Мои четвероногие помощники.

«Снова выплыли годы из мрака,
И шумят, как ромашковый луг,
Мне припомнилась нынче собака,
Что была моей юности друг»
С.Есенин

НЕЛЬКА
О, как давно это было, дорогие читатели. Сказать точнее, в конце пятидесятых — начале шестидесятых годов, когда, окончив охотоведческое отделение зоотехнического факультета Иркутского сельхозинститута, попал на работу в деревню Коршуниха Кирово-Чепецкого района Кировской области. Я сам выбрал это место назначения, так как люблю среднюю полосу Европейской России с ее тёмными ельниками, светлыми березняками, желто-зелеными сосняками, небольшими речушками, пойменными озерами, в заливах которых плавают на темной, почти чёрной воде круглые листья кувшинок и белеют, иногда покачиваясь от проплывшей мимо рыбы, красивые розетки их белых цветов, неправильно называемые в народе водяными лилиями, где на покрытой ряской воде кормятся утки-чирки, широконоски и кряквы, где ухает и угукает в темной ночи филин, а над зарослями рябины кружат в сентябре — октябре крикливые стаи дроздов-рябинников.
В Кирове я бывал тогда редко, раз в месяц, отчитываясь начальству о проделанной работе. В деревне моих сверстников было мало, так как большинство из них бежало от «привольной» колхозной жизни в город, где за работу платили деньгами, а не трудоднями.
Обходя как-то осенью свои охотничьи владения, я встретился на лесной дороге с человеком уже пожилого возраста, одетым в телогрейку, обутым в болотные резиновые сапоги и с ружьем за плечами. Я не люблю, когда в глухом лесу внезапно встречаются незнакомые люди, и обычно всегда сторонюсь их. Но этот смотрел на меня так дружелюбно и приветливо, глаза его были так бесхитростны, что я тут же отрекомендовался и протянул ему руку. Встретившийся мне охотник, как выяснилось из разговора, был председателем местного Малоконыпского колхоза, инженером-строителем по образованию, посланным сюда из Кирово-Чепецка, где работал, на поднятие дел в колхозе. Надо сказать, что дела в колхозе под его руководством шли, видимо, хорошо. Крестьянам выплачивалась ежемесячно зарплата, а не трудодни-палочки. Многие жители строились заново, что уже говорило о том, что насиженное место не будет брошено. Возвращалась потихоньку, помыкавшись в городе, и молодежь.
До вечера мы с Вячеславом Григорьевичем поохотились, убили по паре зайцев, которых тогда в тех местах было много, и уже в темноте, когда заморосил дождь со снегом, пришли к нему в деревню. Прежде, чем сесть за ужин, Зволинский пригласил в гости жившего неподалеку учителя истории Петра Степановича Шарыгина. У него была, оказывается, собака, хорошо работавшая по зайцу. «Какой породы?» — спросил я. «Да никакой, — был ответ. — Завтра пойдем на охоту — сам увидишь, что за порода».
Часов до двух ночи мы проговорили со Зволинским об охоте, о жизни, о поэтах и, наверное, говорили бы до рассвета, но пришла его жена и развела нас на покой. Когда я подошел к широкой кровати, на которой мне предстояло спать, то подумал, что без лесенки на нее не взобраться — так высока была эта постель. Но хозяйка, словно прочитав мои мысли, сказала: «Не бойся, это просто пуховая перина хорошо взбита, ложись, и она станет низкой». Я боязливо попробовал лечь и сразу утонул в перине, которая объяла меня со всех сторон. Уснул мгно-венно, не накрываясь даже одеялом, а проснулся от побудки хозяина.
