Посвящается светлой памяти Евдокима Григорьевича, моего дядьки.
Очередной охотничий сезон для меня начинался как обычно с беготни в общество охотников за получением договора на пушнину, лицензий, путевок на боровую дичь. В охотничий магазин — приобрести резиновые сапоги, патроны, запасные батарейки к фонарику и транзистору, прикупить разную мелочь, необходимую в таежном обиходе.
Приподнятое настроение, предшествующее открытию охоты на пушного зверя, периодически сменялось чувством тревоги при мысли, что долгожданный отпуск могут задержать в связи с производственной необходимостью. Но все обошлось.
Продукты, охотничье снаряжение, оружие — все уже было подготовлено. Получены необходимые документы, и от этого радостное чувство распирало мою грудь.
Получив отпускные, зашел в магазин, купил водки, колбасы и зашагал в общество охотников. Неписанными законами было установлено отмечать начало охотничьего сезона. В обществе чувствовалась атмосфера праздника, не отмеченного ни в одном календаре мира. В коридоре и приемной председателя толпились знакомые охотники. Каждую осень мы встречались здесь при заключении договоров, а потом, после окончания охотничьего сезона, — при сдаче пушнины. У нас были общие интересы и темы для разговоров, на фоне которых праздник чувствовался еще острее. Те, кто уже заключил договора и оформил документы, курили на крыльце у входа; сообщение о том, что я уже «вольный казак» и что это необходимо отметить, встретили радостно.
Выпив с мужиками стопку водки за таежный фарт и подышав еще немного праздничной атмосферой, я с чувством исполненного долга зашагал домой, по дороге намечая, что необходимо сделать по хозяйству, чтобы жене за время моего отсутствия легче было управляться с делами. С утроенной силой и какой-то легкостью за два дня переделал кучу дел, тех, что копились месяцами и до которых все время не доходили руки. Уже поздно вечером парился в бане, наметив отъезд на следующее утро.
Попасть на участок можно было на уазике. С тех пор, как в нашем глухом районе обосновалась золотодобывающая артель, дорог в таежную глухомань, на таежные реки она понастроила множество — и это, пожалуй, было единственным плюсом для жителей района от ее бурной деятельности.
Добравшись до участка, я обосновался в базовой избушке, которая находилась в центре моего охотничьего участка. Первые дни потратил на приведение в порядок таежного жилья и подготовку к охоте. Поправил покосившуюся трубу, очистил печную разделку от набившихся в нее сухих листьев и хвои. Вырубил ступени на крутом спуске к ручью, пока не замерзла земля. Поднял уровень воды в ручье, сделав плотину из каменных плит, а в образовавшийся омуток высыпал картофель, чтобы сохранить его свежим на весь охотничий сезон и уберечь от мышей. Подновил шалашики для собак, накрыв их лапником и подстелив сухой травы. Подключил антенну и заземление к транзистору, настроив его на краевую волну, где всегда можно было услышать прогноз погоды. Готовил дрова и утеплял пазы избушки. Собаки то крутились рядом, то самостоятельно уходили в тайгу, видимо, понимая, что мне сейчас не до них, что у меня другие заботы.
Вечером, отдыхая, сидя у костра, решил, что сделал все необходимое и пора заняться охотой. Покормив собак, приготовил ужин для себя, а в честь открытия охоты решил устроить небольшой праздник. Почистил стекло керосиновой лампы и выкрутил фитиль до отказа, отчего вся избушка залилась ярким светом. Включил транзистор, а из-под нар достал армейскую фляжку со спиртом. От сухих березовых дров печь раскалилась до красна, заполняя жаром избушку. Я распахнул дверь и подпер поленом. Этим незамедлительно воспользовалась Верба, молодая сучка, и забежала е избушку. Рабочий кобель по кличке Мальчик, поставив передние лапы на порог, издали наблюдал за моей реакцией, не решаясь зайти внутрь без разрешения.
— Ну, что стоишь? Заходи, — пригласил я, — сегодня праздник, завтра — начало охоты.
Проснулся я от барабанивших по крыше избушки капель дождя. «Вот тебе и без осадков», — вспомнил голос вчерашнего диктора из транзистора. Пропало желание выбираться из спальника. Я реально представлял, что сейчас происходит в тайге. По чистинам, где в рост человека стоит неполегший еще пырей, пройти, не вымокнув с головы до ног, практически невозможно. Под пологом леса дождь усиливается еще и от падающих с хвои и веток капель. Да и нет, пожалуй, в тайге зверя, которому бы нравилась такая погода. Все стараются отсидеться в непогоду в укромных местах.
