Собаки Севера. – Кузина М.

Возможно, одной из наиболее древних собак Евразии можно считать лайку. Это собирательное название большой группы остроухих собак распространенных по всему северу и северо-востоку России. В изучении вопросов происхождения этих собак, как и в вопросах этногенеза коренных народов континента еще не поставлена точка. Но примечательно то, что при всей древности ее происхождения лайка осталась одной их самых примитивных собак. О терминах «лайка», «шпиц», «северная остроухая» тоже можно поспорить, но это не входит в задачи данного очерка, поэтому мы будем называть этих разнообразных собак лайками, а дискуссию о более точном термине отнесем на будущее.
Использовались эти собаки трояко. Первое – это охота на самых разнообразных зверей от белки до медведя, а на Дальнем Востоке и на тигра.
Вторым способом использования была работа в нарте. Стоит отметить, что примерно по Уральскому хребту можно провести границу древнего распространения ездового собаководства. Западнее Урала коренные народы только на Ямале изредка использовали упряжки, а все прочие лишь припрягали охотничьих собак себе в помощь после охоты или для переноски не тяжелого груза.
Начиная от Урала постепенно начинает практиковаться упряжное собаководство и рассматривая Дальний Восток, Камчатку, Чукотку, Лену, Яну, Индигирку, Колыму, Омолон мы уже могли бы увидеть богатые традиции ездового собаководства, неотрывно связанные с традициями коренных народов. Доказательствами этому служат многочисленные очерки этнографов, путешественников, государственных чиновников царской России.
Третьим направлением использования лаек было оленеводство. Пастушьи собаки стерегли и пасли стада северных оленей, проявляя при этом редчайшую выносливость и сообразительность. Без хорошей оленегонки даже несколько мужчин быстро выбивались из сил пытаясь справиться с небольшим стадом. Как выразился владелец оленьего стада на п-ове Ямал «мне одна оленегонка дороже двух зоотехников».
Самую большую по численности группу составляли конечно ездовые собаки. Оно и понятно – ни охотничьих, ни оленных собак не требуется столько для выполнения их работы. А ездовых одна средняя семья могла держать до 20 голов.
Естественная изоляция долго сохраняла стойко сформировавшийся генофонд уникальнейших российских собак. Но разнообразные новшества, приносимые цивилизацией, за последнее столетие жесточайшим образом подорвали качественный и количественный состав поголовья всех аборигенных лаек.
Начало этому процессу было положено присоединением северных регионов к России еще в 16-17 веках. Проходило это далеко не мирно, как иногда изображается в учебниках истории. К счастью, немногочисленные правительственные войска сумевшие добраться до этих отдаленных мест были больше озабочены сбором ясака (подать, оброк) с местного населения, и не стремилось изменять традиционный уклад их жизни. В дальнейшем присоединенные земли «окультуривались» и туда прибывало все больше русских — чиновников или ссыльных. А уже они привозили с собой множество собак культурных пород, которые бесконтрольно скрещивались с местными. Такое «вливание» конечно не шло на пользу местному поголовью. Но естественный и бессознательный искусственный отбор оставляли поголовье в течение времени более-менее жизнеспособным.
Но с началом двадцатого века ситуация резко ухудшилась.
Оленьи стада коллективизировали и люди потеряли интерес к добросовестной работе не только с собаками, но и с оленями. Система интернатов для коренных народов резко ударила по традиционному укладу оленеводов – терялись многовековые традиции собаководства и вообще ведения хозяйства на крайнем севере.
В 1947 году были приняты стандарты на четыре заводские породы охотничьих лаек, выведенных на базе аборигенных охотничьих собак. Казалось бы, что в этом опасного? Но в России ничего не проходит гладко. Так и здесь, чтобы повысить интерес охотников-промысловиков к новым собакам были приняты жесткие меры по «образованию» глубинки. Местных лаек признавали не ценностью, а только помехой на пути продвижения заводских пород. Их травили и отстреливали на шкуры как беспородных. С кинологической верхушки шло свое давление – запрещалась экспертиза аборигенных лаек. За выступление в пользу местных собак или попытку объяснить их ценность лишали звания эксперта.
Нужно отдать должное создателям заводских пород собак. Они удержали их от «скатывания» в шоу. Но при этом не смогли взять в толк, что лишили созданные ими породы их корней – многие аборигенные охотничьи лайки, послужившие базой для создания заводских пород, теперь потеряны или находятся на грани этого
Но хуже всего пришлось ездовому собаководству. Централизованным указом оно было признано экономически невыгодным, наносящим урон рыбной отрасли (во многих регионах собак кормили преимущественно рыбой, в том числе и красной – кетой, горбушей и пр.). Конечно, никто не принял во внимание тот факт, что в корм собакам шли те части рыбы, которые не используются или не ценятся человеком – голова и хребет. А транспорт, как более соответствующий лику великой державы было решено заменить на конный, а в будущем на механический. Описывать подробно невозможность использования конного транспорта на Камчатке, Чукотке, в бассейнах северных рек мы в данном очерке не можем, но собак было решено уничтожить. Вот как описывает этот процесс, проходивший на Камчатке Елена Панюхина: «В северных поселках отстрел вели варварски. Убивали псов не только по ночам, но часто и среди дня, на глазах у детей. Кровь на снегу, ободранные собачьи туши, умирающие в подворотнях раненые собаки. Страшная картина, но не преувеличенная. Приехав в Палану в 1974 году, я с ужасом наблюдала ее воочию. Я была тогда ребенком и могла только плакать от жалости и прятать, вместе с другими детьми, по подъездам щенков». Примерно то же происходило и в других «собачьих» районах.
Каковы же результаты этого почти сознательного и бессознательного столетнего собачьего геноцида на севере?
Как пример, хотелось бы привести результаты переписи 1926/27 годов. На тот момент на Камчатке насчитывалось около 35 000 ездовых собак. По данным Б.И. Широкого, в начале 90-х годов породных собак осталось не более 3-4 сотен. Сколько их сейчас – мы не можем сказать. Требуется обследование с немедленным принятием мер по сохранению породы, но оно баснословно дорого из-за высоких цен на транспорт.
На Чукотке осталось небольшое поголовье чукотских ездовых – около 700 на начало девяностых годов прошлого века. А сейчас?
В бассейне Амура – бывшем «собачьем государстве» сейчас распространение собак сократилось до нескольких небольших «гнезд» по непроверенным данным насчитывающих не более двухсот собак (по самым оптимистичным прогнозам), на 2000 год.
Охотничьи лайки если и сохранились, то в небольшом количестве, в глубинке, подальше от железных дорог и городов, но сведения о них больше напоминают сведения о единорогах.
Оленегонные лайки остались в небольших количествах на п-ове Ямал, в Мурманской области, в некоторых других местах распространения оленеводства, которое сейчас, к счастью, начинает медленно восстанавливаться, а следовательно, появляется и спрос на собак, которых энтузиастам удалось «передержать» во время неблагодатных времен.
Не исключена еще вероятность существования «аборигенного самоеда» — крупной, похожей на оленегонку собаки, о которой громко заговорили благодаря путешествию Фритьофа Нансена к Северному полюсу. Однако твердой уверенности пока нет – этот вопрос ждет своего исследователя.
Таково современное положение аборигенной лайки – многоликой и многогранной собаки Российского севера.

Марина Кузина