Соболиный промысел.
Соболь — это ценный пушной зверек, приносящий основной доход охотнику-промысловику. Закупочная цена шкурки составляет две-три тысячи рублей, в зависимости от цвета и дефектов.
В отличие от беличьего промысла соболиная охота требует большей выносливости охотников и более непредсказуема. Некоторые зверьки достаются легко, на других охотник может потратить весь рабочий день и вернуться пустым или вынужден будет заночевать у костра. Выходя на соболиный промысел, обязательно берут топор, пару капканов, котелок, фонарь, а иногда и небольшой набор продуктов.
Начинают охоту обычно с рассветом, возвращаются вечером, нередко с фонарем в руках. До сна нужно приготовить пищу для себя и собак, обработать добытых пушных зверей, и так ежедневно! Без выходных и праздничных дней. Лишь иногда, пользуясь ненастным днем, охотники позволяют себе провести день без выхода на охоту, используя его для заготовки дров, переезда на новое место, баню или стирку, и другие работы.
Результаты охоты с собакой-лайкой во многом зависят от характера ее работы. Наиболее успешная лайка не пытается вытропить зверька, а при первых же трудностях бросает след и, делая круги, находит выходной след соболя из запутанного участка. Задачей охотника в такой охоте остается только рассчитать маршрут, обеспечивающий большую вероятность встречи свежих следов соболя.
Натаскивание молодых лаек обычно происходит с помощью опытной собаки, и достаточно дать новичку потрепать добытого зверька, как соболиная охота становится для него наиболее желанной. Если лайка преследует соболя, то не реагирует ни на белку, вскочившую перед ней на дерево, ни на глухаря, взлет которого очень волнует собак, и даже лось у большинства собольих лаек не вызывает интереса.
Но иногда у охотника есть только молодые, необученные лайки, и тогда добыча первого соболя становится затруднительной, а это — потеря драгоценного времени, так как охота с собакой возможна всего десять-двадцать дней.
Как выполнить натаску молодой лайки, познакомимся на примере.
В связи с характером своей работы я начинал промысел после того, как обеспечивал выезд всех охотников промыслового хозяйства в охотничьи угодья.
В этот промысловый сезон мой напарник Николай уже начал охоту, а я собирался вскоре выезжать к нему на снегоходе, когда неожиданно он пришел ко мне домой!
Так получилось, что на нынешний промысел мы оба остались без опытных лаек. Его собака перед промысловым сезоном исчезла. То ли погибла под колесами машин, то ли кто-то отстрелял. Мой Арканя, превосходный четырехлетний кобель, содержащийся в вольере, неожиданно стал лаять в конуре (собачьей будке) и, когда я вытащил его, у него уже начался паралич конечностей и жизнь в нем затухла. Какой-то негодяй или завистник отравил его.
С Николаем мы завезли в тайгу трех молодых лаек, с которыми он пытался добыть соболей, но не смог и вернулся в поселок. Срочно стали искать хотя бы одну лайку, работающую по соболю, но все охотники уже на промысле и собаки тоже. Пришлось выезжать, надеясь на тот молодняк, что у нас был.
В первый день я вышел на охоту, взяв всех собак, а Николай остался готовить дрова.
Снежный покров был уже достаточно мощным, и следы соболей отчетливыми цепочками отпечатывались на нем. Год оказался удачным, численность зверьков — высокой, и вскоре был встречен свежий след кормящегося соболя. Все оказалось не таким уж безнадежным! Собаки заметно обеспокоились запахом следов соболя, но далеко от меня не убегали и, затаптывая следы зверька, только мешали мне тропить его. Я вернулся в избушку без заветного трофея.
На следующий день взял только одну собаку, понравившуюся мне.
Подхватив свежий след соболя, мы быстро пошли по нему, но молодая лайка не удалялась от меня более чем на сто-двести метров, и активной погони не получалось. Вскоре вышли на место кормежки соболя, где зверек обходил голубичные кустики, поедая замерзшие ягоды. Чтобы не терять времени, распутывая его следы, я начал делать по тайге большой круг, надеясь встретить след соболя, выходящего с кормежки. Собака вскоре пришла ко мне и бежала рядом, тыкаясь носом во все, что хоть немного напоминало следы соболя. Я спокойно продолжал обход и, обнаружив выходной след преследуемого зверька, не стал окликать собаку, а пошел параллельно следу.
Лайка, обнаружив след, устремилась вперед. Дело пошло! Но, уже ожидая долгожданную полайку, вновь вижу собаку, которая бесцельно бегает, потеряв след соболя. Опять круг, и вновь обнаружен след, погоня продолжается. Скоро мы выходим на опушку соснового бора с множеством следов «нашего» соболя.
Что его тут интересовало? Мышковал? Разгадка скоро обнаруживается — на снегу перья и кровь рябчика. Соболь съел лесную курочку, теперь он сыт и будет искать место для отдыха. Вперед! Но вновь следы зверька выводят нас на голубичник, где он продолжил поедание ягод. Делая круг, обнаруживаю следы соболя, уходящего двухметровыми прыжками. Подшумели!
Собака так и не увидела его! Соболь уходил, а лайка, не привыкшая к редким следам соболя, наоборот, снизила скорость своего бега и медленно продвигается от следка к следку. Как объяснить ей, что сейчас, как никогда ранее, нужна ее скорость?
Постепенно соболь успокоился. Он ушел от нас и вновь стал кормиться голубикой, оставив на снегу свежую кучку голубого помета — один из признаков скорого залегания на отдых. Еще одна кучка помета подтверждает — скоро мы найдем зверька!
Наконец, впереди раздалась неуверенная, а затем и в полную силу полайка моей собаки.
Соболь устроился отдыхать в дупле упавшего дерева. Еще не успевший впасть в сладостную дрему, он недовольно урчал внутри, возбуждая собаку. Заткнув выход рукавицей, я отдыхал!
Молодой пес, лая и слушая соболя, грыз трухлявое дерево, пытаясь добраться до зверька. Пора помогать! Вырубив окно в середине бревна и установив на его дно заряженный капкан, вынимаю рукавицу и начинаю проталкивать прут внутрь дупла. Собака внимательно слушает продвижение прутка и соболя в дупле. Карауль, родная! Скоро выскочит!
В прорубленном окне появляется головка зверька, и он стрелой, минуя капкан, вылетает, уносясь от нас. Но у собаки ноги быстрее, и лайка загоняет его на тонкую березу. Стряхиваю зверька на землю. Чудом избежав собачьих зубов, соболь заскакивает на высокую лиственницу. Все! Нужно отстреливать! Упавшего зверька лайка схватила, не дав ему коснуться земли, яростно треплет его. Всем своим существом она впитывала запах и чувствовала сопротивление еще не умершего зверька.
