстоянии друг от друга минут десять-пятнадцать. А тетерь я вышел один на овсяное поле и пошел к своему лабазу, до которого было еще приличное расстояние. Я миновал медвежий переход, видел полегшие овсяные стебли, вроде как еще и не утратившие ночной росы, так под его лапами и брюхом они и полегли в сторону его хода. А медведь, наверное, в это время пил воду из холодного ручья, тыкался туда своей мордой, и она капала с его губ. Солнце начало задевать вершины пихт и елок, когда пришел я на свое поле. Встреча с медведем, которая только что была у меня на поле, где мы друг другу не подшумели, не оказались на виду, а скрытно разошлись, придавала мне больше уверенности: медведь, обхаживая меня с лога, выйдет на свою тропу и по ней придет на поле».
Светлый день угасал на моих глазах, менялись краски на небе, менялся ветер. Он то утихал, то снова шумел вершинами деревьев. И неумолчно журчал по дну лога ручей, к которому было обращено все мое внимание. Но оттуда. из лога, только натягивало холодом и сырым воздухом. И все-таки меня не покидало ощущение, что что-то должно произойти. Оно не обмануло: я услышал, как ручей перешел медведь, больше в это время идти было некому. Он вышел на свою тропу и остановился совсем недалеко от меня. Теперь все зависело от моей выдержки. Главное, не подшуметь его, не дать себя обозначить. Кажется, присутствия человека зверь не заметил. Он начал подвигаться вверх по тропе на поле. Временами останавливался, может быть, даже не столько для того, чтобы прислушаться к какому-нибудь шороху, а словно раздумывая о чем-то своем. Стало совсем темно, и рассчитывать на меткую стрельбу не приходилось. Наступал самый драматический, самый кульминационный момент, когда зверь должен был выйти из леса на чистое. Опасности медведь не ощущал, внизу, откуда он поднимался, спокойно журчал ручей, боковины леса от тропы были тихи. Зверь был рядом со мной, стоял, втягивая в себя воздух, чувствовал его, но… не видел. Ради этой встречи ехал сюда, ходил-высматривал, где бы лучше устроить засидку, рассматривал осенние дороги, лужи на них, отпечатки медвежьих следов на грязи. А теперь я физически чувствовал, насколько он близок ко мне, как от шкуры, подушки. от лап поднимался и шел на лабаз его нутряной дух, но самого медведя мне было не видать. Если бы ему высунуться чуть-чуть, совсем немного, и тогда полыхнуло бы во тьме ночной, а уж дальше, что будет. Но долго гак продолжаться не могло. И действительно, медведь вдруг зарычал, а затем было слышно, как ломился он вниз к ручью. Ну а мне больше ничего не оставалось, как идти через мокрый и росный овес к себе домой.
Что же могло заставить его так осторожничать? Ведь он уже стоял на тропе, но что-то ему вдруг не понравилось. Что его так насторожило, было известно лишь ему. Но мне от этого было не легче, ведь отпускного времени у меня оставалось совсем мало. Медведь же, почуяв какую-то опасность, вряд ли придет на это поле. Оставалось положиться на судьбу, как уж повезет. На окоте это бывает постоянно: думаешь, что все сделал правильно, а удачи нет как нет, и вдруг совершенно неожиданно все переменится.
На другой день, когда солнце стало клониться к закату, пошел я на лабаз вчерашним путем, снова стал ждать. Все так же летали канюки, заходили, планировали, искали мышей — свою добычу. Я упорно сидел до самой темноты и ушел с лабаза, лишь когда наступила ночь. Опять натягивало холодом из лога, звонко шумел ручей. Я пришел на стан усталый, сидел, грелся у костра и лил крепкий чай, приготовленный Алексеем Ивановичем, затем устроился поудобнее у огня и заснул. И никакие медведи, лабазы, лесные дороги не приходили ко мне во сне.