Быстро попив чайку, мы забрали ружья и у крыльца сразу же увидели собаку, с которой нам предстояло охотиться. Это была Нелька Шарыгина, черная невысокая дворняжка со средней величины шерстью. Уши ее висели, как у гончей, низ живота и лапы были подпалые. Кровь гончей собаки, судя по окрасу и форме ушей, в ней явно была. Хозяин ее был как-то безучастен к походу в лес, не радовался ни свежевыпавшему снежку, ни предстоящей охоте. Зато Нелька прямо рвалась в лес. Увидев, что мы свернули в проулок, она весело глянула на нас своими черными глазами, задрала хвост серпом и помчалась к видневшимся впереди мелочам. Войдя в лес, Вячеслав Григорьевич предложил нам остановиться и покурить, а собака тем временем, дескать, поднимет зайчишку. «А помогать ей поднять зверя не нужно?» — спросил я. Зволинский засмеялся: «У нас не московские лодыри! Наши собаки сами все делают: и поднимают зверя, и гоняют его весь день, а то и ночь до измора, пока тот сам не упадет». В этом я вскоре убедился.
Тихо было в лесу, только изредка где-то печально посвистывали снегири, объедая калину, да чечёкали на ближайшей березе чечётки, обирая семена. Не успел я докурить сигарету, как где-то далеко-далеко послышалось визгливое тявканье собаки, перемещавшееся с голосом влево. «Всё, парни, становись на перехват», — молвил Григорич. Я пробежал метров сто на голос собаки по лесной тропинке и, увидев впереди след зайца и гнавшей его собаки, остановился. «Заяц прошел уже здесь дважды, пройдет и третий, и четвертый раз обязательно, если Нелька не сколется», — подумал я, приготовился к выстрелу и стал осторожно осматриваться. минут тридцать собака гавкала где-то очень далеко, потом минут пять была перемолчка, и я решил, что хваленая псина скололась, то есть потеряла косого, но нет, голос собаки послышался снова и стал приближаться. Внезапно слева, метрах в тридцати показался белый комок, который быстро катил ми-мо. Я поднял ружье и ударил из правого ствола. Заяц не упал, а сел. Дробь, наверное, прошла чуть впереди морды. Я стукнул из левого ствола, зайчишка упал и даже не дрыгнулся. Подобрав добычу, пушистую, белую и такую красивую, как сам снег, отрезал пазанок от задней лапы зверька и бросил подбежавшей собаке. Нелька моментально схрумкала подачку и, благодарно взглянув на меня, снова ушла в лес.
Подошли друзья, поздравили с полем. Мы решили пройти вдоль мелочей по дороге, ведущей в соседнюю деревню Игумново, позвали Нельку, но ее и след простыл. «Уж не домой ли убежала, выполнив работу?» — за-метил я Зволинскому. — «Нет, теперь ее из ле-са не вытащишь, — улыбнулся он. — Сейчас снова поднимет зайца». Он, видимо, хорошо знал повадки собаки, так как минут через пятнадцать Нелька снова подняла косого и ушла за ним в болото, где крутилась по густому ивняку. Долго мы не могли перехватить зайца: то рядом проходил, а мы, мельком перевидев его, не стреляли, то шмыгал чуть не под ноги, и мы мазали. Наконец Вячеслав Григорьевич стукнул зайчишку почти в упор, сильно разбив его выстрелом.
Почти совсем не устав, мы бодро шагали по лесной дороге. Смеркалось. При выходе из леса, почти у деревни собака наша вдруг снова заголосила, и Шарыгин, перехватив зайца на первом круге, стукнул его. Так закончился мой первый охотничий день у де-ревни Малый Конып.
Мы расстались, и я, вспоминая все перипетии дня, уже подходил к деревне Коршуниха, как вдруг остановился, услышав сзади какой-то шорох. Я оглянулся и увидел Нельку. Она махала хвостом и дружелюбно смотрела на меня, словно говорила: «Не прогоняй меня! Провожу тебя до дома, узнаю, где ты живешь, а потом вернусь к себе». Я был очень рад, что собака так, с первого взгляда, как говорится, привязалась ко мне, совсем незнакомому, человеку. Надо сказать, что постепенно она стала моей домашней собакой. Выходя утром с ружьем за плечами из дверей избы, я всегда встречал приветствующую меня маханием хвоста Нельку. Мы бродили с ней по лесам чуть не каждый день, и каждый раз я приносил хорошую добычу: двух-трех зайцев, лисицу, а иногда и енотовидную собаку, которых она находила под кучами хвороста, стогами сена, корнями вывороченных елей.