В тот же день мы встретили еще свежие следы соболя, и на этот раз лайка стремительно ушла по следу, но иногда прибегала ко мне, полагаясь в розыске потерянного следа больше на меня, чем на себя. Намеренно не троплю соболя, но кружась по тайге, вывожу собаку на следы и продолжаем погоню, которая вскоре заканчивается азартной полайкой. Соболь загнан на дерево!
Теперь домой. Выходим на геодезический профиль и быстро идем к избушке. Солнце уже зашло, сгущаются сумерки. Впереди бегущая собака вдруг срывается в бег и уходит в тайгу. Она подхватила след соболя, пересекшего профиль.
Времени на распутывание его следов нет, и я сел на отдых, ожидая результата: полайки или возврата растерянного пса! Неожиданно далекая музыка азартного лая обрадовала меня. У нас появилась соболиная собака!
Еще один, несколько курьезный пример натаски молодой лайки по соболю.
Имея двух молодых лаек, я решил использовать для их натаски попавшего в капкан соболя. Всю ночь он просидел у меня в избушке, а собаки беспокойно вертелись на улице, у двери. Утром, привязав опытную лайку и одну из молодых, я вынес соболя на улицу. Молодая лайка вертится рядом, пытаясь схватить урчащего зверька. Пришлось, держа соболя одной рукой, второй взять под мышку собаку и, отойдя от избушки на чистое от следов место, пустить зверька, освободив от капкана. Соболь прыжками уходит в тайгу, собака ужом вертится у меня в руках, но я не отпускаю, так как мне нужно, чтобы лайка догнала соболя не внаглядку, а по следу. Наконец, даю свободу щенку. Он бежит, пытаясь увидеть соболя, наконец, подхватывает след и уносится вперед.
В противоположной стороне, рядом с избушкой, проходит заброшенный геодезический профиль, служащий подъездной дорогой моего «Бурана».
Соболь делает полукруг по тайге и, выбежав на плотный след «Бурана», бежит по нему. Проследив их путь, я тоже выхожу на профиль и вижу вдалеке на прямой, как стрела, дороге несущуюся вперед собаку. Нет никакого сомнения, что соболь не мог уйти так далеко, он свернул в лес, но пес потерял его след. Спешу к зимовью и пускаю с привязи опытную собаку, которая также бежит по следам выпущенного соболя, а я выбегаю на профиль и… вижу вдалеке мелькающую «опытную» собаку, несущуюся вслед за первой лайкой. Все! Упустили соболя!
Закинув за плечи рюкзак с топором, ружье и взяв на поводок оставшуюся молодую лайку, выхожу на тропление сбежавшего зверька.
Соболь, пробежав по дороге около двадцати метров, пересек профиль и ушел в тайгу, но по его следу уже бегут две собаки, ранее отпущенные. Значит, опытная собака поняла свой промах, успела вернуться, подхватить след и вместе с молодой преследует зверька. Теперь не уйдет!
Отпускаю с привязи своего щенка, и он тоже уносится следом.
Неоправданно долго нет полайки, спешу вперед, и вдруг навстречу приходят все мои собаки. Друзья! А соболь где?
Внимательно изучая следы, двигаюсь вперед. У соболя капканом покалечена лапка, и его след прямолинеен, поэтому тропление несложно, но мешают бегающие рядом собаки. Связываю их одной веревкой между собой и веду.
Следы собак становятся многочисленными, след соболя окончательно затоптан. Привязав связку собак к дереву, делаю круг по снежной целине. Выходных следов соболя и собак нет. Он где-то здесь, в кругу!
Проверяя каждый след собак, наконец, нахожу соболя, задавленного и втоптанного в снег. Способ из ряда курьезных, но если бы не коварный маневр соболя, молодая лайка быстро догнала бы его.
Другим видом охоты на соболя является самоловный промысел, который обычно начинается с прекращением охоты с лайкой.
Из всех известных способов установки капканов мы применяли только два: крепление капканов «бабочкой» на наклонной жерди или боковой ветке дерева и установка капканов в специально изготовленных ящиках. Проверка капканов выполнялась редко, не чаще одного раза в месяц. Необходимо было соблюдать несколько условий: приманка и попавшие зверьки не должны уничтожаться мышами и птицами, выпадение снега не мешало бы работе капканов, а в связи с тем, что насторожка самоловов начиналась в период охоты с собакой, исключалось попадание собак в установленный капкан.
Все наземные способы установки капканов не выдержали этих условий.
Над капканом, привязанным на жердях, устраивалась крыша из еловых лап, в которые привязывалась и пряталась приманка — квашеные тушки ондатры, рыба или брюшки рябчиков.
Больше половины капканов устанавливались нами в специально изготовленных ящиках размером 60x18x20 см, где с одной стороны за небольшим порогом высотой 6—7 см укладывался капкан, с противоположной стороны торец закрывался узкими рейками, отсюда же выходила привязь капкана. Устанавливались они на высоте одного метра под снежным покровом, и попавший зверек закрывался свалившимся ящиком, как чехлом. Все самоловные путики обслуживались на снегоходе «Буран», и завезти ящики на место установок было несложно.
Успех ловли соболей самоловами зависит, среди прочих причин, от места их установки. Обязательно перекрываются капканами берега русел речек, дно распадков, опушки и мысы таежных массивов, границы гарей, молодняков, а также те места, где наряду со свежими следами зверьков часто встречаются более старые следы.
Я выполнял объезд установленных ловушек в выходные дни, таким образом, участвовал в промысле соболя весь охотничий сезон и установил закономерность наибольшего попадания соболей в самоловы.
В начале сезона попадают, в основном, молодые особи и результативность зависит от года. В «урожайный» год, когда приплод большой, частота попадания высока. В плохой год капканы простаивают, и только иногда пришлый соболь залетает в них. В конце ноября — начале декабря, до установления морозов, соболь начинает активно перемещаться по угодьям, покидая те места, где он питался голубикой. Попадание резко увеличивается, к этому времени охотник должен уделить особое внимание, увеличив частоту проверки ловчих путиков.
С наступлением устойчивых морозных дней перемещение соболей заканчивается. Обитающий оседло соболь обходит капканы, не трогая приманку, и результативность лова снижается.
Во второй половине зимы, с повышением температуры, активность соболей увеличивается. У них начинается весенняя миграция, подготовка к весеннему гону, и частота попадания вновь увеличивается. Но сезон охоты уже следует заканчивать.
Работая в охотустроительной экспедиции, я оказался на севере Камчатской области, в Корякском национальном округе. Для ознакомления с местными методами промысла соболя выехал с двумя штатными охотниками госпромхоза. Один из охотников из числа сотенников, то есть тех, кто за сезон добывал сто и более соболей. Второй, молодой коряк, новичок.