Поутру мы с Алексеем Ивановичем начали строить новые планы. Но в тот приезд им не дано было осуществиться, К Алексею Ивановичу в светлое время вышли на поле фазу три медведя, но для выстрела из гладкостволки они были далеки. Как же переживал старый охотник, глядя на них, наблюдая, как они ходят, и мысленно призывая их подойти поближе! Так и не выпал на нашу долю успех в тог раз. Что тут можно сказать? Конечно, ехали мы не ради охов и ахов, думалось и металось нам совсем о другом — добыть медведя, испытать на себе прелесть и сладость этой охоты. Но все равно, сколько хорошего и душевного дала нам поездка! Одно уже то, что жили мы в совсем заброшенной деревне, у старой бабки-доярки. Как уж она тут выживала, знала только она одна. Сколько мне пришлось повидать наших северных деревень, жить там не по одной неделе, встречаться с охотниками, слушать быструю, как скороговорка, но такую чистую и правильную речь! Вот и бабка наша, когда поутру топила русскую печь, В которой мы сушили грибы, все спрашивала нас: «По губы-то ноне подите-е?» Алексей Иванович, чуть глуховатый, бабкину речь не понимал и, когда мы выходили на улицу, всегда спрашивал: «Чего она говорит?» Мне приходилось ему объяснять. Старую бабку только стоило разговорить, а потом не наслушаешься, весь быт, всю жизнь свою расскажет, когда с горечью, а когда и с юмором. Так уж устроен русский человек, незлобливо несет он в своем сердце, в душе своей чаяния и надежды, живет согласно своим сердечным и душевным порывам… В избе протапливалась русская печь, бабка давала ей чуть остыть, уходил первый и второй жар, и тогда на старых противнях в печке, в ее чело, сажались сушиться белые грибы. И только они начинали подопревать, тут же дух сушеных грибов плыл волнами по всей избе. Ну разве можно такое забыть? А ведь все это лишь малая толика того, что осталось в сердце, в душе моей. Да разве забудешь эти вечерние сумерки, красочное утро, запахи настоявшегося воздуха! А веерами над пихтовыми и еловыми лесами в чуть холодноватом небе тянули, плыли в воздухе иссиня-черные клинья журавлей. Еще издали они давали о себе знать гортанными переговорами, звуки которых опускались к нам на землю.
Но не верьте тому охотнику, конечно, если он настоящий охотник, который начнет рассказывать, что сбор грибов и ягод может отвлечь его от охоты. Безусловно, все эти лесные прелести не обходят нас стороной, и сколько раз, бывало, зайдешь в пропахший грибами лес, нарвешь сумку крепких, ядреных белых грибов и снова идешь дальше. А попадешь на брусничник, по которому и ступать-то нельзя, не оставляя за собой следов помятых ягод, остановишься, ляжешь между брусничных кочек и полными пригоршнями начнешь собирать спелую буровато-красноватую ягоду. Иногда так увлечешься, надышишься дурманом настоявшегося соснового воздуха вперемешку с ягодами брусники, что потянет тебя в сон, и только лайка, поднявшая глухариный выводок, выведет тебя из этого состояния. Так что тот, кто говорит, что сбор грибов и ягод порой важнее охоты, явно лукавит. Но вот с годами становится значительно интереснее постановка молодой лайки, ее нахаживание. В этом деле любая мелочь важна, а для наблюдательного охотника — натасчика нахаживание дает большой заряд эмоций, переживаний и разочарований. При разборе того или иного поступка молодой лайки всегда набегает мысль: а как бы это могло быть по-другому, и сразу стараешься представить себе картину этого другого… Сколько раз, бывало, выйдешь рано из избушки, перекинешь сумку — брезентуху через плечо, повесишь на плечо старика «Зауэра», свистнешь лайку и идешь на дальние овсяные поля посмотреть медвежьи переходы. Весь путь лежит лесными тропами. А роса за ночь выпала волглая, тяжелая, такую росу можно увидеть только самым ранним утром. И вот ведь что самое интересное, многими годами отмеченное: почти вся птица держится, жирует около лесных дорог, тропинок, просек, а ведь вроде не пришло еще время вылетать на камешки, на галечник, но все глухариные, тетеревиные выводки, хоть и разбредаются и далеко отходят от копалухи, но дальше старых, заброшенных лесовозных дорог не уходят. Выведет тебя лесная дорога на старый горельник, теперь зарастающий молодыми соснами, и увидишь, как начинает разбирать глухариную жировку молодая лайка, как бросают ее свежие следы то в одну, то в другую сторону. У тебя на глазах и дичь и собака находятся рядом, и непуганые глухари, только уж совсем подпертые лайкой, поднимаются на крыло. И все это совсем близко, рукой подать. После выстрела из двух поднявшихся дальше улетает уже один… Бредешь по росе, по горельнику в сторону выстрела и видишь, как молодая лайка треплет и пытается утащить молодого глухаря. Заметит тебя и вроде как застесняется, знает ведь, что этого делать нельзя, бросит птицу и уставится в твою сторону. А молодые петушки-глухарята уже стали крупненькие, и перо на них начало опаляться поверх черного серебристо-буроватым налетом. Но это далеко не все, сколько раз еще услышишь взлеты, подъемы и перелеты птиц через лесную дорогу!