Три года я жил и работал в Кировской области, три года Нелька исправно кормила меня зайчатиной. К сожалению, пришлось покинуть дорогой моему сердцу Вятский район и уехать на житье и работу в Подмосковье к старикам-родителям. Как мне потом писали знакомые из Малого Коныпа, Нелька после моего отъезда около месяца жила под крыльцом моей избы, потом куда-то исчезла, но раз в неделю прибегала проверить, не приехал ли я, а затем и вовсе исчезла из деревни. Съели ли ее волки, подохла ли она от тоски — не знаю. У меня же она осталась навсегда в памяти как лучший друг и помощник.

ВЕТКА
После моего приезда с женой и грудным сыном летом 1961 года на жительство в Подмосковье. в свое родовое гнездо в поселок Салтыковка, я устроился работать охотоведом в Центральную охотоустроительную экспедицию при Главокоте РСФСР. Работа была интересная, поскольку позволяла знакомиться с природными условиями лучших охотничьих хозяйств центральной, южной и приуральской России-матушки, повстречаться со знатоками охоты и охотничьего дела и многому научиться у них. Плохо было одно: первенец мой Андрюша рос, по сути дела, без отца, а это могло отразиться на его воспитании. Пришлось уйти с работы в экспедиции и устроиться в Совет военных охотников Центральных органов Министерства обороны. Здесь тоже приходилось ездить по командировкам, хоть и часто, но ненадолго. В те хозяйства, где не проводились «великокняжеские» охоты, можно было брать с собой ружье и охотиться (заодно проверяя деятельность егерей) не на всех зверей, конечно, а в основном на мелочь — зайца, белку, горностая, куницу, норку. Кое-где куницы было порядочно, белки, когда были урожайные годы на шишку, тоже.
Жить и охотиться без собаки было скучно, недобычливо, и я купил у знакомых охотников чистокровную западносибирскую лайку, которую назвал Веткой. Вез малютку-щенка домой за пазухой, и когда выпустил в комнате на пол, малышка сначала почесала себе лапой за ухом, в потом вопросительно посмотрела на собравшихся вокруг нее и заскулила. Жена налила в блюдце молока, она неуклюже подошла к нему и стала лакать, но, видимо, неудобно блюдце скусывать. Щенок наступил передними папами на край блюдечка и, разумеется, топи опрокинул его на себя, пролив чуть не все молоко. Жена хотела было вытереть мокрое место и налить молока еще, но крошечная псинка не потерпела такого вмешательства в свои личные дела. Маленькими и острыми, как иголки, зубками она вцепилась жене в палец, та отдернула руку, но с опозданием — на одном пальце выступили две капельки крови. Позже так было всегда: если Ветка получала очередную порцию еды, подходить близко к миске, а тем более отбирать ее в это время было опасно Я сознавал, что собака права, отстаивая свои законные интересы, не ругал и не наказывал за это.
В начале ноября собаке исполнилось полгода. Пора было приучать ее к лесу, хотелось также посмотреть как она отреагирует на свою основную добычу — белку, искать ее. Хотя урожай шишки и на ели, и сосне в тот год был плохой, я на выходные поехал во Фрязевское охотхозяйство смотреть способности собаки по белке, погонять ее как следует в лесу, познакомить с лесными запахами, В вагоне электрички пришлось познакомиться с очень нежелательным пороком в характере моей воспитанницы: она оказалась очень злобной к чужим людям.
