В центральном районе европейской части России оба этих представителя куньих являются относительно редкими трофеями охотника с лайкой.
Охота на норку по чернотропу до наступления ледостава на ручьях и небольших речках легко прогнозируема ввиду постоянного обитания этого зверька в одном и том же районе узкой береговой полосы. К сожалению, эта оседлость обитания в сочетании с легкостью отлова капканами привела к тому, что за последние десятилетия численность этого ценного пушного зверька значительно сократилась, а местами как европейская, так и американская норки исчезли вообще. По этой причине в ряде областей Центральной России добыча норки запрещена. Добыть норку или хоря капканом для специалиста-промысловика достаточно просто, но гораздо более эмоциональной и интересной охотой в полном смысле этого слова со всеми эмоциями является добыча этих зверьков с помощью лайки. Именно лайкам присущи рабочие качества, необходимые для таких охот, и эти качества у них являются врожденными.
Собираясь молодую лайку подготовить к охоте на норку, владелец собаки должен сделать предварительную разведку в угодьях, на берегах лесного ручья или речки найти следы норки или хоря. Следы эти хорошо видны на илистой или песчаной почве у самой границы воды и суши. Неопытный охотник не сможет определить по этим следам, какому из этих двух видов зверьков они принадлежат, но в данном случае это не имеет значения. Для молодой лайки не важно, кого она найдет здесь впервые в своей жизни, так как повадки хоря и норки почти одинаковы. Причем хорь не только хорошо плавает, но и как норка ныряет. Если молодая лайка еще не работает по белке, ее можно и даже желательно в летне-осенний период познакомить с хорем или норкой. Никакого отрицательного влияния на будущую работу собаки по белке и кунице это не окажет. Более того, пока молодая лайка имеет короткий поиск, найти ей первую норку или хоря у воды будет проще. Собака, работающая по белке и долго ничего не находящая по берегам ручья, неминуемо старается уйти от ручья в прилегающий к нему лес. В такой ситуации затаившегося у воды под берегом зверька с такой собакой можно пройти и не обнаружить. Кроме того, такой собакой из-за ее более дальнего и широкого поиска будет трудно управлять. А это для нахождения первого зверька делать надо, поощряя словесно обследование собакой всякого рода прибрежных пустот, подмывов под берегами, завалов из деревьев, дупел в нижней комлевой части прибрежных деревьев, где может укрываться зверек. Талантливой чистокровной молодой лайке достаточно самой найти зверька в таких укрытиях всего один только раз. В дальнейшем собака без указаний хозяина будет в поиске обследовать места возможного укрытия хоря или норки, проявляя важное наследственное качество — избираемость угодий в поиске. У чистокровных лаек это важное качество, определяющее добычливость собаки в отличие от других пород собак, и в частности гончих, проявляется с самых первых встреч молодой собаки со зверем или птицей. При нахождении молодой лайкой первого хоря или норки в укрытии желательно, конечно, выгнать зверька из укрытия хотя бы на мгновенье, чтобы собака увидела его. Но часто при всем желании это сделать не удается. Переживать по этому поводу не стоит. Разрывая лапами землю в направлении убежища хоря или норки, собака не только прекрасно чувствует запах зверька, но и слышит его передвижение в пустотах укрытия, а это дополнительно информирует ее о том, кого она нашла. Такой безвизуальной информации о зверьке, как правило, бывает достаточно для дальнейших успешных работ молодой лайки как по норке, так и по хорю. При такой ознакомительной первой или последующей второй работе по хорю и норке собака начнет периодически на короткое время прекращать облаивание, раскопку земли и перегрызание корней на пути к убежищу зверька и делать вокруг этого места проверочный круг. При этом молодая лайка обонянием проверяет, нет ли где следов выхода зверька из укрытия, не ушел ли он незаметно от собаки. Эти контрольные круги свидетельствуют о том, что у лайки за счет наследственности с первых же работ проявляется элемент мастерства, необходимый ей в будущем при охотах не только на хоря или норку. Аналогичный элемент мастерства должен быть и у гончей. Она до тех пор будет терять след гонного зверя, пока не научится, потеряв след, делать в этом месте контрольные круги. Но у гончих это появляется чаще всего по второму полю, а у лаек с первых же работ по зверю или убегающей птице. Все это в совокупности со многими другими ценными рабочими качествами наследственного характера делает наши отечественные породы лаек поистине уникальными. Память у наших лаек также великолепна, и когда в ноябре владелец с собакой будет в том месте, где собака нашла летом своего первого зверька, она в первую же очередь проверит это место и, возможно, снова найдет его.