А придешь на овсяные поля, где сделаны лабазы, поведение молодой лайки становится совсем другим, все меняется прямо на глазах. Лайка теперь более сдержанна, но все равно динамична, более собранна, более внимательна ко всему окружающему, старается разобраться в старых и новых потравах и медвежьих следах, но никакой робости не проявляет. Вот так обойдешь два-три поля с молодой собакой, увидишь медвежьи свежие выходы, поеденный овес, свежий помет, и становится веселее на душе — значит, медведь выходит кормиться. А тут еще и молодая лайка пропала — ушла по медвежьим следам, и долго не было ее, а потом пришла, чуть приуставшая, не дошла еще до медвежьей лежки. Может, медведь далеко ушел, а может, напугалась, что долга нет рядом хозяина, но для первых двух-трех выходов и это хорошо. И как тут не вспомнить, что лайка-то была знакома с медведем, пусть и притравочным, ходящим на блоке, но ведь манера зверя, его запахи, его поведение остаются одинаковыми, неизменными. Только здесь, на его следах, на его запахе, все у нее как бы по-другому осмысливается, по-другому укладывается в голове, вроде как смывается все ненужное, а вперед выходит мужество, смелость и злоба — качества, которые заложены в ее душе и поведении, то есть идет становление того характера, что так необходим зверовой собаке.
Вот так возникают те тончайшие взаимопонимания между охотником и охотничьей собакой, а в данном случае лайкой, которые вырабатывают единение, что существует в душе охотника и его охотничьей собаки на многие-многие годы. И об этом нужно всегда помнить…
Тогда я обошел все небольшие поля, засеянные в лесу моим другом-егерем, как мог лучше и внимательнее рассмотрел, и теперь мне нужно было выходить на старую, заброшенную лесовозную дорогу. Но тут лайка причуяла глухаря в кусту смородины, там что-то затрещало, заломилось, и на фоне молодых елочек, растущих позади куста, показалась бурая спина глухаря, который поднимался вверх. С выстрелом я не запоздал. Птица упала в тот же куст. Туда кинулась лайка, и все затихло.
По прочтении этого небольшого отрывка о работе лайки по глухарям у кого-то может возникнуть мысль: «А куда нас уводит автор?» Ну что тут можно сказать, охота в большинстве случаев бывает непредсказуема, этому можно много привести примеров. Но, главное, медведь и глухарь живут часто в одних и тех же местах. Сколько у меня было встреч с медведями, только недавно вышедшими из берлог, на глухариных токах. Бывало, стоишь, слушаешь, как где-то должен оказать себя мошник, и вдруг слышишь, как кто-то, мягко ступая, идет по клюквеннику. Прижмешься плотнее к сосне и только крутишь головой и слушаешь, как эти шаги удаляются. «Ну, — думаешь, — пронесло». Хотя медведь в этом случае к человеку бывает равнодушен. Не любит он связываться с человеком, и только когда тот ему начинает сильно досаждать, принимает ответные меры, а чаще старается постращать его.
Как сейчас помню взгляд медведя, с которым я и товарищ встретились на таежном ручье, впадающем в речку Толбачек, около вулкана Толбачек на Камчатке. Мы ловили рыбу, был как раз ход кижучей, ручей «кипел», над водой поднимались фонтанчики от кижучей, одним словом, вода бурлила от рыбы. Мы увлеклись и не заметили, как к нам подошел третий «рыбак», большой черный медведь. Шел он по другому берегу ручья с низко опущенной головой, мягко шлепая передними и задними лапами. Был весь сосредоточен на рыбной ловле. Создавалось такое впечатление, что зверь вынюхивал рыбу, которая терлась о галечник, и, конечно, никого не ожидал встретить в такой глуши. Расстояние между нами сокращалось, и когда он оказался почти напротив нас, остановился и уставился в нашу сторону с явной заинтересованностью. Но никакой злости во взгляде не было, я как сейчас вижу его добродушные, умные глаза, спокойствие и удивленность его взгляда. Так он постоял, а потом, нет чтобы выскочить на берег, в лес, в укрытие, развернулся и, слегка подпрыгивая, отправился по воде в обратную сторону.
Несмотря на то, что медведь бывает очень осторожен в своих поступках, встречается в его поведении и какая-то беспечность и несерьезность. Несколько лет подряд мы с В.Т.Зиминым, известным заводчиком лаек, ездили на охоту в Новгородские леса. И вот там произошел случай, который никак не вяжется с хитростью и осторожностью медведя. Вечером небольшая группа охотников приехала на овсяные поля и разошлась по своим местам. И с одного лабаза, с разницей в час-полтора, были добыты два медведя. Сначала вышел пестун, который после первого выстрела сразу завалился. Медвежонок был небольшой, и охотник подтащил его под лабаз, решив еще немного посидеть. Через какое-то время к нему выползла медведица, которую он тоже стрелял и добыл. Вот как все это понимать? Ведь была кровь, убитого зверя, другие отпугивающие запахи, но все это не помешало зверю выйти сюда. Я не думаю, что это была беспечность, но и другого объяснения не нахожу. Так что пусть это будет лесной загадкой и тайной, которых еще очень много в природе.