Участок ранее не опромышлялся, поэтому неделю мы затратили на сооружение жилья — землянки в береговом бугре. По окончании ее строительства пошел снег, который продолжался, не прерываясь, три дня и сразу выпал такой величины, что при ходьбе руки чиркали по снегу. Установилась солнечная погода, но мои товарищи не торопились начинать охоту. Отдыхали, играли в карты и совершенно не занимались подготовкой к промыслу соболя. На мое предложение заняться заготовкой приманки они только посмеивались. В лесу водились куропатки, глухари, иногда встречалась белка. Не выдержав пребывания в замкнутом пространстве нашей землянки, я вышел на установку капканов. Охотники остались!
Соболь в лесу (а это, в основном, каменная береза) был, следы его встречались часто, и я быстро установил около двадцати капканов, используя в качестве приманок отстрелянных куропаток.
Через два дня подул теплый ветер, в лесу началась капель, а потом пошел сильный дождь, который полностью растопил и смыл весь выпавший ранее снег. Мои товарищи смеялись, говорили мне:
— Своих капканов сейчас не найдешь и будешь на голове волосы рвать!
Капканы я разыскал все, но они были пусты. Через неделю погода вновь повернула к холоду и снова повалил снег.
Наконец, штатные охотники вышли на установку капканов! Вечером опытный охотник спросил нас:
— Ну, кто завтра соболя поймает?
Мы пожимаем плечами. Я уже дважды проверял свой путик. Пусто! И нет никакой уверенности, что завтра соболь попадет. Коряк поставил в этот день шесть капканов и тоже не уверен в результате.
— А я завтра принесу! — сказал опытный охотник.
Как и предполагалось, мы вернулись пустыми, а охотник принес соболя.
— Ну, а кто завтра соболя принесет? — снова спросил он и, не получив положительного ответа, констатировал:
— А я и завтра принесу!
На следующий день я не вышел на охоту и остался делать из тополя лыжи. Коряк принес коготки соболя, который вырвал защемленную ногу из сработавшего капкана. Потом я услышал подход охотника и увидел его, несущего под мышками двух замороженных соболей. Камчатский соболь — самый крупный по размерам. Два замороженных соболя в рюкзак не положить, и охотник нес их в руках.
— Завтра иду с тобой, — говорю я ему, — посмотрю, как ты ставишь капканы.
— А завтра будет соболь? — спрашивает коряк.
— Обязательно! Если не попадет, вот на этой веревке в лесу и повешусь, — пошутил охотник, развязывая веревку с полного рюкзака.
Печь землянки мы топили корой каменной березы. Ежедневно каждый из нас, подходя к землянке, заготавливал рюкзак коры, и этого объема хватало на вечер и утро.
По лесу ходили протоптанными тропами и еще не пользовались лыжами. Снег, несмотря на большую высоту, был рыхлым и не слишком уж мешал ходьбе. На этот промысловый сезон охотник взял молодую собаку-лайку из Хабаровского питомника. На охоту он ее не брал, но когда возвращался, отпускал с привязи, и она бегала около землянки.
Утром мы стали кликать ее, но она не прибежала. Хозяин, проверив ее следы, выяснил, что она убежала по его путику. Мы вышли следом.
Свой путик охотник проложил на границе каменного березняка и зарослей кедрового стланика, на вершине хребта. Все капканы были установлены на сбежках, то есть там, где соболь пробегал по одному следу три и более раза. На плотных следах охотник устанавливал капкан, подрезая его снизу и оставляя тонкий, не тронутый следок соболя. Капканы натирал хвоей кедра и дополнительно вкладывал под след веточки и хвою, но так, чтобы они не мешали работе капкана. Если след был рыхлым или нарушался при подрезке, капкан устанавливался в след. Тарелочку капкана охотник аккуратно, в один слой закрывал иголками кедра, в пружину заталкивал веточку кедра. Затем засыпал его тонким слоем снега и тыльной стороной рукоятки ножа восстанавливал очертания старого следа.
Таким образом были установлены все капканы, и приманка ему была не нужна.
Во втором или третьем капкане мы обнаружили его собаку. Увидев нас, щенок обрадовано завилял хвостом, показывая нам лапу, защемленную капканом. Увидев, что хозяин снимает с плеча тозовку, я успел только сказать:
— Ты что?
Раздался выстрел и щенок уткнулся мордой в снег, по-прежнему помахивая хвостом. Он и не понял, что произошло.
— За что ты его? — спросил я.
— А зачем он по капканам пошел? — досадовал охотник. — Зря я его вообще завел!
В тот день мы все-таки сняли еще одного соболя, и охотник установил дополнительно пять капканов, доведя их число до двадцати.
Таким образом, он ежедневно приносил одного-двух соболей. Скоро соболи стали попадать и у нас. 7 ноября мы вышли в поселок. Я закончил охоту, а они вернулись в угодье.
В конце четвертого квартала, перед Новым годом, охотники пришли сдавать свою пушнину. Я помогал заготовителю в сортировке пушно-мехового сырья и был свидетелем их успехов. Сто тридцать отличных соболиных шкурок за два месяца самоловного промысла.
Когда я, студент Иркутского института, был на охоте в Якутии, там соболь тоже обитал в кедровых стланиках, и этот способ можно было бы с успехом применить.
Кроме отлова стационарными ловушками, есть способы активного самоловного промысла соболей.
Получив неожиданный отпуск среди зимы, я решил провести его на промысле соболя. К тому времени у меня еще не было «своего» охотничьего участка и самоловных путиков.
Добравшись с помощью оленеводов до избушки, служащей местом их отдыха на единственной нартовой дороге, соединяющей эвенкийское селение с районным центром, я решил использовать известный еще со студенческих лет способ отлова соболей, которым пользуются охотники Западной Сибири.
Начинается отлов соболей с прокладки лыжни от избушки на четыре стороны: север, юг, восток, запад. Лыжня прокладывается на возможно максимальное расстояние и по прямому азимуту. В тот же день охотник возвращается по проторенной в глубоком снегу лыжне в избушку. Если этого не сделать, то лыжня за ночь затвердевает и становится ступенеобразной, ходьба по ней не обеспечит быстроту передвижения.
Одновременно с прокладкой лыжни я устанавливал по пять-шесть капканов на приманку, а также знакомился с окружающими угодьями. Соболей оказалось мало, но это облегчит их тропление.
Затратив неделю на прокладку лыжных дорог и благоустройство своей, насквозь продуваемой избушки, я, наконец, приступил к охоте.
По обнаруженному свежему следу надо идти не спеша, не пытаясь догнать соболя и позволяя ему спокойно залечь в свое убежище. Обычно соболь проникает в место отдыха через лаз в снегу. Следует убедиться, сделав круг по тайге, в отсутствии продолжения следов.