Найти хоря или норку с помощью лайки в укрытии — это еще половина дела. Надо добыть зверька. Особенно проблематична добыча норки для охотника без помощи напарника. В моей памяти немало таких охот, когда с прутом или палкой в одной руке и с ружьем в другой я выгонял норку из укрытия, и ее не успевала поймать собака. Зверек моментально нырял и под водой уходил в такие места, из которых выгнать его уже не удавалось. Но были, конечно, и удачи. Вот одна из таких памятных охот.
Была середина ноября. По ночам морозило, а днем еще было тепло. По воскресеньям я охотился со своей западносибирской лайкой Дымкой II на белок. Надо было выполнять договор с заготконторой и стараться по чернотропу закрыть лицензию на куницу. Времени на хорей и норок не было. Однажды, в хороший солнечный день, возвратившись с работы домой, неожиданно для себя я решил съездить на пару часов до наступления темноты на один из лесных ручьев, где летом во время сбора ягод видел следы норки. Готовиться к охоте было некогда, и, положив в кармашек рюкзака десяток патронов и посадив в рюкзак собаку, я на мотоцикле поехал на этот ручей. Он на протяжении около километра протекал по лесу, а далее выходил на поля и впадал в деревенский пруд. Начав от поля, мы с Дымкой пошли в лес вверх по течению ручья. Следов людей и собак по берегам ручья не было, и это вселяло уверенность, что собака обязательно где-нибудь найдет зверька. Мы прошли почти всю лесную часть ручья и не только норки, но даже ее следов нигде не нашли. Оставалось проверить верховье ручья, но оно там было узким и очень мелким. В таких местах норки не живут. И вот именно тут неожиданно для меня Дымка нашла кого-то внутри поваленной ветром пустотелой осины. Осина лежала на берегу и с переломом в комле нависала над водой. В средней части ствола было небольшое отверстие. Судя по поведению собаки, хорь или норка находились внутри дерева ближе к его вершине. Зарядив ружье патронами с полузарядами мелкой дроби, я стал ударами палки по стволу осины выгонять зверька, не сводя глаз с отверстия в стволе. Норка выскочила из осины быстро, он не из дупла, а из перелома в комле. Из-за наступившей темноты я второпях не осмотрел перелом со стороны воды, а он оказался также пустотелым. Неуклюже, как лягушка, норка с высоты около метра шлепнулась в ручей и бросилась убегать по мелководью. Через две секунды стволы ружья уже ловили убегавшего зверька, но тут в секторе выстрела появилась собака. Набрав на берегу скорость, она вихрем в каскаде брызг догоняла норку. Еще мгновение, и охоте будет конец. Но этого не случилось. Норка резко повернула к берегу и скрылась под ним в нависших в воду корнях ольхи. Дымка с ходу головой сунулась в сплетение корней, но зверька не достала. Когда я по ручью подходил к ольхе, собака неожиданно выскочила из воды на берег и стала лаять на ольху куда-то выше себя. И тут же где-то там вверху застрекотала норка. Оказалось, что ольха была, как и осина, пустотелая от самых корней. Норка по ступенькам пустотелого ствола взошла от корней вверх и выглядывала через большое дупло на высоте более метра от земли. Когда собака бросалась к дуплу, норка уходила по стволу вниз, но стоило только собаке отойти от дупла, она снова выглядывала и стрекотала. Из-за наступившей темноты самого зверька внутри дерева я не видел, а видел неясно только его белые губы. Из-за опасения с близкого расстояния разбить голову и шею норки, стрелять пришлось чуть выше белых пятен губ. После выстрела собака сунула голову в дупло, а потом отпрыгнула от дерева и снова стала лаять. Решив, что убитая или раненая норка свалилась внутри дерева вниз к корням, я думал над тем, как теперь ее достать. Но тут норка как ни в чем не бывало снова застрекотала из дупла. Я еще шесть раз стрелял по этой агрессивной норке и ни разу даже не зацепил ее дробью. Сколько времени продолжалась такая чертовщина, я тогда не ощущал. Стало морозить, и взошла луна. Помня, что у меня кончаются патроны, я уже при лунном свете восьмой раз выстрелил чуть выше белых пятен. Дымка снова передними лапами бросилась на ствол ольхи, сунула голову в дупло и на этот раз вытащила из него мертвую норку. Дробью у нее отбило кончик губ и мочку носа, что почти не обесценило шкурку. Довольный охотой, я приехал тогда домой почти в полночь. А дома никто не спал из-за моего долгого отсутствия, считая, что у меня, скорее всего, отказал мотоцикл.