Не могу не рассказать о егерях, которые преданы душой охоте, природе. Конечно, что говорить, работа егерская в старое время ценилась по-другому, выше почиталась и лучше оплачивалась. Взять хотя бы егерей-псковичей, таких, как Старостины, Лихачевы, Зуевы, которые служили при больших обществах охотников, в частности Московском обществе правильной охоты, в котором они пользовались большим авторитетом и уважением. Нужно сказать, что эти егеря, кроме натаски легавых собак, их постановки, были еще большими специалистами по зимним охотам, на которых и применяли так называемый псковский метод по крупному зверю. И очень жаль, что этот метод охоты почти наверняка навсегда утерян, и вряд ли когда-нибудь его можно будет восстановить. Хотя некоторые из егерей еще долгое время после 17-го года работали в системе охотничьих хозяйств, в большинстве военных: Завидове, Скнятине и ряде других. А как тут не вспомнить знаменитого егеря-медвежатника Семена Арефьева, принимавшего непосредственное участие не в одной сотне медвежьих охот, которые он организовывал, загодя выслеживая зверя. Все его задушевно звали «дедка Семен». Последние годы жизни у князя А.А.Ширинского-Шихматова, которому он, по его выражению, «был… всегда необходим и полезен, как наставник и учитель в деле медвежьей охоты».
У меня в послевоенное время тоже было много знакомых егерей — натасчиков легавых собак: С.С.Телегин, И.Л.Зотов, Виктор Волков, Юра Колосов, С.И.Кремер. Со многими из них я познакомился у Е.Э.Клейна на Большой Никитской. К нему в те годы еще приходили совсем уж старенькие егеря барских охот, видел я там Л.И.Просвирова, за годами, за временем не согнувшегося, с выпрямленной спиной, с внимательными и услужливыми манерами. У дяди Жени всегда находилась какая-нибудь выпивка, а если не было, то можно было сбегать на Поварскую, где находился прекрасный магазин. На таких встречах можно было заслушаться воспоминаниями могикан; знаменитые фамилии владельцев лучших охот, знаменитых собак и фамилии столь же знаменитых судей пересыпались, как какие-нибудь драгоценности в редкостной амфоре. Какая-нибудь неточность в разговоре вызывала бурное эмоциональное напряжение, переходящее иногда в долгую дискуссию. Больше всех, как я помню, любил отстаивать свою точку зрения егерь из подмосковного Быкова И.А.Зотов. Теперь приходится только сожалеть, что всего этого я не записывал, надеясь на свою память.
Но давайте поближе познакомимся с нашими егерями, которые долгое время работали на тренировочной станции, наблюдали работу не одной сотни лаек, что прошли перед их глазами, прочувствовали поведение подсадных зверей, видели их в разных, довольно простых и сложных ситуациях, сами вырастили и воспитали не одного крупного зверя, не боялись и не боятся входить с ним в самый близкий контакт, постоянно своим поведением навязывая зверю спокойствие. Какая же счастливая охотничья аура витает над ними, давая им силы, умение и возможности для реализации задуманного, не по одному году привлекая к себе благодарную общественность! И если есть она, то как же нам лучше в этом разобраться и показать работу егерей, узнать какие-нибудь их тайны? Зная эту общность изнутри, работая с егерями не по одному десятку лет, могу с уверенностью сказать; никаких особых секретов и тайн нет. А есть внимательнейшее наблюдение даже за нюансами в поведении зверей. Эти люди очень тонко их улавливают, постигают характер своих подопечных и переступают тот психологический барьер боязни, который есть у многих из нас. Ко всему сказанному выше можно привести много примеров. Как раз недавно был такой случай. На достаточно большом расстоянии от базы была выпущена в лес на полную свободу, без всяких-поводков и ошейников трехгодовалая медведица, — так нужно было по сценарию кинофильма. Медведица была незлобного характера, вдобавок еще не переступила того возраста, когда и мягкий зверь становится опасным. Через небольшое время после ухода медведицы по ее следам были пущены две лайки. Не прошло и одной-двух минут, как лайки со злобой заголосили по всему лесу. Первое, что мы увидели, приблизившись, это сидящую на елке медведицу и злобно рычащих на нее лаек, как говорится, работали на глазок. Все это было хорошо, но сценарий требовал наземной схватки зверя с лайками. И как лайки ни сопротивлялись, как вязко и злобно ни пытались увернуться, он и были взяты на поводки и уведены. Также отошли, чтобы не травмировать зверя, и люди, но сама медведица не спускалась с елки еще очень долгое время Кинооператоры нервничали. Нужно было что-то предпринимать. И вот в такой непростой обстановке егерь Александр Николаевич Волков без всяких там просьб залезает на то же дерево и заставляет медведицу, потихоньку шевеля ее, спуститься вниз, на землю. И снова медведица уходит в свободный поиск, в темный и хвойный лес. Но такая позиция совсем не устраивает съемку, уж больно темные места, плохо видно и зверя, и работающих по нему лаек, а находиться рядом с медведицей становится некомфортно и опасно для оператора. Надо было вывести медведицу на чистое и светлое место и на фоне леса снимать работу лаек. И Саша Волков сделал все, что требовалось для фильма, и только после этого были снова пущены лайки. Собаки обазартились, быстро остановили медведицу, злобно и вязко начали прижимать ее к лесу. Медведица с ревом, делая быстрые и коварные броски, отходила назад, крутила башкой в разные стороны, а собаки, набрав воздуха, бросались на нее снова и снова. Лучшего показа работы лаек нечего было и желать. Пора было прекращать притравку, могла попасть под зверя лайка, и могла выйти из-под контроля медведица, ведь даже у спокойного и мирного зверя после таких встрясок еще долго остаются зелеными и злобными глаза, вздыбленная шерсть на холке и спине. С большим трудом отогнали лаек от медведицы, а потом увели и ее.