В месте входа, в снегу, устраивается вертикальная шахта глубиной 40—50 см, стенки которой уплотняются, а на дно устанавливается настороженный капкан. Нельзя пытаться добыть соболя немедленно, как бы заманчиво это не было. Однажды я обнаружил, что соболь залег в дупле сухостойной сосны, установить капкан было невозможно, я решил выкурить соболя. Привязав к удочке горящую бересту, бросил ее в дупло, почти сразу показалась головка зверька с рыжей грудкой. Соболь огляделся, выскочил из дупла, и, прежде чем я успел схватить тозовку, спрыгнул на снег. Выстрелив в бегущего зверька, больше в надежде загнать его вновь на дерево, чем попасть в цель, я увидел, как соболь нырнул в снег и исчез. Некоторое время ожидал выхода его на поверхность, потом истоптал всю поляну, но зверька так и не обнаружил. Труд тропления оказался напрасным.
Установив капкан на лазу, охотник уходит разыскивать другого зверька или, если день подходит к концу, выходит на ближайшую лыжню и возвращается в избушку. Обычно соболь попадает в капкан в первые сутки.
За десять дней тропления соболей я в незнакомой тайге добыл шесть соболей и всего один попался в капкан на приманку.
Соболь в XVII веке был почти полностью истреблен, и государство приложило немало усилий и средств на расселение и восстановление его численности. В настоящее время его добыча строго регламентируется, добыча зверьков выполняется по наряд-заданиям и договорам с заготовительной организацией, а шкурки обязательно сдаются этому заготовителю.
Правилами охоты промысел соболя запрещается с 15 февраля. Охотникам до этого срока следует запустить все установленные ловушки. Какая будет продуктивность охоты на следующий сезон, зависит от того, сколько соболей сформируется на участке, поэтому уже с половины февраля нужно прекратить выезды в охотничьи угодья и создать режим покоя. За нарушение правил охоты предусмотрена административная и уголовная ответственность.
Встречи с волками
Директор промыслового хозяйства предложил охотоведу обследовать с ним массив соснового бора. Следовало оценить перспективу использования его для лесозаготовок.
Ранним утром они выехали на лошадях, рядом находились две собаки, которые содержались в вольере и теперь радостно бежали по тайге.
Сосновый бор находился в двадцати километрах от поселка, на вершине пологого хребта, и вполне устроил бы лесозаготовителей. Обозначив его границы, оценив объем деловой древесины и возможное расположение нижнего склада и базы, они решили не возвращаться прежней дорогой, а пройти по водораздельному хребту для разведки других сосновых массивов.
Начало зимы уже обозначилось постоянным снежным покровом, но температура стояла нулевая, и спутники решили заночевать у костра. Их собаки, сбив нетренированные ноги, отстали и пришли только к ужину. Смертельно уставшие, уснули вблизи костра.
Ночь, совершенно темная, опустилась над тайгой. Издали донесся протяжный вой волка, и это послужило поводом поговорить о волках.
Директор, по специальности ветврач, начинал свою трудовую деятельность на Таймыре, обслуживая стада оленей в оленесовхозах. Численность волков в тундре, видимо, была высокой, так как почти каждую поездку они сопровождали нарты оленеводов, впрочем, не делая попыток нападения. Но, как рассказывает директор, ощущения были довольно острыми, особенно в темное время суток. Полярные ночи не так темны, как ночи на юге, волки смелели больше, и вид полярного волка, бегущего вслед или параллельно пути оленьих нарт, действовал возбуждающе.
Неожиданный волчий вой, в пятистах метрах от них, нарушил таежный покой. Стало ясно, что волк вышел на следы лошадей и идет к ним. Опоздай собаки в пути еще на час, возможно, достались бы ему на ужин. Охотовед достал свой дробовик, зарядил его, а директор в это время увеличил огонь в костре. Свет костра слепил людей, окружающая местность казалась особенно темна, и охотовед отошел от костра к лошадям. Лошади потянулись косматыми мордами к нему, тыкая мягкими губами в руки, и не выказывали никакой тревоги. Собаки тоже спали. Охотовед напряженно осматривал темный лес, надеясь увидеть блеск волчьих глаз.
Мощный бас воя матерого волка раздался совсем рядом. Он пришел по следам лошадей, а костер и движения людей не остудили его охотничий азарт.
— Да он так на лошадей нападет, — забеспокоился директор.
— Если выстрелю — убежит, — успокаивал его охотовед.
— Стреляй! Стреляй!
Направив ружье в сторону, где только что выл волк, охотовед выстрелил. Яркая вспышка осветила метнувшегося в сторону волка, находившегося в пяти метрах от лошадей.
— Волк рядом с лошадьми был, по-моему это второй волк, — сообщил охотовед, подойдя на место, где увидел зверя, и пытаясь рассмотреть следы.
Директор, порывшись в своем рюкзаке, пришел с фонарем.
— Что же вы раньше мне его не дали, — подосадовал охотовед.
— Да, забыл! Волчий вой меня сильно разволновал.
Волки ушли, а сон не приходил. Охотовед начал рассказывать о своей встрече с волками, поразившую его наглым и непредсказуемым поведением этих зверей:
— Осенью рыбачил, живя в избушке, которая была построена кем-то на берегу таежной реки в подножии крутого хребтика, поросшего редкими соснами. От избушки вверх по хребтику поднималась тропинка.
Рано утром собаки разбудили меня азартным лаем. Кроме двух взрослых собак вместе с нами находился трехмесячный любимец — щенок от сибирской лайки. Выглянув в дверь, увидел, что собаки лают в гору. Значит, какой-то зверь! На стене в избушке висели два ружья: дробовое МЦ-2121 и охотничий нарезной карабин «Лось», способный свалить любого зверя.
Надев обувь и схватив карабин, я выскочил на улицу. Собаки, осмелев, побежали по тропинке в хребет и скрылись за его вершинкой. Неожиданно на той же скорости, поджав хвосты, вновь появились на вершине и быстро помчались вниз. Следом появилась еще одна серая собака, которая бежала по той же тропинке, но, не добегая до меня десяти метров, развернулась и убежала обратно. Только тогда я сообразил, что принял молодого волка за собаку. Забежал по тропке наверх, мои лайки обогнали меня и, когда я оказался на вершинке, увидел, как собаки и два волка осторожно обнюхивают друг друга, дружелюбно помахивая хвостами. Волки размером чуть больше лаек и удивительно похожи на собак. Опять начинал сомневаться: волки ли это? И не тороплюсь с выстрелом, пытаясь понять: кто есть кто?
Первым нарушил тишину мой щенок, прибежавший на горку следом за мной. Услышав лай щенка, волки прекратили обнюхивание и, обогнав собак, понеслись ко мне, лайки рядом за ними, и вся эта свора, не давая мне возможности стрелять без риска задеть собак, налетела на щенка в двух метрах от меня. Я успел увидеть, как щенок опрокинулся на спину и укатился под сучья срубленной вершины сосны. Собаки и волки схватились рядом со мной в ожесточенную драку. Стрелять в эту свалку животных невозможно, и я просто водил стволом карабина, ожидая удобного момента. Наконец один волк отпрыгнул от общей кучи и побежал прочь. От карабинной пули весь его зад взорвался краской крови, и он упал замертво. Успеваю перезарядить ружье и вижу второго убегающего волка. Выцелив, стреляю! Волк хватает зубами себя за зад и крутится на месте. Считая, что достал и этого, опускаю ружье, но волк неожиданно, хромая и подволакивая зад, быстро скрывается в находящейся рядом ложбине.