Второй неординарный случай был на заранее спланированной охоте, когда все было хорошо подготовлено и продумано. Один до боли знакомый всем россиянам деятель не раз, оправдываясь перед народом, говорил, что он хотел сделать «как можно лучше, а получилось как всегда» — хуже не придумаешь. Но эти «как всегда» получались согласно соответствующим сценариям, а вот у нас на данной охоте «как всегда» получилось неожиданно по воле «госпожи удачи». Такова уж охота. На ней очень часто случается непредсказуемое даже при самой тщательной к ней подготовке. В тот раз со мной на очередную воскресную охоту должен был поехать знакомый охотник, не имевший собаки. Ехать решили поездом и заранее оговорили план предстоящей охоты и необходимую для нее экипировку. Придя в воскресенье утром на вокзал, я увидел своего компаньона не одного, а с сыном. Димке тогда было лет двенадцать, и он должен был много часов, не отставая от нас взрослых, ходить по болотистой пойме лесной речушки, заросшей лозняком и крапивой. Мне было жаль парнишку, но Димка тогда не только не стал нам обузой, но и оказал нам большую помощь, чего нельзя сказать о его отце. По берегу речки мы прошли около двух километров, прежде чем лайка
Белка на противоположном от нас берегу наконец-то нашла норку. Место, где на большой глубине в земле под берегом скрывался зверек, было для его добычи тяжелое. Один бы я и не стал пытаться здесь что-нибудь сделать, но нас было трое, и мы решили действовать. Собака раскапывала землю на повороте русла с отвесным обрывистым берегом. Под берегом был подмыв с глубиной более метра. Из-за крутизны берега собака не могла сойти с него в воду. Для этого ей каждый раз приходилось отбегать от этого места вверх по течению, входить там в ледяную воду и оттуда уже плыть по течению к месту укрытия норки. Течение сносило собаку и не давало ей на плаву ничего сделать под нависшим над водой козырьком крутого берега. В болотных сапогах был только я, а потому и выгонять норку из-под берега предстояло мне. Валерия с ружьем наготове я поставил на нашем пологом берегу, а Димку метров на 50 ниже по течению за поворотом русла. Там был мелкий перекат с песчаным дном. Здесь ему отводилась роль наблюдателя. С длинным и тяжелым колом я должен был выгонять норку. Ружье пришлось повесить за спину. Долго пришлось болтать колом под берегом, пока не закричал за поворотом Димка. Валерий по берегу, а я по воде поспешили на перекат, но плывшая там норка не стала нас ожидать и ушла под береговой лед. Снова Валерий с ружьем стал напротив меня рядом с сыном, а я опять колом принялся выбалтывать норку из-под ледовых закраин берега. Несмотря на небольшую глубину, норка из-под берега на чистую воду не выходила. Когда же я решил передохнуть от выпавшей на мою долю черновой работы и случайно взглянул на берег, то увидел зверька, спокойно убегавшего по берегу рядом с Валерием. Закричав ему, я показал рукой на норку. Грохнул выстрел, и норка нырнула в воду. Стрелок не только проглядел выход норки из воды на берег, но и умудрился на чистом песчаном берегу промазать с 20 метров. Отчитав его за ротозейство, я снова колом принялся выгонять зверька из-под берега. Через какое-то время Димка снова закричал, что видит норку. Я так устал от тяжелого кола, что не стал и пытаться по воде бежать за поворот. Валерий прибежал туда оперативно в тот момент, когда норка подплывала к берегу, где стоял Димка. Снова грохнул выстрел, и снова промах. Белка в который раз переплыла на наш берег и нашла норку недалеко от Валерия в корнях береговой ольхи. Что только не предпринимали мы в этом месте, чтобы выгнать зверька. Не помогли даже наши синхронные подпрыгивания вверх. Земля вокруг содрогалась, но норка не выходила. По-видимому, вторым выстрелом зверек был ранен, а подранки залегают в укрытиях, как говорят, намертво. Времени идти по речке дальше и искать другого зверька уже не было, и мы вынуждены были идти на обратный поезд.