Но с другой стороны, не нарушать же планов на открытие охоты из-за какого-то дождя. Быстро собрался, накинув на голову капюшон куртки, вышел из избушки. Собаки, подняв головы и не покидая своих мест, внимательно следили за мной и только после того, как я снял со стены избушки ружье, дружно вскочили и радостно запрыгали вокруг. «Все, ребята, отдых закончен, надо работать», — сказал я и, оглядев хмурое небо, зашагал вниз по пойме ручья.
За весь день на глаза не попали ни зверь, ни птица Тайга будто вымерла, и только шелест дождя заполнял все пространство вокруг. Собаки, с утра старательно обшаривавшие округу, теперь бежали рядом, поминутно отряхивая шерсть от набившейся в нее влаги.
Последующие два дня не принесли изменений в погоде, хотя бодрый голос из транзистора передавал по югу края небольшую облачность и кратковременные осадки. Дождь временами переставал, но лес, земля, воздух так пропитались влагой, что казалось все это состоит из мельчайшей пыли, влажной на ощупь.
Два дня я еще выходил в тайгу, но результат был нулевой. Наутро третьего, проснувшись и услышав монотонный звук падающих на крышу капель, включил транзистор и, найдя музыкальную волну, лежал и слушал музыку. Ближе к обеду встал с постели, приготовил поесть, почистил ружье, поточил топор, ища работу, чтобы как-то отвлечься.
Мысль о том, что на дальней, стоящей на самом краю охотничьего участка избушке в прошедшую зиму большим снегом могло проломить крышу, пришла как-то неожиданно. Я вспомнил подгнившее от времени перекрытие, изрядно прогоревшую трубу у печки — надо бы заменить. В прошлый охотничий сезон дальней избушкой я практически не пользовался, заходил пару раз попить чаю и обогреться.
Участок и три избушки достались мне в наследство от дядьки по материнской линии, он два десятка лет охотился здесь после того, как, заработав северный стаж на острове Диксон, вышел на пенсию. Охотился до последнего сезона, когда, серьезно заболев, уже не мог больше ходить в тайгу.
Две избушки изрядно обветшали и требовали капитального ремонта. Спустя два года после смерти дядьки, выбравшись с друзьями на майские праздники в тайгу, за четыре дня рядом со старой избушкой срубили новую добротную избу с тамбуром. Новая «базовая» избушка находилась в центре моего охотничьего участка и служила основным плацдармом для скитаний. Остальные были подсобными, в них можно было переночевать, припозднившись в тайге, или провести день-другой, занимаясь охотой.
Мысль о том, что делаю не по-хозяйски, практически забросив старую избушку, не давала покоя. Может так случиться, что ночевать в ней придется еще не раз. и я решил сходить, посмотреть, что и как. Оценить, какой ремонт необходим, поправить что возможно.
Проснувшись утром, не услышал ставшего уже привычным шелеста падающих на крышу капель. Выйдя из избушки, увидел все то же серое небо, затянутое низкими облаками, но почувствовал — в природе что-то изменилось. Ощущалось незначительное движение воздуха, слегка похолодало. А когда поднялся на водораздельный хребет, отделяющий «базовый» ключ от крупного бокового, в вершине которого находилась старая избушка, налетел ветер. Сыпануло ледяной крупой, а затем повалил крупными хлопьями снег. Из-за плохой видимости спустился с хребта в боковой ключ ниже избушки. Подгадал точно к кедру, где когда-то с дядькой били орех и где стояла еще подваленная к дереву сушина Повернул вверх по ключу и через пять минут хода увидел избушку, одиноко стоявшую на поляне, заросшую со всех сторон бурьяном. Стало грустно от картины запустения.
Крыша выдержала многоснежную зиму, согнуло только проржавевшую печную трубу. Собрав с нар и пола сухую «шадачину», разложил траву в углу тамбура, сделав лежанку для собак.
Найденной штыковой лопатой выкосил вокруг избушки бурьян и сжег его на старом кострище. «Ишь ты, хозяин объявился», — бросил я шадаку, недовольно цвиркающему рядом в каменной россыпи. Обойдя избушку, на задней стене увидел подвешенные запасные трубы для печки, капканы, пучки сухой пожелтевшей осочки, которую дядька использовал для стелек в ичиги.