Стащил за хвост убитого хищника к избушке, а там обнаруживаю живого и невредимого щенка, которого спасли ветви дерева.
Остальные собаки тоже не имеют серьезных ранений. Убежавший волк получил серьезную травму и далеко не уйдет!
Выслеживать сразу его не стал. Оделся, как положено, так как события заставили меня бегать полуодетым. Подождал полчаса, закрыл щенка в избушке и пошел искать волка. Собаки сразу поняли мое намерение и побежали наверх. Скоро совсем рядом раздался их азартный лай. Волк не ушел, но и не ослаб, как я предполагал, а яростно огрызался от собак, щелкая зубами. Он залег на дне небольшого сухого ручья в зарослях молодняка ели и сосны. При подходе волк удаляется, не показываясь на виду. Дохожу до его лежки. Крови очень много, значит, ранение серьезное. Но зверь спустился к реке. Ее берега густо заросли ельником, а в подлеске — ольховник, ивы, шиповник создали заросли с почти нулевой видимостью. Я останавливаюсь и волк тоже. Пробую бежать, но и волк держит дистанцию, не позволяя увидеть его. Собаки наседают, но не могут задержать на месте. Щелкая зубами, он дает достойный отпор.
Что делать? Собаки уже начинают прекращать преследование, прибегают проверять иду ли я и снова убегают к волку.
Неожиданно доносится шум лодочного мотора. Это мой сосед выехал на проверку сетей, едет мимо. Выскакиваю на берег, останавливаю его. Пока рассказывал историю, пришли обе мои собаки со следами крови на мордах. Решили делать загон. Он на моторке уезжает вниз по реке и встает в засаду, а я продолжаю гнать волка. Собаки не покидают меня, прохожу всю дистанцию, но волк исчез! Что произошло? Ушел ли зверь в тайгу или погиб где-то, и поэтому собаки потеряли к нему интерес? Отпустив соседа, возвращаюсь по прибрежному лесу, пытаясь обнаружить волка, но в густо заросшей чаще так и не обнаруживаю его. Скорее всего, зверь погиб!
Затянувшийся рассказ расположил спутников ко сну. Волки ушли и больше не вернутся, утро покажет, сколько было ночных визитеров.
Назавтра они с удивлением обнаружили истоптанную волчьими следами окружающую тайгу. Не один и не два волка, а целая стая, не меньше пяти-шести зверей прошли по следам лошадей. Молодец директор — вовремя дал команду на стрельбу! Если бы подкравшийся так близко к костру волк напугал лошадей, и они, оборвав поводья, убежали в тайгу, участь их была бы решена.
Волки наносят серьезный ущерб охотничьим хозяйствам.
В Якутии в зимний период один волк способен уничтожить около двенадцати лосей и оленей. В очень большом количестве волки истребляют зайцев. В среднем один волк добывает около 350 зайцев (Млекопитающие Якутии, 1971). Эти цифры могут быть спорными, но волчий пресс на популяции таежных животных велик и в организованных охотничьих хозяйствах должен быть минимизирован.
Правилами охоты предусмотрен и поощряется круглогодичный отстрел и уничтожение волков, а охотничьи хозяйства за каждого добытого волка выплачивают вознаграждение.
Особенно недопустим волк в пастбищных угодьях домашних животных.
В одном из подразделений промхоза, на пастбище, волк напал на молодняк коров. Покусал некоторых из них, а двух бычков загрыз насмерть. Директор отправил меня освидетельствовать факт падежа от хищника, а также принять меры для его уничтожения.
В центральной усадьбе отделения меня ждал управляющий, и мы проехали до места гибели телят. Два теленка с вздувшимися животами лежали на берегу реки там, где были убиты волком. То, что это был волк, сомнений не было! Рваные укусы на боках и горле телят, следы на песчаном берегу позволяли установить, что нападение совершил очень крупный по размерам одиночный волк.
В деревне взяли двухпружинный капкан. К капкану была прикреплена цепь с большим кольцом на конце. Таким можно и медведя удержать!
Оттащив одного мертвого бычка на песчаную косу, в воду, на подходе к нему я установил настороженный капкан, который тоже утопил в воде. Кольцо цепи надели на кол, забитый в песок. На берегу оставили предупреждающую надпись.
Другого бычка, выпотрошив, свезли в деревню, на корм собакам. Ночью волк не посетил нашу ловушку. Уверенный, что хищник все равно придет и капкан сработает, я, оставив заботу по его проверке управляющему, выехал в районный центр.
Спустя неделю смущенным голосом управляющий сообщил мне по телефону, что он не проверял установленный капкан ранее, а сейчас обнаружил, что волк угодил в его мощные челюсти, но сумел выдернуть кол из песка и ушел с капканом в тайгу. Кол выпал из кольца и был обнаружен на берегу. Больше известий об этом волке не было, как и нападений на вольно пасущийся молодняк.
Находясь в порядке шефской помощи в бригаде сенокосчиков, я после окончания дневных работ, поздно ночью повез заболевшего работника в райцентр. Он порезал ладонь правой руки, и инфекция попала внутрь. Ладонь распухла, непрофессиональная санитарная помощь не помогала, и мы выехали на моторной лодке. Сенокосные угодья находились в пяти километрах от поселка, поэтому я не взял с собой ни оружие, ни нож. В ночной темноте мы спешили в больницу, когда увидели рассекающую воду рябь. Какое-то животное плыло поперек реки. Направив лодку по усам, вскоре догнали его. Огромный, размером с хорошего теленка, полярный волк бросился на подъезжающую лодку. Таких размеров волков я не встречал, хотя в хозяйстве около десятка шкур этих зверей ежегодно принималось на заготовительных пунктах. Оружия нет! Решаем ударить его лодкой. Развернувшись, на полном ходу налетаю на зверя, он всплывает сзади и вновь гребет через реку. Еще попытка, третья, четвертая — волк по-прежнему невредим. Передав руль больному, снимаю гребное весло и при подходе бью нападающего волка по голове и спине. Несколько сильных ударов, и весло сгибается посередине. Снова круг, уже вторым веслом пытаюсь обезвредить волка, но он упрямо, уже не делая попыток нападать, плывет к берегу. Заходим на новый круг и видим, как волк вышел на песчаную отмель, мотор тоже хватает песок и глохнет. Волк стоит, качаясь, и не пытается убежать. Решаюсь вновь подбежать к нему. Ударом весла как будто бы включаю у него скорость — волк убегает в темноту. Все! Ничья! С нашей стороны сломанное весло, а у волка побитая морда!