Помню, одна дама, увидев Ветку, воскликнула: «Ой, какая красивая собачка!», хотела ее погладить, а Ветка в ответ на такую любезность вцепилась даме в рукавичку зубами. После этого случая я всегда держал собаку в общественном транспорте за поводок у самого ошейника, а людей, хотевших погладить собаку, просил не делать этого. Злобна Ветка была к чужим людям везде, даже в лесу. Встречавшихся в ноябре грибников (есть такие сумасшедшие любители, бродящие с грибными корзинками чуть не по снегу) она облаивала так злобно, что обычно слышался визг или крик о помощи. Безусловно, это был большой недостаток (с одной стороны), зато, когда я ночевал в лесу один у костра, то никого и ничего не опасался.
Приехав в охотхозяйство, переночевал в домике у начальника — Николая Ивановича Дубакина, Утром, когда стало светать, пошел с Веткой в лес, точнее, в те места леса, где росли соснячки. Я шел по прямой просеке, а собака бежала метрах в ста впереди. Вдруг она задрала нос кверху, даже привстала на задних лапах и быстрым галопом ускакала в росший здесь соснячок. Пришлось замедлить ход и остановиться в ожидании собаки. Прошло минут десять, а Ветка как пропала. Потом метрах в трехстах от меня, правее и впереди послышался голос собаки. Неужели сработала белку, — подумалось мне. И я бымтро побежал на тявканье. В старом ельнике, росшем вперемешку с сосоной, стояла внимательно следя за кем-то Ветка и лаяла. Я внимательно вгляделся в крону и увидел белку. Не обращая внимания на собаку, та спокойно сидела на сучке и шелушила шишку. Выстрел — и белка, цепляя ветви, полетела вниз. Подскочив к упавшему зверьку, милая моя собаченька быстро пробежала по его спине передними зубками, видимо страхуя, чтобы белка не убежала, и положила ее на то же место, где она упала. Отрезав скательный сустав задней лапки, я угостил Ветку, она, моментально проглотив его, галопом пошла дальше. Минут через двадцать Ветка так же безукоризненно, как старая, опытная собака, сработала еще несколько раз, и я убедился, что у меня очень талантливая помощница. «Тебе достался клад, а не собака» — сказал мне Николай Иванович, когда я рассказал о всех перипетиях дня. И это была правда. Осмотрев моих отстрелянных белок, он заметил, что зверьки эти не местные белки с горболысинкой, то есть с красновато-коричневым ремешком на спине, а пришлые откуда-то с северных областей. «Видишь, они серо-голубые». Эта его догадка подтвердилась. В Костромской, Ярославской, Вологодской областях лучшие охотники добыли тогда за сезон всего по два-три десятка белок, а около Москвы более ста.
Надеясь, что на будущий год белка у нас в Подмосковье возможно будет (не всю же пришлую перестреляли), я с нетерпением дожидался нового сезона охоты. И когда он наконец наступил, снова поехал во Фрязево к Н.И.Дубакину, но он меня разочаровал: «Белки нет!».
Я не поверил и пошел в лес. Обойдя все лучшие беличьи угодья, не увидел даже беличьего следка (дело было уже по пороше). Уныло возвращаясь на базу без выстрела, с собакой, которая тоже выглядела какой-то понурой, я в одном месте вдруг увидел беличий след утренней давности. Ветка моя, до этого бывшая вялой, приободрилась, глянула на меня и галопом ушла краем леса, где протекал ручей. Скоро послышался азартный лай моей любимицы. «Что за притча?) — подумал я и поспешил в сторону лая, а когда почти подошел к собаке, увидел странную картину. На краю леса, словно выйдя из него, стояла старая нерусская сосна с кроной, как гриб сыроежка. К ней, чуть левее от меня, вели беличьи следы, да не один, а четыре-пять. Вот это да! Не было ни гроша, да вдруг алтын!
Придя вечером на базу, я показал Н.И.Дубанину свою добычу. Еще больше, чем он, удивились на другой день собравшиеся на какую-то работу егеря хозяйства. «Твою собаку нельзя сюда пускать — она и под землей, видно, зверя сыщет». Я рассмеялся шутке и одновременно порадовался этому комплименту.