Улово ключика, где всегда брали воду, весенним половодьем полностью забило песком и древесным мусором. Лопатой расчистил тропку к ручью и само уловце. Постоял, вспоминая прошлое и наблюдая, как чистые струйки воды вымывают из сделанного котлована серо-рыжую муть. Сходил в избушку, принес и перемыл запылившуюся посуду, зачерпнул в котелок воды для чая и, навесив его на новый таганок, поместил в пламя разгорающегося костра.
Пока занимался хозяйственными делами, не заметил, как прекратился снег и выглянуло солнце из-за поредевших убегающих туч.
Чай пил на улице, соорудив стол и стул из двух чурок. Глядя в пламя догорающего костра, вспоминал, как три года назад с дядькой ночевал в этой избушке, наши совместные с ним охоты. Как потом ударили морозы, и как он смущенно просил меня несколько раз за день развести костер, чтобы согреть у огня ничего не чувствующие, онемевшие руки. Вспоминал, как уходил дядька с участка, переночевав последний раз в избушке. Как провожал я его утром до Каменной горы, а потом долго смотрел вслед небольшому сгорбленному человеку, удалявшемуся от меня, как потом оказалось, навсегда. Так и остался он в моей памяти — с одностволкой за плечами, ведущим на поводке собаку.
Накатила грусть от воспоминаний, от того, что коротка жизнь человека. И чтобы как-то отогнать от себя грустные мысли, вслух, громко, так что эхо покатилось вниз по распадку, я крикнул: «Ну, что, Евдоким Григорьевич, помогай! Видишь, нет фарта! Пошли хоть рыженького, какого-нибудь завалящего соболька. Хозяйство-то ведь твое!»
Потом затушил костер, закрыл дверь избушки. Окинул взглядом сразу преобразившуюся под выпавшим снегом тайгу и тронулся в обратный путь. Шел не спеша, все еще размышляя о бренности жизни.
Звонкий лай Мальчика раздался с левой стороны распадка, недалеко от тропы, где еще видны были затекающие смолой старые затеей. Лаял кобель звонко и азартно, явно на дерево. Я взял выше по косогору, чтобы просмотр сверху был лучше. Пересекая небольшую боковую разложину. увидел Вербу, азартно копающуюся в корнях старого пня.
Поднявшись по склону, стал подходить на лай, внимательно приглядываясь. Первым заметил Мальчика, сидевшего под небольшим, развесистым кедром. Скользнув взглядом вверх по дереву, сразу увидел соболя, сидевшего на толстом сучке, невысоко над землей и наблюдавшего за собакой. После выстрела ласково гладил кобеля, пока тот не умерил свой азарт. Подняв темного кота за задние лапы и встряхнув его, удостоверяясь в реальности происходящего, произнес: «Ну, спасибо, Евдоким Григорьевич, за подарочек!»
Уложив соболя в рюкзак, стал спускаться к тропе. Вспомнил про Вербу и, свернув в разложину, увидел ее на том же месте, у старого пня, из-под которого виднелись только часть туловища и хвост. «Ну, кого нашла, красавица?» —
обратился я к собаке. Верба, услышав мой голос, на секунду выглянула из-под пня и, вновь нырнув под корни, с ожесточением стала скрести лапами, выбрасывая гнилушки, лесной хлам. «Верба, — вновь обратился я к собаке, — соболь-то у нас в рюкзаке, а здесь он, видимо, отлеживался в непогоду, и остался от него только запах». Но придерживаясь выработанной с годами привычке — не оставлять без внимания интерес собаки, — подошел ближе. Скинул рюкзак, достал топор и обухом ударил по пню. Вдруг показалось, что где- то уркнул соболь. Не веря в происходящее, стукнул еще и еще раз и, как чудесную музыку, стоял и слушал сердитое урчание соболя. На стук топора прибежал Мальчик и, крутнувшись около пня, ткнулся мордой под корни с противоположной от Вербы стороны и стал яростно рвать зубами податливую, гнилую древесину.
Второй соболь тоже оказался котом, по цвету и размеру схожим с первым как две капли воды.
Оставшуюся часть пути до «базовой» избушки я все размышлял о случившемся, задавая себе вопрос: как расценивать произошедшее? Простое стечение обстоятельств, счастливый случай или что-то такое, что не подвластно нашему разуму?
Вспомнил рассказ знакомого охотника, как он на одном кедре добыл сразу трех соболей, видимо, из одного выводка, которые к началу охотничьего сезона еще держались вместе.
В избушке первой стопкой помянул дядьку, вторую выпил за добытых соболей. После чего заснул, сразу и крепко с твердой уверенностью, что все теперь будет хорошо.
В. Репин, Красноярский край
“Охота и охотничье хозяйство” №5 – 2009