В райцентре все смеются, узнав нашу историю, и через два дня в промхоз ко мне приходит пенсионер.
— Видел я вашего волка, — рассказывает он, — рыбачил на устье небольшого ручья, впадающего в реку, и вдруг вижу, бежит ко мне огромный, с теленка, волк. Добежал до берега ручья, а у меня оружия нет. Тыкаю в него удочкой и кричу: куда ты прешь?! Потом замечаю, что голова-то у него, как раздутый шар, и глаз не видно. Понял, что это ваш волк. Он развернулся и убежал в тайгу.
Численность волков в промысловых угодьях охотничьих хозяйств контролируется не только наземными способами добывания хищников. Охотоведы ежегодно проводят отстрел, используя вертолет МИ-2.
О методике такого отстрела расскажу на примере.
В феврале-марте у волков начинаются свадьбы, они концентрируются в стаи по пять-десять, иногда до пятнадцати зверей, и проходят эти свадьбы обычно по руслам рек с замерзшими наледями, обеспечивающими свободное передвижение зверей. Пользуясь сообщением охотников, летим на реку Тарын, где из-за большой численности лосей обитают волки. Ведет МИ-2 командир звена, который уже не первый год участвует с нами в отстреле хищников. Место стрелка занимаю я! Стрелок, надевая монтажный пояс, пристегивается к силовым элементам кабины вертолета и в момент отстрела садится на пол перед открытой дверкой, спустив ноги вниз, в воздух. Сидишь на краю бездны, на вертолете, который в погоне за хищниками выполняет виражи, почти акробатические. Оружие у меня прежнее — верный девятимиллиметровый «Лось». Пытались мы использовать дробовое ружье МЦ-2121 с заряженными картечью зарядами, но «Лось», на расстоянии дробового выстрела, также уверенно поражает цель и имеет возможность достать волка за двести-триста метров.
Вертолет летит вдоль русла реки, повторяя ее изгибы. Следы волков есть! Мощные пласты наледей поблескивают на солнце и наконец впереди пилот обнаруживает вереницу волков. Шесть зверей спокойно трусят по наледи. Приняв сообщение, занимаю позицию стрелка. Волки бегут во весь мах от догоняющей машины, опытный командир подводит вертолет боковым бортом, давая мне возможность прицельной стрельбы. До волков не более ста метров. Молодец, командир! Ближе нельзя, стая распадется. Выцелив последнего волка, плавно нажимаю на спуск. Готов! Выстрел карабина в реве турбин вертолета слышится негромким хлопком. Еще два выстрела, и три волка остались на снегу, но стая начинает распадаться. Два первых зверя свернули в тайгу и уходят по глубокому снегу в хребет, один волк разворачивается и бежит обратным следом. Вертолет делает разворот и догоняет волков, уходящих в тайгу. Волки мчатся по глубокому снегу и кажутся огромными. Хлоп, хлоп! Взметается снег, и звери на полной скорости уходят в него. «Лось» — убойная машина.
Возвращаемся на наледь, высаживаем двух моих спутников, чтобы они вынесли отстрелянных волков на чистое место. Вертолет снова взлетает, делает круг и зависает над отстрелянными волками, давая направление на их розыск. Проходим над головами охотников и следуем вниз по реке за сбежавшим волком. Вскоре обнаруживаем его. Зверь, ушедший от отстрела, мчится по реке, уходя от преследования.
Берега реки поросли невысокими кустарниками и кочками, лишь иногда встречаются еловые островки. Волк сворачивает в один такой островок и пытается спрятаться в нем, боясь выскочить на чистое место. Вертолет зависает, но хищник прячется за дерево. Перемещаемся, волк крутится, не позволяя отстрелять его. Стреляю в подножье ствола ели, волк, не выдержав, выскакивает и мчится по открытой мари.
— Сейчас я ему на уши сяду, — шутит командир.
Прямо под брюхом машины вижу остановившегося волка. Хлоп. Волк хватает себя за бок, вертолет проносится мимо, делаем круг. Волк уже без признаков жизни, лежит на снегу. Садимся рядом, я выскакиваю на снег. Ого, глубина, ног не хватает! Кое-как доползаю до него, и тащу в вертолет. Возвращаемся к моим спутникам. Грузим отстрелянных зверей. Вся стая уничтожена.
Пытаясь при каждой встрече с волками выполнить свои обязанности охотоведа, душой понимаю, что и волк имеет право на существование. Северная тайга, без волчьей переклички, следов огромных волчьих лап, возможности встречи с ними, потеряет свое очарование. Одно оправдание — волчьих губителей не много, а волк хитер и успешно приспосабливается к человеку.
Медведь и охота на берлогах
Промысловые хозяйства не занимаются заготовкой медвежьего мяса. До восьмидесятых годов отстрел медведей производился охотниками для личных нужд, без лицензии. В настоящее время охота на медведя разрешается строго по лицензиям. Правила охоты запрещают отстрел медведя с медвежатами текущего года до залегания в берлоги, а сроки охоты установлены с 15 августа по 28 февраля.
Первая встреча с медведем в берлоге произошла у меня во время охоты на пушных зверей, в самом начале моего промыслового опыта.
Проходя по южному склону соснового хребта, я обнаружил небольшого диаметра нору, уходящую под растущее дерево. Собаки бегали по тайге и, оставшись один, я внимательно разглядывал вход в нору. Ее размер — не более двадцати сантиметров в диаметре — не наводил на мысль, что это вход в медвежью берлогу.
Первую лайку, подбежавшую ко мне, заставляю понюхать нору, но она ничего не обнаружила и прошла мимо. Бегущая за ней другая собака также сунула нос в нору и побежала дальше. Но неожиданно остановилась, вернулась и начала азартно лаять.
Только тогда я обратил внимание на большую кучу земли, вытащенную из норы, и понял — это берлога! Первая собака, оказалось, тоже поняла, что за зверь лежит в этой норе, так как, несмотря на азартную лайку своего друга, не подходит к нам, а ждет в отдалении. В руках у меня тозовка, пригодная лишь для отстрела пушных зверей и птиц.
Срочно ретировавшись от берлоги, встал за дерево и решаю уйти, отозвав собак. Первая лайка сразу пошла со мной, вторая же, не реагируя на оклики, попыталась разрыть нору. Но, впрочем, скоро она догнала нас, и мы вернулись в избушку.
Сообщение о берлоге обрадовало напарника. Мясо на охоте всегда в пользу! Поэтому мы решили идти к берлоге на следующее утро. Для охоты на медведя у нас есть одноствольное ружье ИЖ-18 двадцать восьмого калибра плюс две тозовки. Думаем, достаточно!