На второй год после урожая шишки я снова приехал с Веткой в эти места. Белка была. но очень мало. Еще через год зверек стал по являться, однако охотиться при таком урожае не имело смысла.
Встретился мне на работе начальник Виноградовского охотхозяйства, расположенного в пойме Москвы-реки, Алексей Фёдорович Кондратов. Он предложил приехать к нему. «А что мне делать на лугах с лайкой поздней осенью? — удивился я. -Белки-то там нет наверняка!» — «А ты всё-таки приезжай, Алексей, найдем зверя получше белки,» -убеждал меня Федорыч. Товарищ мой говорил какими-то загадками. Но когда подошел ноябрь, решил все-таки съездить.
Переночевав у него в пятистенном; деревянном доме в поселке Виноградове, утром, чуть рассвело, пошли в луга. Неуютно в лугах в такую пору. Ветер пронизывает насквозь не только шерстяные перчатки, но и военный бушлат на вате. Пусто кругом, лишь кое-где увидишь пролетающую куда-то ворону. Собака сначала бежала недалеко впереди, лотом, когда стали подходить к первому стогу, скачками понеслась к нему Было видно, как обошла его кругом, что-то обнюхивая, затем галопом понеслась к дальнему стогу. Мы продолжали путь к руслу речки Старая Нерская, где стогов было несколько, но собака исчезла. Подумали, что Ветка забежала за стог, но она не показывалась уже полчаса, и мы, промерзнув на ветру, двинулись туда, рассчитывая хоть погреться около сена. Собаки не было. иКуда же она подева-лась?» — удивлялся я и вдруг услышал доносившееся из-под стога, поставленного на катки, приглушенное рычание и какую-то возню. Собака, задом и лежа на земле, что-то тащила за собой в зубах. Когда показались чуть-чуть задние лапы собаки, я ухватился за них обеими руками и вытащил Ветку, а за ней и енота, которого она держала зубами за шею. Собачка никак не хотела расставаться с добычей, но я поднес к ее морде часть своего обеда кусок хлеба с салом, и она выпустила зверя.
В ту позднюю осень и начало зимы мы добыли с Веткой около десятка енотов, и я хорошо заработал. А однажды моя любимица помогла мне добыть даже лисицу. Получилось это случайно в том же Фрязевском охотхозяйстве, про которое я уже рассказывал.
Добыв как-то несколько белок, мы возвращались на центральную базу В одном месте дорога проходила недалеко от старые лисьих нор. Я часто здесь проходил, но лайка только обнюхивала отнорки и следовала дальше. В этот раз Ветка, убежав обнюхивать старые норы. не возвращалась. Пришлось идти к ней. По следам было видно, что утром здесь занорилась лисица, и Ветка, не выдержав близкого звериного запаха, полезла в отнорок. Заглянув в темное отверстие, я увидел белые собачьи штаны, удаляющиеся вглубь. «Что-то будет?» — подумалось вдруг, и я на всякий случай взял наизготовку ружье. И туг метрах в трех от меня из заросшего пожухлой травой другого отнорка выскочил ярко-красный лисовин? Я стукнул совсем рядом из правого ствола, но промазал. Потом, когда лисица была уже метрах в десяти, — из левого, и зверь лёг. Следом за лисицей из норы, вся облепленная песком, вылезла Ветка, подбежала к тушке лисицы, обнюхала ее и отошла очень равнодушно в сторону. Возвращаться с охоты с хорошей добычей было очень радостно.
Кроме злобы к незнакомым людям, у собаки был еще один недостаток, она равнодушно относилась к следу, даже свежему, куницы. Но этот недостаток нисколько не умаляет прочих ее достоинств.
Лет в восемь Веточка моя стала плохо слышать, потеряла чутье и страсть к охоте. Я определил ее на пенсию, и она прожила у меня еще лет пять, подохнув от старости. Я закопал ее в саду под яблоней. Место это сейчас не помню, но сама собачка хранится у меня в памяти, и я вспоминаю ее всегда как лучшего своего друга и помощника. Друзей забыть невозможно.