Эту работу лаек можно называть как угодно, и притравкой, и как-то по-другому. Можно сказать что лайкии с этим зверем познакомились раньше, поэтому были так смелы и злобны, само поведение медведицы может рассматриваться как негативное. А самое главное, всегда в таких случаях слышишь: «А как поведут себя лайки по настоящему, дикому медведю или кабану?» И тут следует отметить, что, конечно, у молодой, не видевшей зверя, не бравшей его следа и не доходившей до самого зверя лайки есть некоторая робость и боязнь. Но стоит ей, а это обязательно нужно, почувствовать присутствие своего хозяина, от которого и медведь старается отделаться, как ее поведение меняется. А после одного-другого взятого с ней зверя она становится сразу более добычливой, ей бы только достать этого зверя, она уже не думает о расстоянии и местности, где находится, лишь бы был зверь, по которому надо работать, зная, что рано или поздно хозяин придет. Конечно, эти лайки, которые только что работали по медведю, говоря охотничьим языком, были осенистые, добывшие большое количество кабанов, работавшие и по дикому медведю, они не раз смотрели смерти в глаза, успевая как-то увертываться от бросков зверя, но никогда его не бросая, до полного изнеможения и истощения своих сил. Так что вопрос о том, как будут работать лайки по дикому зверю, остается по большому счету риторическим. Можно с уверенностью сказать, что если в лайке течет рабочая кровь, если в ее родословной постоянно, т.е. в большинстве встречаются рабочие предки, но она не пригодна для охоты, то вина за это лежит только на ее хозяине. К глубокому сожалению, такое случается, причины разные, от неопытности до самоуверенности владельца собаки.
Теперь, когда мы более близко подошли к обсуждению рабочих качеств, зверовых лаек, считаю нужным высказать и свою точку зрения на таблицу, по которой проводятся испытания и состязания этих собак. Вся таблица состоит из пяти расценочных граф, но мы возьмем три основные: смелость, злобность и вязкость, которые по своему значению являются определяющими, потому что, вся жизнь охотничьих ласк состоит из них, они же являются и главными для прохождения лайки на степень диплома. Кроме тех кинологически-бюрократических накладок, которые встречаются в существующих правилах, они в некоторых случаях не позволяют правильно определить и выявить те качества, о которых мы говорим. Правила нужно сделать более свободными и раскрепощенными, об этом много раз говорили все, кому не безразлична судьба зверовых лаек. Все проекты — предложения давно имеются, все они исходят из большой практики кинологов, охотоведов, охотников, которые не по одному десятку лет занимаются охотничьим лайководством, и в частности со зверовыми лайками. Но имеются и возражения, не лишенные оснований, и их нужно всегда знать и помнить: раскрепощенные правила испытаний не должны пойти во вред рабочим качествам лаек, не должны быть по своей сути более легкими (к этому, кстати, никто и не призывает). На мой взгляд, они должны соединить все лучшее, что было в старых правилах, с теми новыми предложениями, которые есть в настоящее время. Нужно сказать, что имеются и сторонники более жесткого подхода к правилам. В этом случае заведомо рабочие лайки по совсем мало зависящим или вообще не зависящим причинам могут остаться без расценки. Конечно, мелочные и досадные ошибки, особенно на больших состязаниях, не остаются не замеченными владельцами лаек, и тут возникает масса всяких вопросов, на которые не всегда даются правильные и обоснованные ответы. Вот пример: пара лаек работает по вольерному кабану. Зверь достаточно крупный, матерый, умеет постоять за себя, но лишних движений старается не делать, может отстояться в чапыге, благо вольер, в котором проходят состязания, к этому располагает. Лайки сразу вязко взяли зверя, и пошли за ним. Прошло небольшое время, слышно, как зверь остановился, потом работает только одна лайка, но вскоре снова начинается парная работа, и так это продолжается во все время напуска. Зверь отстаивается, а иногда делает выпады, и тогда слышна работа второй лайки, т.