У меня две западносибирские лайки — Умка и ее дочь Дуська — Дульсинея. Хоть они и родная кровь, а очень разные. Не похожи ни по экстерьеру, ни по характеру. Умка — собака крупная, на ногах высокая, как и подобает сибирской лайке. Дульсинея, та чуть меньше, хвост серпом, в общем никакого экстерьера. Правда, зимой, когда она хорошо «выкунит», глядя на нее, скажешь: лайка как лайка. Небольшая, пушистая, игривая. В любой мороз лежит на снегу, свернувшись, как лиса. А ее мама выйдет из конуры покушать и враз затрясется, как вибросито. А пуху и шерсти на ней целый стог. Дуська ничего не боится, а мама, зайдя в автобус, сразу лезет под лавку, и ни гу-гу. С ней хорошо, она зайцем ездит.
Дуське всего два года, и никаких еще охот путевых она не видела: кабан, лось, медведь. Но она в том не виновна, ее хозяин теми охотами не увлекается. Этой осенью позволил Дуське подранков драть, ну тех, что протухли. В основном это были утки, которых она находила у берегов реки. Думаю, пусть ест, мясо ей тоже надо. Ну а потом, она уплывет за уткой на тот берег, а назад ни за что. Я со злости чуть не лопаюсь, а она зыр на меня и опять жрет. Сейчас надо отучать от вредной привычки, которую допустил хозяин. Тут еще есть одна особенность. Собака истощена, так как подцепила где-то глистов. Я уж замучился таблетки покупать. Кажется, совсем недавно выводил, а она снова, как доска стиральная. Мои первые лайки от уток даже отворачивали носы, и если ели, то только вареных. Не то, что эта.
Однако вернемся к нашей Дульсинее. В конце сентября мне захотелось проверить старые, почти забытые мной места. Когда-то там были хлебные поля и выводки косачей. Что там сейчас, подумал я, и мы пошли с Дуськой на разведку. Но старое эльдорадо меня больше огорчило, чем обрадовало. Я шел и вздыхал: «Поле, русское поле! Что с тобой стало!? Все кругом заросло».
Эх! Но об этом уже надоело говорить и спорить. Ясно одно: за это нас история по головке не погладит.
Мы шли чуть заметной тропкой, а когда-то здесь была дорога. Сейчас она никому не нужна. Подъедут к речушке, глянут, и назад. Что «Нива», что другой внедорожник сядет по самую крышу. Вот и ладненько, шептал я, так вам и надо, а то все перетоптали. Косача, глухаря долбят из окон машин, а чуть снег, то совсем зверюшкам покоя нет. Я все вспоминаю законы Кении: «Увидел браконьера — УБЕЙ». А у нашего охотинспектора машину и ту отобрали. Наверно, чтоб он им не мешал.
Со злости я послал всех пустобрехов к лешему и вышел на небольшую полянку, на которой росли молодые елочки. Стоп! Так тут идеальное место для рыжиков!
Подобно ищейке я опустил нос к земле и приступил к тихой охоте. Один, второй. У-у-у, целый выводок! Какие маленькие. Сырые от росы. Рыжие, почти оранжевые. Тихая охота меня увлекла, успокоила и повела от одной поляны к другой. Да! Места были неезженые, и рыжиков нетронутые мосты. Я за час насобирал полный рюкзак и, взяв направление к дому, пошел тихонько, удивленно поглядывая. Сколько я тут не был? Наверно, лет двадцать. Вот что значит прикипеть к своему путику. Все там и там. Места, где я собирал рыжики, были уж не такими дальними, там впереди шли деревни одна за другой: Ананино, Маланичи, Сульмаш и наконец наш город Чернушка. О, тут и люди ходили! И я, встав на тропку, пошагал по ней, сгибаясь под тяжестью моего груза. Вот я перешел ложок, зашел в густой и высокий березняк и, увидев блеск воды, удивленно остановился. Пруд? Может, утки есть? Но Дуська там уже шлепала, и никто не взлетал. Я подошел ближе. Вот это да! Огромные березы, сваленные крест-накрест, лежали в воде совершенно голые, белые-белые. Так это бобры их так ошкурили! Здорово, однако. У меня они только иву и осину едят, а тут, видно, нужда заставила. А нор-то нарыли сколько! Прямо на берегу, и никакого сообщения с водой. Опля! Но где моя Дуся? Я замер и прислушался. Где-то под землей послышалось «гав!» и стихло, определив местонахождение этого «гав», я подошел и, наклонившись, заглянул в разрытую нору. Там рычала Дуська. Но рычала она не очень долго. В речушке, что впадала в этот пруд, раздалось «бульк», и круги на воде показали, что хозяин норы из нее удрал. Эй, Дульсинея, выходи, он убежал уже. Дуська вылезла грязная-прегрязная. Ну ты и морда! Настоящая свинья. Пока я искал переход на ту сторону, Дуська вновь пропала.
Но вот она вышла из кустов, таща в зубах что-то черное и плоское. Иди ко мне. Еще ничего не понимая, я выдернул из зубов собаки это черноплоское. Ни фига! Бобровый хвост! Кто-то тут их уже ловит или стреляет. Интересно, местный или чернушенский? Дорога рядом, до города десять км, фыр — и тут.
Ладно, Бог им судья. Но почему бобры выбрали это место? Зачем им береза? Река Сульмашка вон какая. Ведь этот ручей, наверно, впадает в нее? Наверно, на той реке поселились другие семьи. Как быстро бобры наши речки освоили. Хотя, если верить ихтиологам, от их деятельности нашему хариусу приходит капут, из-за плотин он не может подняться на икромет, а отложенные икринки в этом болоте гибнут. Так почему их все же так много? Наверно, не стало естественных врагов: волк, енотовидная собака, лиса. И что главное, им хорошо, что мы не китайцы или вьетнамцы, которые жрут все подряд. Даже голодный студент его, бобра, не всегда ест. А выйдя из стен академии, говорит: «Фу, какая гадость!» И у нас голодный крестьянин его не ловит и не кушает, хоть сам дохнет с голоду. Да, умом Россию не понять! А в октябре я взял путевку на этого грызуна и вышел на промысел со своей Дульсинеей. Я по реке, Дуська впереди. Я капкан ставлю, а она проваливается. Паразитка. Из норы «бульк!» — и все. Стоят мои капканы, стоят. Да что такое! Так она их просто угнала. Да и капканы, что с ними? Насторожка опущена, а дуги на месте? Вот те, бабушка… Заклепы на дугах так заржавели, что я сомкнул их, применив силу. Ну Дуська, ну зверовая лайка. Сейчас ты у меня будешь по берегу ходить на поводке.
Так норы у Маланичей принесли мне горький урок: не давай собаке их рыть и тем более в них залезать, когда это совершенно не нужно. А в тот раз я перешел на другую реку и поставил на ней путевый капкан. И это было почти по перволедку. Их надо проверять почаще, но я что-то припозднился и, придя на место, его не нашел. Но тут моя добрая и зверовая Дуся нос в землю и нырк под берег. Я на животе к ней. А там из норы бобровая задница торчит. Молодец Евдокия! Дай поцелую!
А ее мать, большая и трусливая, за одиннадцать лет ни разу в нору не провалилась. Может, тогда у нас бобров не было? А может, она только по птице. Не знаете? Так заведите и попробуйте! Делов то!
В. Проявин
«Российская Охотничья газета» №45 – 2008