В этом же самом месте при охоте на норку несколько лет спустя произошел невероятный и труднообъяснимый случай. В ту осень почти не прекращаясь шли дожди. Реки и ручьи вышли из берегов и затопили поймы. Когда наконец дожди стихли и уровень воды понизился, в ближайшее воскресенье я отправился на речку с лайкой Вегой. Вода хотя и вошла в берега, но была еще глубокой и мутной, а земля была покрыта слоем скользкого ила. Вега старательно обыскивала оба берега, но ничего не находила. Ей это явно стало надоедать, и она несколько раз пыталась уйти в прилегающий к речке лес, но я ей не разрешал этого. Мы приближались к тому месту, где на повороте речки Валерий когда-то стрелял по норке. Решив сократить путь по скользкой траве, я заранее перешел по поваленной через речку ольхе на противоположный берег и, срезая большой участок русла, пошел прямо на тот памятный поворот. Вега осталась в поиске на левом берегу, и ей до поворота путь был намного длиннее. Подойдя к повороту со стороны крутого берега, где Белка находила норку, я стал напряженно всматриваться в противоположный пологий берег, надеясь на иле увидеть следы хоря или норки. Внезапно я почувствовал что-то у себя под ногами, а когда взглянул туда, меня всего передернуло от увиденного. У самых сапог медленно ползла к воде необычайно толстая змея. Голову ее я уже не видел, так как по крутому откосу она, вероятно, уже вошла в воду, а хвост все еще был на берегу возле моих сапог. Поразила меня не только толщина хвоста, но и его необычный серебристый оттенок и необычная для змей шероховатость. Что-то, в общем, знакомое, уже ранее виденное показалось мне в этом хвосте. Спустя несколько секунд, вспомнив, что в ноябре змеи не ползают, я вдруг понял, что вижу у своих ног хвост выдры. Понял и тупо смотрел, как хвост медленно сползает с крутого откоса в воду. Когда я полностью осознал происшедшее, в метре от себя под поваленной недавно елью с еще не осыпавшейся хвоей увидел в сухой траве вмятину от лежавшего здесь зверя, а чуть поодаль его уборную со свежими экскрементами черного цвета. Не желая, чтобы выдру зачуяла Вега, ибо это была бы пустая трата времени, я побежал по берегу, крича и свистя собаке. Все обошлось без задержек. Собака прибежала по противоположному берегу, переплыла ко мне и, не найдя возле меня ничего, явно казалась обескураженной. Она и не подозревала ничего о том, кого несколько минут назад видел ее хозяин. Тогдашняя встреча с выдрой объяснялась глубокой водой. По ней зверь пришел в эту речушку из реки Болвы, впадающей в Десну. При этом по речке выдре пришлось пройти через деревню. Вода стала спадать, а выдра назад в Болву уйти еще не успела. Рыбы и лягушек в речке ей было достаточно. С того дня прошло уже лет 15, и ни разу больше никаких признаков выдры в этой речушке я не видел. До сих пор не могу понять, как такой чуткий и осторожный зверь позволил мне подойти к нему на лежке почти вплотную, и почему в такой ситуации она не бросилась в воду, а медленно сползла в нее. У меня было достаточно времени всей ладонью надежно схватить ее за хвост. Удержал ли я бы в этом случае зверя, вертикально уходящего в воду с крутого откоса? Скорее всего, нет из-за конусности хвоста и короткой плотно прилегающей ости.