е. она все время держит кабана на слуху. Но по решению судей лайки остаются — без расценки, считается, что пара лаек не сработанная, как бы разрывается, нет хваток по стоящему зверю. На наш взгляд, совершенно не обязательно делать хватки по прижатому, остановленному зверю, это небезопасно для лаек, и они могут тронуть зверя на уход, чего в практике охоты допускать не следует. И утверждение о несработанности собак тоже неверно, и за это снижать баллы и не расценивать лаек на полевой диплом нельзя, потому что в практической охоте на это никто не обращает внимания. Да и где это видано, чтобы, будь то пара лаек или смычок гончих, или свора борзых, собаки постоянно бы работали, как говорится, ноздря в ноздрю. Можно привести другой пример из этих правил, когда паре лаек, вязкой злобно держащих медведя, но не делающих болевых хваток, а специалисты строго определяют и разделяют тяжелые, болевые хватки по месту от легких щипков по псовине медведя, не присуждается диплома выше третьей степени. Тут как бы насмарку летят годами выпестованные охотниками такие драгоценные качества, как вязкость, злобность и другие особенности в работе охотничьих лаек. Есть и еще ряд существенных замечаний по правилам испытаний лаек по медведю и кабану, которые нужно как можно быстрее внедрять в жизнь. Вся полевая работа с лайками должна проводиться на испытаниях, состязаниях и притравках, это делается для выявления лучших рабочих качеств, дальнейшего развития и закрепления их и подготовки к самой охоте, а поэтому и правила, по которым проводится полевая работа, а в данном случае по медведю, должны быть улучшены и усовершенствованы.
У нас в настоящее время есть ряд высоко-полевых лаек, которые передают потомству такие же, а иногда и лучшие рабочие качества. И все это впервые было открыто на притравках, испытаниях и состязаниях по медведю или вольерному кабану. А совсем недавно стали проводить такую же работу и по вольерному барсуку, и здесь появились очень хорошие рабочие собаки, с прекрасной ориентировочной реакцией на зверя, с вязкостью и злобой к нему, т.е. с теми качествами, которые необходимы и дороги нам всем. Работа лаек по вольерному барсуку, который держится снаружи, а не в норе, очень даже схожа с работой лаек по медведю, а в некоторых случаях даже более опасна, потому что быстро увернуться, не испугаться летящего на лайку барсука сможет далеко не каждая, к тому же зверь совершенно свободен в своем ходе и направлении. Здесь очень быстро и наглядно открываются лучшие зверовые качества лаек, их лучшие задатки, так же быстро становится видна трусость и боязливость. Так что работа лаек по барсуку дает большую возможность наглядно увидеть вязкость, злобность, приемистость хваток, мощную атакующую реакцию лайки и барсука друг на друга. Это настолько впечатляюще и красиво, когда сходятся два равноценных бойца, с большой смекалкой и хитростью, с заложенными зверовыми качествами, сходятся биться до конца, до полной победы, и тут всякие сантименты о том, что зверь может быть покалечен, исключаются полностью.
Видя классную работу по медведю или кабана, ты сам как бы входишь в собачье нутро, словно сам все ближе и ближе подходишь к зверю..
Давайте вспомним некоторых зверовых лаек московского региона, которые держатся у многих на слуху. Сразу скажем, что хороших, по-настоящему зверовых лаек очень немного. И здесь вот что нужно пояснить: хоть и пишется этот материал о лайках, работающих по крупному зверю — медведю, кабану, но все-таки главным объектом охоты с лайками был и остается пушной зверь — соболь, куница, белка, норка, выдра, рысь, боровая дичь, где проверяется самое главное — чутье.
За последнее время прошло много разных, интересных для охотников состязаний лаек по крупному зверю — медведю и кабану. Проводились они в разных местах: в Белоруссии (инициатором был смоленский клуб «Охота»), во Фрязевском военном охотхозяйстве, в Урене Нижегородской губернии в Чувашии и Вятке и, конечно же, на подмосковной базе «Фирсановка» Мы в основном будем говорить о лайках московского региона, где, хоть и с большими перерывами, велась полевая работа. В этом деле главную роль сыграло то, что мы сумели в экономически острейшее время построить, хоть еще и не до конца, тренировочно-испытательную станцию, где лайки и проходят первые свои азы по медведю и кабану.