АСТА
Так звали мою последнюю собаку-лайку, которую я завел и держал, когда уже работал начальником отдела охотничьего хозяйства РСФСР. В Совете военных охотников, где я трудился до этого, у меня осталось много знакомых, которые всегда с радостью принимали меня, когда я наведывался к ним в гости. Однажды приехал к Анатолию Григорьевичу Ильичеву в деревню Протасове, что на Фряновском шоссе. Вечером мы долго беседовали о том, что охотник стал не тот. «Приедут, — говорил он, -и подавай им лося. Ну если выставишь им зверя, а они промажут, то сразу жалуются в Совет, что зверя нет и обслуживание плохое». — «Да нет, Анатолий Григорьевич, — возражал я ему, такие только из генералов и полковников, а среди низших чинов офицерских есть большие любители и знатоки охоты и на зайца, и на лисицу, и на белку, особенно из тех, кто родился или служил в Сибири. Хорошие есть мужики» Он согласился с этим и тут же рассказал о молодых военных — сибиряках, которые учились в Академии им. Фрунзе и приезжали к нему на охоту. «Толковые ребята! Видать, с промыслом с детства знакомы. С такими приятно и работать», — заключил Григорьич.
Легли спать поздно, все чаи гоняли Утром Григорьич разбудил меня и после краткого чаепития хотел было проводить на остановку, но вдруг стукнул себя по лбу и сказал: «Слушай, моя собака Аста, лайка, знаешь ее, месяц назад ощенилась. Не знаю, куда щенков девать. Она ведь у меня без родословной, а всем, кто за щенками приезжал, подавай родословию .Пойдем, покажу!» Он привел меня в бревенчатую пристройку к дому, называемую шутливо «шалашкой», где стояли стол, две кровати, две скамьи и печка буржуйка. Навстречу нам поднялась лежавшая на подстилке из войлока Аста, рыжеватая западносибирская лайка. За ней ковыляли четыре таких же рыжих щенка со стоячими ушками и хвостиками-колечками Щенки были до того хороши, что я невольно воскликнул «Да это не лайки, а прямо лисички-сестрички из русской сказки!» — «Нравятся? Забирай одного на твой выбор», — предложил хозяин. Малютки были проста прелесть, такие красивые и ласковые, что отказаться было просто невозможно Я выбрал сучонку, умильно смотревшую на меня своими карими глазёнками, и положил за пазуху Ильичёв проводил меня до остановки и, посадив в салон подошедшего автобуса, помахал на прощание рукой.
Когда я привёз щеночка домой, сыновья пришли в восторг от этого маленького существа, до того он, в противоположность Ветке, был ласков и боязлив. На семейном совете мы решили назвать нашу лаечку Астой, как и ее мать.
К осени моя питомица была уже взрослой собакой, красивой, но одетой недостаточно хорошо, за что жена звала ее «балериной».
Это и понятна: жила она в теплой квартире, где даже пол был горячий, а поселить собаку во дворе многоквартирного дома, на улице, было невозможно: могли украсть или отравить. К сожалению, большинство наших соседей не любило собак вообще, хотя наша Аста никому не мешала, даже ни на кого не лаяла.
Зима в тот год легла рано, и седьмого ноября был первый хороший зазимок. Снегу навалило по щиколотку. Я этим воспользовался и поехал к своему давнему знакомому Николаю Ивановичу Дубакину во Фрязевское охотхозяйство. Переночевав на центральной базе, что в шести километрах от деревни Есино. yтром мы пошли с Астиком в лес. Шишки в тот год и на сосне, и на ели было снова мало, а потому и белки тоже немного. Проходив часа три, увидели наконец беличий след и поедь белки под сосной. Аста моя как-то неохотно гавкнула на сидевшего на верху сосновой кроны зверька. Я стукнул его и решил посмотреть, как будет вести себя собака. Та подбежала к свалившейся белке, обнюхала её без всякого азарта и побежала по тропе дальше, где начинался ельник. Скоро попался еще один беличий след. пересекавший моё направление справа налево. Асты не было, я стал ее звать, думая поставить на след, но собака как в воду канула.