Хорь так же, как и норка, в лесу придерживается берегов ручьев и речек, но встречается в угодьях и вдали от воды. Он не живет долго на одном месте и кочует в угодьях в поисках мышевидных грызунов, являющихся основой его питания в позднеосенний и зимний периоды. Эмоциональность и спортивность охоты на хоря с лайкой также высоки. Весь процесс охоты на хоря и норку, обнаруженных лайкой в разного рода укрытиях, происходит почти в непосредственном контакте с самим зверьком. Это делает такие охоты особенно интересными. Даже лайки неизвестного происхождения с размытой наследственностью по хорю и норке работают хорошо. Этому способствует острый специфический запах следов и самих зверьков, исходящий из мест их укрытия.
В охотах на хоря и норку много общего, но есть и одно существенное отличие. Норку в узкой береговой полосе найти в укрытии не трудно даже молодой первопольной лайке, а вот поймать норку, не дав нырнуть в воду, даже опытной собаке удается редко. Найти хоря по чернотропу в местах, удаленных от воды, можно чаще всего случайно. В то же время в большинстве случаев выгнать его из укрытия и добыть значительно проще, чем норку. Ружье при этом не используется, так как зверька ловит сама собака. В литературе я не раз встречал при описании биологии лесного хоря, что к зиме хори уходят из леса к жилью человека, но никогда по пороше не видел следов этого зверька в сторону города, в котором зверьки городской популяции живут круглый год и выводят молодых где-нибудь под сараем или дровяником. И наоборот, много раз встречал в начале зимы следы хорей в таких удаленных от жилья человека местах, что нечего было и думать, будто эти зверьки рано или поздно уйдут из леса на городскую зимовку. Однажды в начале зимы вдали от жилья я увидел на лесной дороге следы хоря. Тут же за обочиной дороги хорь раскопал под снегом какую-то кочку и вытащил из нее на снег около десятка ужей. Одного он съел почти полностью, а остальные, остекленев от мороза, лежали на снегу как живые. Зрелище было впечатляющее. Решив, что сытый зверек скоро должен уйти в укрытие, я несколько часов потратил на этого хоря, так и не добрав его. Бросил я его след от того места, где он раскопал ужей, километрах в шести по прямой, а если учесть все его петли и зигзаги, то будет, наверное, не менее десяти. В сторону города хорь и не думал поворачивать, а шел все дальше и дальше в глубину леса. В середине и конце зимы следов хорей в лесу ни разу видеть не приходилось. В то же время дважды собаки находили хорей в прикорневых пустотах деревьев под снегом. В обоих случаях на поверхности снега никаких следов и признаков хоря не было. В одном случае хоря добыть удалось, а в другом нет, так как земля под снегом оказалась замерзшей и собака не могла раскопать подступ к убежищу зверька. По-видимому, лесные хори живут зимой под снегом и ловят там мышей. Аналогично живут в пустотах подо льдом и норки.
При охотах с лайкой на хорей также бывают интересные случаи. В рамках журнальной статьи всего не опишешь. Но об одном из таких случаев я вкратце расскажу. На берегу ручья в корнях гнилого пня русско-европейская лайка Пыж нашла хоря и стала раскапывать и разгрызать пень. Хорь так «надушил» в ответ на это, что я и сам без собаки ощущал его на несколько метров от пня. Пень находился в метре от воды, и когда хорь выскочил и нырнул в ручей, собака, копавшаяся в пне с противоположной стороны, запоздала в броске. У меня в руке был прут, которым я выгонял хоря из-под пня, но я не успел и взмахнуть им. Напрасно искал я глазами на поверхности воды пузырьки воздуха, указывающие подводный маршрут хоря. Их в тот раз нигде на воде не было. В недоумении простояв на берегу несколько минут, я уже хотел уходить по маршруту дальше, но тут хорь внезапно всплыл у берега в том же самом месте, где и нырял. Инстинктивно хлобыстнув по воде прутом и попав по хорю, я оглушил его. Пытаясь уплыть, он закружился по воде. В то же мгновение Пыж прыжком бросился в воду и вытащил хоря к моим ногам. Все это произошло так неожиданно и быстро, что показалось каким-то чудом.