Взяв с собой «медвежью» лайку, выходим по моим следам к берлоге и видим, что нора раскопана, по снегу кругом разбросана земля. Я заволновался, что зверь ушел. Зима только начиналась и сон медведя чуток. Сделав круг, убеждаюсь: мишка на месте, а оставленные следы — результат усердной работы собаки.
Оставив напарника караулить вход, я срубил елку и, подойдя, резко стал толкать ее в берлогу вершиной вперед. Оттуда донеслось уханье испуганного зверя, и елка затряслась. Берлога глубока, медведь у выхода не показывается. Теперь я с ружьем караулю, а напарник пытается шестом приманить зверя к выходу, но медведь откусывает от шеста куски и не двигается из берлоги. Шест уже короткий и нужно вырубить новый. С топором иду в лес, рублю дерево. Не успеваю отрубить сучья, как раздается ружейный выстрел.
— Караулю, и увидел в глубине берлоги глаза медведя, выстрелил! — рассказывает напарник.
Тыкаю шест в берлогу, медведь не отвечает! Шест упирается во что-то мягкое, но реакции зверя нет.
— Убил ты его, что ли? — с некоторой досадой спрашиваю я. (Охота кончилась, не успев начаться!)
Вытаскиваем елку, и вижу в глубине медвежью лапу. На ней кровь. Стволом ружья приподнимаю лапу. Никакой реакции! Просунув руку, решаюсь потянуть медведя за лапу. Голова его упала вниз, а размер норы не дает нам вытащить тушу на улицу. Пытаемся топором рубить мерзлую землю, а потом догадываемся прорубить крышу берлоги за деревом. Земля здесь оказалась мягкой, и мы легко прорубаем окно. Запускаю руку, нащупываю шелковистую шкуру медведя, на ощупь добираюсь до его головы и за ухо подтягиваю к окну. Напарник хватает за второе ухо, мы без особых усилий выдергиваем медведя наверх. Только тогда обращаем внимание, что медведь смотрит на нас и моргает. Живой! После контрольного выстрела в голову, тело его обмякает, и теперь уже нет сомнения в его смерти. Ошибок мы наделали немало, нам повезло, что в берлоге находился не матерый зверь, а двухлетний медвежонок, устроившийся зимовать в свою первую самостоятельную берлогу.
Берлогу можно сравнить с лотереей. Неизвестно, кто там находится и как может выскочить зверь, поэтому подход к берлоге и стрельбе должен предполагать любые варианты.
В другой охотничий сезон собаки обнаружили берлогу, вырытую на ровном участке леса, под небольшим бугром земли. На выходе медведь нагреб высокую кучу, так что вход оказался между двумя буграми земли. Обнаружив берлогу, на которую лаяли мои собаки, я поспешил отозвать их, так как выскочивший медведь мог поймать собаку. Бугор земли не дал бы ей вовремя отскочить.
На следующее утро, взяв ружья, уже втроем, подошли к берлоге. В тридцати метрах вырубили две толстые ваги (бревнышки) и, подойдя к большому открытому входу берлоги, воткнули их крест-накрест в чело.
Медведь, хорошо слыша нас и явно ожидая подхода, с яростью вцепился своими желтыми зубами в вагу. Его маленькие глазки со злобой глядят на нас, и напарники торопятся отстрелить его, но я их останавливаю, предлагаю повременить. Зверь не сможет выскочить, куда спешить, ведь не каждый год находишь берлогу! Они, например, впервые у берлоги.
— Посмотрите. Понаблюдайте.
Медведь с недовольным рыком отпрянул в берлогу, потом с новой силой вылетел, вцепился в вагу и снова залез обратно. Так он проделал несколько раз и, поняв, что иначе зверь себя не поведет, решаем его отстрелять. Выцелив в голову, стреляю! Он падает внутрь берлоги, уходящей глубоко в землю. Иду за веревкой, которая осталась в рюкзаках на тропе. Достаю веревку и слышу выстрел. В чем дело? Медведь был убит, в этом я абсолютно убежден! Кого же они стреляют?
Возвращаюсь. Оказалось, собака залезла в берлогу, а потом выскочила, и вслед за ней выбежал медвежонок — годовалый пестун. Его отстреляли, но собака по-прежнему облаивает берлогу. В ней темно и ничего не видно! С фонарем в руке, веревкой и ружьем залезаю между двумя буграми. Свечу в чело, и в свете фонаря вижу прячущегося за спину убитой медведицы еще одного медвежонка. Становится жалко малыша, но выхода нет — достреливаю последнего мишку. Чувство вины, какой-то досады охватывает меня. Решаю для себя: больше я не охотник на медведей в берлогах! Эти мощные животные здесь совершенно беспомощны, и тот ореол берложьей охоты, который был воспитан во мне охотничьей литературой, погас!
В 1982 году в тайге случился неурожай ягод, и медведи занялись охотой на копытных животных. Тогда и обнаружилось, что численность медведей в нашей тайге очень высокая и, возможно, превышает численность волков. Мы не видим, не слышим медведей только потому, что они, обладая более совершенными органами чувств, обнаруживают нас гораздо раньше, чем мы их, и уклоняются от встреч. В ту осень известия об остатках медвежьих трапез и гибели копытных поступили почти от всех охотников, побывавших на своих охотничьих угодьях.
Осенью по небольшой таежной речке я выехал на отлов ондатры. Мой сосед по участку, приехав в гости, сообщил, что у него на озере плавает лось, убитый медведем. Голова лося рогами зацепилась за дно, и они, как якорь, не давали возможности подтащить его к берегу. Приехал просить моей помощи! Мясом этого лося он хотел откормить перед охотой своих собак.
Но и вдвоем мы не смогли вытащить на берег огромного, с вздувшимся животом, лося. Я обратил внимание, что у животного сломана задняя нога, других повреждений не было. Видимо, медведь утопил лося на озере, но не смог вытащить его на берег и бросил.
Устанавливая капканы на ондатру и отстреливая уток, я поздно вечером плыл на лодке-погонке по длинному лесному озеру, которое весной становилось протокой и на местном языке называлось «душун». Погонка — легкая, узкая лодочка, настолько неустойчива на воде, что даже уток стреляю только вдоль корпуса. При стрельбе вбок можно зачерпнуть воду или вообще перевернуться. Повернув за мыс, вижу двух взлетающих кряковых уток и, позорно отдуплетившись, плыву дальше. За очередным мысом вновь вижу расходящиеся по воде круги и, ожидая уток, разгоняюсь, схватываю ружье, готовлюсь к выстрелу. Из-за поворота показывается лежащий у берега, в воде, северный олень. Одна нога у него поднята вверх и свежеободранная кость резко выделяется на фоне серой туши. Медведь только что грыз его, а мой выстрел спугнул зверя! Готовый к стрельбе, я осторожно подъехал к оленю. Прекрасное животное с огромными, более метра, ветвистыми рогами, было почти не тронуто медведем. Остерегаясь, как бы мохнатое чудовище не вылетело на меня из темного прибрежного ельника, я повернул обратно.