Минут двадцать я поджидал лайку. Когда замерз, стал звать ее к себе, но все мои старания привлечь своего помощника оказались тщетны. Пришлось идти по собачьему следу и узнавать самому куда делся мой четвероногий друг. На пути попались еще, потом еще два беличьих следа, но Аста пересекла их и ушла по прямой дальше. Скоро спина моя взмокла от пота, а собачий след вел дальше, Туда. где чуть белел просвет в сплошном еловом лесу. Я был почти на кромке елового массива, когда наконец услышал азартный собачий лай и бросился бежать на него. И тут внезапно увидел куний след, по которому прошла Аста. Ещё немного, и собака хорошо видна. Она бегает взад-вперёд, к чему-то принюхиваясь на земле, затем, подбежав к ели и царапнув ее когтями передних лап, начинает облаивать кого-то. «Неужели куницу? — радостно бьется мысль. Осторожно подхожу и всматриваюсь в вершину кроны. И тут замечаю, как темный крупный зверек поднимается выше и, затаившись и от собаки, и от меня. смотрит вниз, чуть опустив голову. Аста лает азартно и зло, не переставая. Целюсь по зверю и нажимаю на спуск. После выстрела вижу: темное тело зверька, цепляясь лапами за сучья, летит вниз, падает. Ас-точка, придавив зубами голову своей добычи, бросает ее на снег. Я радостно поднимаю куницу и, взяв за задние папки, встряхиваю. Долго не могу налюбоваться пушистым темным зверем с ярко-желтым горлышком. Выбираю валежину получше, стряхнув с нее как следует снег, сажусь обдирать, а Аста. пока я занимаюсь своей работой, разгребя до земли снег, ложится отдыхать. Так в тот день была сработана Астой ее первая куница, и она не была последней. После добычи первой куницы моя питомица работала точно так же и по всем остальным, и на ее счету их было порядочно. Плохо только, что она совсем потеряна интерес к белке, а потому приходилось ездить с ней далеко от дома, в места, где была куница.
Однажды мы с Астой пережили на охоте даже отголоски Карпатского землетрясения. Дело было так. Приехав в очередной раз во Фрязевское охотхозяйство, где нас, как всегда, приветливо встретил его начальник Н.И.Дубакин, я был разочарован. «Здесь, в районе Есина и охотбазы, ни белки, ни куницы нет»..- обрадовал он меня. — Сходи-ка ты в обход егеря Боборуева Алексея Ермилыча, что у деревни Минине. Он рассказывал недавно, что у него в обходе появилась куница. Может, хоть следы увидишь».
Я так и сделал. Встал, когда было еще темно, и предупредил, что если охота затянется до вечера, то ночевать буду в лесу, чтобы не тратить время на дорогу туда-обратно. Зимний день ведь короток, каждая минута на счету. По пороге к Минино мне повезло: собака все же облаяла четырех белок, и я убил их. Стало уже темнеть, а куньего следа мы с Астой так и не нашли. «Пойду завтра на север лесом по ельникам, а заночую сегодня прямо здесь», — решил я. Срубил сухую осину, разрубил ее на части, набрал еловой ветоши и развел костерок прямо под большой разлапистой елью. Разрыл стоящий рядом муравейник и лег в эту ямку. Земля под муравейником была сухая и незамёрзшая. Под мой бочок улеглась Аста, приятно согревая своим пушистым телом. Внезапно послышался шум, какой бывает от приближающегося порывистого ветра или сильного дождя, хотя небо было чистое и ничто не предвещало ненастья. «Вот ещё, не хватало ни того ни другого)- с досадой я высказал мысли почти вслух. Где-то недалеко рухнуло подгнившее дерево. С ветвей закачавшихся елей посыпался снег. Закаркали и залетали, видимо, спавшие на моей елке вороны. Одна приблизилась прямо к костерку и, сев на еловую лапу, истошно заорала, наверное, думая, что это я устроил ночью такой переполох. Какой-то гул прошел под землей, и все опять стихло. «Что за чудо? — думал я. не понимая ничего из произошедшего. — Асточка, может, ты знаешь, что случилось? — спросил я вскочившую тоже собаку, но она только посмотрела на меня своими добрыми глазами, лизнула меня в нос и снова свернулась калачиком. Хоть зимняя ночь длинна, до утра я не сомкнул глаз.