А теперь вкратце о некоторых лайках, которые обращают на себя внимание. Первые места и призы на самых престижных международных и российских состязаниях получают лайки западносибирской породы, а среди них в большинстве бывают представители московского региона. Кому это будет интересно, могут проследить это по родословным. Как мы и говорили, чемпионами и победителями многих состязаний становились лайки западносибирской породы: Волгарь 1096 и Волчан 0748, вл. Волков А.Н., г. Москва; Тунгус, вл. Стаховский А.К., Буран, вл. Борисенок А.К., Кенар вл. Куломеец Ю.Г. из смоленского клуба «Охота»; Малыш-8818, вл. Чурсин А.И. из Чувашии; восточносибирские лайки: Фрам 1273, вл. Зайцев В.В. из Твери; Ажур 1345, вл. Языков И.В., Байкал 1379, вл. Кораблев М.П. из Москвы; русско-европейская лайка Аргентина 7095, вл. Борисенок А.К. из смоленского клуба «Охота». На межобластных состязаниях в 1989 г. прекрасно выступил Вулкан, вл. Морозов А.И. из Перми. Мне посчастливилось видеть всех этих лаек в деле, с некоторыми из них быть на охоте (Волгарь, Волчан, Ажур, Байкал), а остальных видел на крупных состязаниях в разное время, где мне приходилось быть судьей. Все они обладают несусветной тягой к зверю, к его розыску, с нахождением его в тех местах, где он жирует и остается на отдых, на лежки, у всех них широкий и добычливый поиск. И в большинстве свои рабочие качества они передают потомству.
Эти высокоодаренные рабочими качествами лайки к тому же обладают еще и высокоэкстерьерными данными. К сожалению, некоторые из них были неправильно использованы в племенной работе. В пример можно привести выдающуюся по своей работе на очень многих состязаниях самого высокого ранга русско-европейскую лайку из смоленского клуба «Охота» Аргентину 7095, вл. Борисенок А.К., которая имела 6 дипломов первой степени, 4 диплома второй степени по медведю и 3 диплома первой степени по кабану. Это высочайший полевой класс, такое бывает на лаечном небосводе один раз в течение многих десятилетий. А вот потомство, из-за неправильного племенного подхода, неправильного подбора пары для нее, мало напоминает свою знаменитую мать. Так же в Москве чуть не был загублен для племенной работы выдающийся зверовой кобель Вулкан 4648, вл. Кротков В.
А теперь от собак, думаю, надо перейти к людям, чьими трудами строилась база в Фирсановке. Главный инициатор ее создания — Александр Николаевич Волков. Его упорством была возобновлена полевая работа, которая поначалу проходила на дикой лесной поляне, вокруг которой кучковалась, в лучшем понимании этого слова, небольшая компания людей, радеющих за это дело. В начале очерка мы рассказали о тверском егере А.В.Ильине, человеке старшего поколения, у которого тоже многому научился А.Н.Волков. Но не будь у него своего дарования, никакие расспросы не помогли бы ему сделать его трудную работу столь счастливой. А.Н.Волков родился в деревне Лигачево, в трех верстах от станции Фирсановка, рядом с бывшей помещичьей усадьбой, о которой в старой церковной книге написано: «в тридцати верстах от Москвы, почти на границе Московского и Звенигородского уездов, близ Пятницкого шоссе, на крутом берегу речки Горетовкй стоит село, или правильней погост Середниково, с храмом во имя Святителя Алексея Митрополита». Место это историческое, и поэтому, о нем нужно рассказать немного подробнее. Когда я начинал писать этот очерк, стал собирать материал о здешних местах, о помещичьей усадьбе, кому и когда она принадлежала. Мне представилась возможность познакомиться с двумя изданиями, одно из которых было составлено священником Алексеем Терновским под названием «На добрую память прихожанам Алексеевской, села Середникова церкви» и было напечатано в 1908 г. Помните, когда мы говорили о тверском егере А.В.Ильине, который живет в Городне на Волге, то там тоже упоминали храм постройки XIV века, и тогда у меня была мысль продолжить этот разговор, написать более интересно о тех исторических местах, но основная тема нашего очерка увела дальше, к егерям, лайкам и медведям. Но сейчас, когда пришло время рассказать об А. Волкове и когда в моих руках оказался такой интересный исторический материал, где снова встречается старый Храм, мне приходит мысль: а так ли случайно, что оба моих егеря живут в таких священных местах, оберегаемых Храмами? Достопримечательностью имения, рядом с которым рос Алексанр Николаевич, является то, что принадлежало оно с 1825 года, с октября месяца генерал-майору, кавалеру разных орденов Дмитрию Алексеевичу Столыпину, родному брату бабушки М.Ю.Лермонтова, Арсеньевой Ели-завете Алексеевне, урожденной Столыпиной, и что здесь в разные годы, когда учился в Московском университете, был и жил несколько лет великий русский поэт М.Ю-Лермонтов. Вот в этих лесах по берегам небольших чистых речек и прудов он гулял, писал стихи, ездил верхом — наездник он был отменный. Эти места пробудили в душе юноши любовь и преданность России. Историю села можно продолжить. Первым владельцем Середниково был стольник князь Никита Черкасский. Он из тех князей, которые по лжедоносу были изгнаны из Москвы и лишены своих вотчин Борисом Годуновым. У него в семье рос и воспитывался первый русский царь из династии Романовых, сын Федора — Михаил.