В послевоенные 50-е годы в нашем районном центре жил врач рентгенолог Горохов, имевший пару прекрасных по экстерьеру западносибирских лаек. Он охотился с ними только на норок. В то время у нас в городе многочисленные охотники-лаечники охотились с лайками на белку и куницу. На многочисленную в те годы европейскую норку, не зная толком, что это за зверек, никто, кроме этого врача, не охотился. Самое интересное было то, что Горохов охотился на норок только ночью с фонарем «летучая мышь». Почему он охотился с двумя собаками именно ночью, я, тогдашний гончатник, спросить его не догадался. С двумя сработавшимися лайками продуктивно охотиться на норку можно прекрасно и днем. Собаки подстраховывают в работе друг друга, и норке уйти от них в воду очень трудно, но почему тогда врач не охотился на них днем, не знаю. Конечно, норку ночью найти собакам еще легче, чем днем. Но ведь, слыша приближающихся собак, она не будет их ждать на берегу и обязательно уйдет в укрытие. А из него при свете фонаря выгонять ее труднее, чем днем. Но эти две лайки и их хозяин были в этом деле профессионалами, так как за короткий срок до наступления ледостава добывали по нескольку десятков норок.
В эти послевоенные годы на наших районных выставках экспертизу собак проводил эксперт всесоюзной категории А. В. Федосов. Мой отец работал с ним до войны в Брянском лесохотхозяйственном институте. Среди преподавателей института они как охотники были в особо близких отношениях. Эти отношения поддерживались между ними и после войны, когда мы с отцом держали русских гончих. Как один из создателей заводской породы западносибирских лаек, А. В. Федосов поражал меня на выставках не столько прекрасным знанием этой породы, сколько глубиной знания ее аборигенных отродий. Лаек тогда на выставках было мало, но они были породными и достаточно однотипными. И, тем не менее, в каждой из них эксперт находил самые незначительные особенности экстерьера, характерные для той или иной аборигенной породы. Он с какой-то особенной теплотой рассказывал присутствующим на выставках об особенностях экстерьера этих пород, их охотничьих качествах, применении их на промысле коренными народностями Сибири. Таких экспертиз лаек после А. В. Федосова я никогда уже не видел.
В первые годы издания данного журнала дважды публиковались статьи этого «отца» западносибирской породы о воспитании и нахаживании лаек. В одной из этих статей он писал, что нахаживание молодых лаек надо начинать с белки, а уже работающую по белке собаку можно нахаживать по птице и другим объектам охот. Речь, конечно, не шла о лайках, специализированных по крупному зверю. Храня в душе самые теплые воспоминания об А. В. Федосове, я тем не менее не могу согласиться с его рекомендациями. Для себя я уже давно сделал вывод, что такая строгая последовательность в нахаживании лаек-мелочниц вовсе не обязательна. Лайка будет работать по всем объектам охот, которые интересуют ее хозяина. В противоположность лайке я никогда не советовал бы наганивать молодую гончую по лисице. От такого красногона в дальнейшем гонца по зайцу, и особенно беляку, не получится.