Когда стало светать, тревожный ночлег наш кончился, и мы без сожаления покинули негостеприимное место. Путь наш лежал через лесной массив по просеке, и уже был виден просвет впереди, когда неожиданно нашу дорогу пересекли свежие следы куницы. Аста уткнула нос в отпечаток, несколько раз фыркнула и галопом помчалась куда-то в сторону, а не вдоль следа. «Ошиблась моя собаченька» — подумал я, но тут же услышал вправо от себя и чуть сзади лай собаки. Аста лаяла не обычным своим голосом, а как-то грубо, как на большого зверя, лося например, лают лайки. Я стал продвигаться на лай и недалеко от опушки леса увидел собаку, облаивающую кого-то на средней величины ели. Долго пришлось просматривать все густые и тёмные места на вершине дерева, пока я заметил около самого ствола беличье гайнышко, хорошо укрытое кругом свежими еловыми веточками. Кто там в этом гайне? Бог его знает, но надо стрелять, и я ударил по темному пятнышку гайна четвёртым номером дроби. Посыпался снег, сор, но никто из беличьего гайна не выскочил, ничто оттуда не вывалилось. Придется лезть, но как? Ель без сучков внизу, а если какие и есть, то они сразу обломятся и очень коротки.
Рядом стояла другая ель, и ее зеленые ветви достигали ветвей первого дерева. 3алезу-ка на эту, а там попробую перелезть с дерева на дерево. Попытка увенчалась успехом, но не так просто, как хотелось. Пришлось подтянуть за ветви ель, на которой было гайно, хорошо ухватиться, а потом прыгнуть. Как я не рухнул вниз — не знаю. Просто повезло, а рисковал здорово. Вот еще чуть-чуть подлезть, и можно достать рукой гайно, и вдруг вижу на сучке спирально свернутый кал куницы. «Здесь она, голубушка! Наконец я достаю, разодрав пальцами гайно, теплое пушистое тельце крупной куницы, расстегиваю ворот рубашки и бросаю ее. Прямо к животу. «Вот это удача! — радуюсь я, спускаясь с елки. Обнимаю умную свою помощницу и ласково ей шепчу: «Кормилица ты моя хорошая! Спасибо за работу! Потом достаю из рюкзака два бутерброда с салом, ем сам и угощаю собаку.
Я бы совсем забыл о своих ночных тревогах с качанием деревьев, криками воронья и подземным гулом, если б, сев в электричку, не услышал про землетрясение в Карпатах, отголоски которого докатились до Подмосковья. Слава Богу, у нас эти отголоски не принесли никакого вреда, а мне подарили счастье на охоте.
Жизнь Асты оказалась очень короткой, всего четыре года (она погибла от чумы). Но и за это время я с ней за зиму в Подмосковье ежегодно добывал трех-четырех куниц. Одна кунья шапка, уже изношенная, еще хранится у моей жены, и, когда зимой она ее надевает, мы вспоминаем нашу милую Асту, кормилицу семьи. Именно кормилицу, ибо промысел мной любим был больше, чем охота на бекасов и гаршнепов.

Алексей Сицко
«Охотничьи собаки» №4 – 1999

Назад к содержанию.