Внук Никиты, князь Иван, построил здесь в 1693 г. каменную церковь, а чуть раньше поселил здесь крестьян. Тут были прекрасные охотничьи места с большим количеством зверя и птицы. И такую картину можно было наблюдать до середины нашего столетия. В 1869 году имение это было приобретено у Д.А.Столыпина лесопромышленником, миллионером И.Г.Фирсановым, которому наряду со многими доходными домами в центре Москвы принадлежали и Сандуновские бани, кои он сдавал в аренду. После его смерти в 1881 году имение перешло к дочери — В.И.Фирсановой. Это была, по сведениям тогдашних газет, одна из богатейших и красивейших женщин Европы, она очень много помогала здешним крестьянам и Храму во имя Спасителя Алексея Митрополита. К ней приезжали отдохнуть, сходить в лес на прогулку и, конечно, на охоту многие знаменитости, среди них Ф.И.Шаляпин. И еще один немаловажный штрих из истории этих мест, может, для обывателей наиболее интересный. По просьбе Веры Ивановны и ее второго мужа начальником Николаевской железной дороги 583-я верста от Санкт-Петербурга, между станцией Крюково и постом Сходня, была названа фирсановкой, в честь ее родного отца. В 20-х годах она уехала из России во Францию, куда позвал ее Ф.И.Шаляпин. Не могла старая хозяйка смотреть на разорение своего родного гнезда. А ведь это было только начало погрома; счастье, что она не видела, что стало там потом. Как все было растащено и разрушено, будто и не было здешнего прихода крестьян в Храм Святителя Алексея Митрополита, который они посещали не одно столетие, каялись в нем, несли свои печали и радости.
Ознакомив читателей с историей здешних мест, хочу вернуться к нашему егерю А.Н.Волкову, ведь он родился, вырос и живет здесь до сих пор. К охоте и собакам он привык с самого раннего детства, в деревне было много охотников-гончатников с их колоритным и правильным языком, которого теперь почти не услышишь. А каким удовольствием была для него возможность провести на сворках этих багряных и чепрачных русских гончих! Кто этого не испытал, тому этого никогда и не понять. Позже была работа общественным егерем в лесопарковой зоне Москвы. Но вот сколько ни охотился с гончими, да и любовь к ним осталась и по сей день, а стал он известен как заводчик лучших западносибирских лаек. На этом пути наставником и, может, первым учителем для него стал известный фирсановский охотник М.В.Соколов, с которым он постигал первые азы работы с лайками. Ну а с годами все больше и больше набирался опыта, мудрости и нужной для дела хитрости, без этого тоже нельзя жить. Но самое главное, о чем мне хотелось сказать, и это основная цель моего рассказа, это его понимание зверей, с которыми он работает, и любовь к ним. Медведи, кабаны и барсуки чувствуют его отношение к себе и всегда бывают терпеливы и спокойны. Вспомните, как вела себя в вольном напуске в лесу трехлетняя медведица, а ведь когда все закончилось и лайки были уведены, она вышла из леса и внимательно стала смотреть на людей, ища среди них А.Н.Волкова. Можно к этому привести еще массу примеров из жизни моих друзей, А.В.Ильина и Саши Волкова, егеря они, конечно, незаурядные, толковые и очень расположеннные к людям. Возможно, у меня не получился тот образ А.Н.Волкова, который есть в жизни. Но я нисколько об этом не жалею. Ведь он жив и здоров и всегда рад встретиться и показать на деле свою работу и свое гостеприимство на базе «Фирсановка». Как говорится, милости просим.
Как-то два года назад по весне мы с моим товарищем пришли на берег Унжи. За нами с противоположной стороны должна была прийти лодка. Мы сидели на берегу, смотрели на разлившуюся реку, вода тащила с верховьев бревна, доски, ветки. И вдруг мы увидели на воде небольшую сплотку деревьев, может, от разбитого плота, а на ней — большую стаю разноцветных куликов-турухтанов. Они проскользили мимо нас, ни один и не вздумал дернуться, подняться и улететь. Так бы все это и промелькнуло, ушло из памяти, но товарищ мой, затянувшись сигаретой, сказал: «Видел, сколь пены тащит река? Все это уйдет в небытие, уляжется, как в жизни, а вот как плыли капитаны, это, брат, надолго, навсегда, нельзя быть в жизни, в сердце своем без капитана!» И я тоже так думаю, и все это в большой степени относится к тому, о чем здесь написано.
Юрий Антонов
«Охотничьи собаки» №2 – 2002