На последней Брянской областной выставке собак было немало гостей из других областей. В моей душе остался неприятный осадок от разговора с владельцами русско-европейских лаек из Смоленска. Они, восхваляя своих лаек ярославского происхождения, пренебрежительно отзывались о рабочих качествах московских и тверских (конаковских) лаек. Я ничего не могу сказать о ярославских лайках, судя по экстерьеру нескольких собак на Брянской выставке, лайки эти хорошие. Но есть пословица, что каждый кулик хвалит свое болото. Хвалит свое, но не хает другие. Я приобрел свою последнюю лайку от собак московской селекции 9 лет назад и все эти годы не имел никакой информации о качестве нынешних московских лаек. Дух коммерции, к сожалению, ощущается и в охотничьем собаководстве. Об этом свидетельствуют нынешние цены на щенков от классных собак. А это не способствует поддержанию высоких рабочих качеств племенных собак. Но тем не менее, проохотившись с московскими лайками три десятка лет, я очень доволен этими собаками и не верю в упадок их рабочих качеств. Для справки привожу достоверные факты относительно рабочих качеств своей последней собаки — русско-европейского Пыжа. За этой собакой из Москвы в Мытищи меня сопровождал московский эксперт по лайкам Г. Д. Мураченков. Мне предстояло взять в Мытищах щенка от его Боя. Четырехлетний Бой 5264/лрс уже имел 11 классных потомков, поэтому Григорий Дмитриевич не раз мне повторил, что за высокие рабочие качества моего щенка он ручается. А у меня не было никаких сомнений на этот счет. Я очень уважал и ценил этого исключительно порядочного и доброжелательного человека. Щенка я назвал Пыжом — в память о первой лайке В. Чернышева, которого я очень уважаю как охотника и писателя. Пыж рос на 4-м этаже в квартире. При каждой возможности я брал его с собой куда-нибудь за город. Однажды я собрался ехать за грибами и взял трехмесячного щенка с собой в лес. На границе Брянской и Калужской областей свернул с асфальта и по старой лесовозной дороге, с трудом проехав около километра, выехал на лесную травянистую поляну. Проехав через нее по некошеной траве, я оставил мотоцикл в молодых елочках и выпустил Пыжа из рюкзака на свободу. Он неожиданно и подозрительно шустро побежал по примятой мотоциклом траве через всю поляну на лесовозную дорогу, пересек ее и, углубившись в лес, поднял на крыло выводок глухарей. Через час в этом же районе леса он нашел и поднял этот же выводок вторично. Так сын Боя в трехмесячном возрасте подтвердил слова Г. Д. Мураченкова. По белке в таком возрасте нахаживать малыша я не стал, но, когда через месяц открылась охота по перу, стал ездить с ним на щадящие двух-трехчасовые охоты. За месяц таких охот я добыл с щенком на пожнях более десятка перепелов и по закрайкам полей пять тетеревов. Один из тетеревов упал подранком в густой липник и был пойман щенком далеко от места падения. В октябре и ноябре по воскресеньям я нахаживал Пыжа по белке. В декабре он начал работать по ней и сразу по поеди. До конца зимы успешно я и мои товарищи отохотились с Пыжом на белку. В мае годовалую собаку пришлось несколько раз свозить на поля, чтобы для будущих охот по перу укоротить поиск и отучить от гоньбы птицы. Обучение собаки велось по перепелу и коростелю. В середине июля трижды собаку вывез на луга, и там Пыж поработал по утке. Плавал и подавал с воды поноску он уже в 3 месяца. Поэтому после трехразовой работы по утке через неделю на областных испытаниях он получил первый полевой диплом по утке. В начале августа, когда я собирал грибы, он в лесном ручье нашел свою первую утку. В середине августа открылась летне-осенняя охота, и с нее, когда Пыжу был один год и четыре месяца, начались полноценные охоты с этой собакой. Чемпион породы Пыж надежно работает по всем пушным зверькам и в стиле спаниеля по любой дичи от перепела и коростеля до глухаря.
В вязках Пыж использовался очень мало и только в 2-летнем возрасте. На следующий год все брянские суки сошли с арены собаководства по старости. Тем не менее, все потомки Пыжа унаследовали от него прекрасные рабочие качества. Они работают по пушному зверьку, птице и копытным. С дочерью Пыжа — Смолкой Брянский эксперт И. П. Пантелеев на втором году жизни этой собаки за один сезон добыл 15 куниц. Вот такие рабочие качества русско-европейских лаек московских кровей. Я никому не поверю, что у ярославских лаек они выше. Такие же высокие рабочие качества были у всех моих московских западносибирских лаек.
В.Аристов
“Охота и охотничье хозяйство” №12 – 2002