На следующее утро, в надежде забрать мясо оленя, взял двух своих лаек, выехал на озеро. Оленя в воде уже не оказалось. Его рога торчат из кучи грязи, которой медведь закопал тушу оленя. Собаки спокойно бегают на берегу, значит, зверь уже давно ушел! Высаживаюсь на берег и пробую раскопать грязь, но медведь постарался не только завалить оленя, а еще и утоптал ногами грязь с лесным хламом. Пробую вытащить оленя за рога. И это удается! Зверь съел все внутренности оленя и часть живота с ребрами. Все мясо безобразно испачкано грязью, но снимаю шкуру и все что можно срезаю, укладываю на дно лодки. На берегу остается только позвоночник и грязные остатки мяса. Решаю возле этих остатков караулить медведя.
Намерения добыть медведя нет! Меня не интересует ни летняя шкура, ни мясо этого всеядного зверя, ставшего хищником. Я хочу познакомиться на практике с охотой на медведя из засады, а также понаблюдать за поведением зверя на воле. Устроив смотровую площадку на противоположном берегу узкого озера так, что останки оленя находятся от точки наблюдения в пятнадцати-двадцати метрах, я возвращаюсь в избушку.
Тщательно отмыв мясо оленя от песка и грязи в проточной воде, засолил в бочонке. Потом уехал на проверку ондатровых ловушек и рыболовных сетей. Вернулся в избушку только вечером. Поужинав и привязав собак, выехал на медвежью засидку.
Солнце уже скрылось за горизонтом, начинались сумерки. Затащил лодку в кусты. По лестнице забрался на смотровую платформу и, завернувшись в полушубок, уютно уселся. Медведь сыт и вполне возможно, что в эту ночь не появится. Не исключено, что ждать придется не одну ночь, но я готов к этому.
Наступила полная темнота. Тишину нарушают только плещущаяся рыба и ондатра, суетливо плавающая по воде. Неподалеку испуганно залаяла лиса. Кто-то напугал ее? Потом что-то грузное плюхнулось в воду. Обстановка накаляется! Сел удобнее и внимательно слушаю. Пойменный лес ужасно захламлен, а я хочу услышать подход зверя. Тишина! Прошло около получаса, потом раздается тихое «хрум». На противоположном берегу кто-то хрустнул косточкой в ельнике. Возможно, пришла лиса или соболь. Но тяжелый вздох крупного животного яркой вспышкой пронзает меня. Пришел! Как он ходит! Без единого шума, не наступив ни на одну сухую веточку. Вот это мастер!
Наконец-то, я один на один с настоящим зверем. Чувство опасности возбуждает, и у меня начинают постукивать зубы. С трудом глушу этот позорный нервный стресс.
Медведь начинает поедать что-то в ельнике. Кости ломаются его зубами с таким треском, что, кажется, трапезу можно услышать за пару километров. Челюсти медведя немного мощнее собачьих и волчьих зубов. Потом, не насытившись, он, с шумом раздвигая прибрежный кустарник, выходит на берег. Долго стоит, не ступая на чистое место, глубоко и громко втягивает воздух и, наконец, убедившись в отсутствии опасности, спускается к воде.
Поднимающаяся над горизонтом полная луна позволяет рассмотреть крупного зверя, который пьет воду. Именно пьет, а не лакает, как собака. Затем медведь подходит к останкам оленя, берет в зубы позвоночник, с силой вытаскивает его из грязи и уходит с ним в ельник. Опять слышны звуки дробления костей и чавканье довольного зверя. Трапеза продолжается около получаса, после чего он уже без опаски спускается к воде, зачем-то плещется в ней лапой. Луна уже высока и серебряным светом ярко освещает берег и медведя. Кажущийся черным, зверь снова возвращается к месту закопки оленя и начинает поедать те куски мяса, которые забраковал я.
Покопавшись в грязи, медведь, тяжело вдохнув, как будто сожалея, что мало досталось, снова спускается к воде. Желая проверить его слух, делаю телодвижения. Одежда шуршит! Медведь замирает. Долго слушает и громко втягивает воздух. Пытается разобраться, кто подшумел? Разворачивается, поднимается до кустов, там долго стоит, внимательно слушает и уходит в ельник. Снова возится там, но на берег больше не выходит.
До чего же все-таки остро чувство опасности у диких зверей. Казалось бы, у медведя в природе и врагов-то нет. Только человек! Неужели он так опасается человека? Лось, гонимый волками и тем же медведем, летом более самоуверен, и даже человек не вызывает у него страх. Без сомнения, хищные животные умнее и поэтому быстрее адаптируются к ситуациям. Давно ли человек появился в их биотопах? А рефлекс страха к нему у хищников уже очень велик.
Между прочим, отсутствием аппетита медведь не страдает! Насытившись вчера, он и сегодня немало съел.
Пора заканчивать спектакль. Не сидеть же мне здесь всю ночь. Стреляю из ружья в воздух, и наступает тишина. Теперь слушаю я. Ни одного звука убегающего зверя! Спускаюсь с засидки, вытаскиваю лодку на воду и гребу домой.
Был ли это тот самый зверь, что утопил лося у соседа, — неизвестно.
На своих лесных охотничьих угодьях я обнаружил останки еще двух лосей. И эти животные задраны медведем возле водоемов. Один лось утонул в воде. На поверхности льда торчал небольшой отросток рога, а при внимательном осмотре я обнаружил лосиную шерсть. Предположив, что подо льдом находится лось, прорубил лед и обнаружил хорошо сохранившуюся тушу лося. Медведь съел только ребра и внутренности. Задняя нога у животного сломана ударом медвежьих лап. У останков другого лося я также обнаружил травму кости задней ноги. Можно предположить, что медведь, скрадывая лосей, внезапно нападал на них у водоемов и ударом мощных лап ломал ногу, а потом топил жертву, прыгнувшую в воду.
В ту зиму медведей-шатунов не наблюдалось, значит, популяция лося обеспечила медведей кормом.
Нет никакого сомнения в том, что в условиях таежных биоценозов бурого медведя нельзя относить к числу вредных хищников и, по моему мнению, их отстрел до залегания в берлоги необходимо запретить. Охота на берлогах не наносит значительного ущерба его популяции, так как находят их случайно, и в большинстве случаев охотники-промысловики не упустят возможности отстрелять обнаруженного медведя, становясь в один ряд со злостными браконьерами.
Доход государству от реализации лицензий на отстрел медведя минимальный, а как средство контроля сомнителен. В некоторых регионах их можно отменить, одновременно введя полный запрет его отстрела до залегания в берлогах, то есть сроки охот на медведей установить на тот период, когда идет добывание пушных зверей.
г. Олекминск, Саха (Якутия)
Б.А. Трегубов
«Охотничьи просторы», книга 1(63) – 2010