В безветренное солнечное сентябрьское утро охотился я в Куноватской тайге с Пальмой, белой пушистой западносибирской лайкой. К полудню у меня в рюкзаке уже были две копалухи и старый глухарь, и я решил отправиться к устью реки Логасьеган передохнуть. Неторопливо шагая по заросшей травой тропинке, я, наконец, подошел к знакомой песчаной отмели. На ней неожиданно увидел рыболова, хлеставшего спиннингом по зеркальной поверхности реки. Он был так увлечен своим делом, что вдрогнул, когда я приблизился и поздоровался с ним.
— Ох, как вы меня напугали! Я ведь и не слыхал ваших шагов. Ну, что же, давайте знакомиться! Павел Власович Лимуткин, лесовод. Провожу отпуск у зятя, он тут работает на рыбозаводе.
Я тоже назвал себя. Павел Власович предложил мне позавтракать с ним:
— Уже полдень, а я с рассвета все рыбачу, пора бы и отдохнуть. Да и вы, наверное, тоже охотитесь с утра? Пойдемте на стан, сварим уху, чайку попьем. Лимуткину было около пятидесяти. Несмотря на полноту и высокий рост, он был ловок и быстр в движениях, на что я обратил внимание еще когда он кидал блесну. У него были длинные» закрученные «по-буденновски» усы, темно-русые слегка вьющиеся волосы, посеребренные сединой. Приветливый взгляд его серых глаз из-под густых темных бровей как-то сразу располагал к нему.
В нижнем конце отмели виднеласьбрезентовой палатка, а против нее на приколе стояла лодка с мотором. — Разводите костер, а я пойду за окунями. Есть у меня и щуки, но их лучше жарить, — сказал Павел Власович и пошел к лодке. Недалеко от нее в отмели был вбит березовый кол, к которому привязан кукан с рыбой. Пока мой новый знакомый чистил окней на берегу, я разжег костер, повесил над ним чайник, выпотрошил копалух и глухаря. Одну копалуху я отеребил на ужин, подумав, что, пожалуй смысл и заночевать здесь.
Проснулись мы рано, было еще темно позавтракали и отправились с лайкой охотиться на глухарей
С рассветом Логасьеган покрылся плотным туманом. На востоке безоблачного темно-синего неба показалась светлеющая полоска зари. Воздух был тонкого аромата отцветающих трав. Мы следовали на запад, где я в прошлые годы встречал глухарей в эту пору. Нам предстояло пройти примерно пять километров, часть из них – по моховому болоту с крупными кочками. Когда вступили в болото, Пальма обогнала нас и галопом ушла в бор, черневший островом посредине. Через некоторое время до нас донесся ее азартный лай, потом он стал ближе к нам и , наонец, затих. Не успели мы осмыслить, что бы это могло значить, как из бора на болото выскочила Пальма, преследуемая лосем. Она неслась с огромной скоростью, на какую только способна легкая собака на бегу охотничья собака.
— Павел Власович, быстрей вложите в ружье пулевые патроны! У лосей сейчас гон. Если зверь бросится на нас, придется защищаться! – крикнул я Лимуткину, заряжая свой «Зауэр» патронами с пулями Якана.
Пальма едва успевала увертываться от разъяренного быка, искусно лавируя между кочками. Когда она проскочила мимо нас, я быстро вскинул бескурковку. Лось, заметив это движение, остановился, злобно прижав голове уши. Шерсть на его загривке встала дыбом, из ноздрей валил пар от быстрого бега. Мне стало не по себе: «Что если бык бросится на нас и не удастся сразу положить его выстрелом замертво?»
Вдруг грянул выстрел компаньона. Грозный бык поднялся на задние ноги, легко повернулся и карьером понесся по болоту обратно на сосновый остров. Пальма кинулась вслед, но я окриком остановил ее. Все это произошло так быстро, что я не сразу понял, в чем дело, и подумал: «Павел Власович промахнулся!». Словно прочитав мою мысль, он сказал:
— Я решил напугать лося, чтобы он убежал. Правильно я поступил?
— Наверное, правильно, раз он не бросился на выстрел, а умчался в бор, — ответил я спутнику. Руки его, свертывавшие самокрутку, слегка дрожали, лицо побледнело. Вероятно, и мое лицо было не краше. Встреча с огромным самцом-лосем, который во время брачных игр бывает не менее свирепым, чем кабан-секач, а по силе превосходит матерого медведя, могла закончиться трагично для кого-нибудь из нас, а может быть, и для обоих.
Из болота мы вступили в смешанный лес. Спущенная с поводка Пальма вскоре стала звать к себе звонким лаем. Я предложил Павлу Власовичу сходить к ней. Через несколько минут грянул выстрел, а затем показался и охотник, довольный, улыбающийся, с копалухой в руках.
Потом нам долго не везло. Пальма, неустанно рыскавшая по тайге, не подавала голоса.
День был жаркий, и мы уже порядком устали. Встретив небольшой ручеек с холодной водой, решили отдохнуть в тени большого кедра.
За чаем я рассказал своему спутнику о том, как однажды известный на Урале медвежатник Степан Федорович Щербаков стрелял во время гона крупного лося и едва не стал жертвой разъяренного зверя. Первая пуля угодила в сердце зверя, но не остановила, только замедлила его стремительный ход. Поэтому лосю и не удалось расправиться с охотником, уложившим его вторым выстрелом с расстояния пяти-шести шагов. Ведь сибирский охотник Иван Степанович Kpoтов, убивший во время брачных игр лосиху, сам погиб под копытами тяжело раненного самца.
— Да, сейчас рогач страшен, — заключил Павел Власович, заново переживая сегодняшнюю встречу.
…Отдохнув часа полтора-два, мы снова зашагали по тайге, ожидая зова собаки. Охота на глухарей на току с юных лет увлекала меня сильнее, чем любая другая охотничья страсть, но только до той поры, пока я не увлекся охотой на лосей и медведей. Много ночей прокоротал я в свои первые походы на глухариные тока у костра в ожидании рассвета, забираясь за десятки километров от дома по бездорожью, по моховым болотам, полным вешней воды. Обратный путь с оттягивавшей плечи добычей давался еще труднее. Я добирался домой в полном изнеможении, едва переставляя ноги, и каждый раз зарекался больше не ходить на такую охоту. А потом все повторялось снова и снова после одного или двух дней отдыха…
— Ну, что-то сегодня Пальма ничего не находит. Должно быть, нынче здесь мало глухарей. Не пойти ли нам к палатке, чего попусту бродить по тайге? предложил я своему спутнику.
— Да нет, мне кажется, рано еще возвращаться. Может, Пальме посчастливится найти птицу, ведь у вас еще нет трофея! – возразил Павел Власович.
И действительно, вскоре левее от нас зазвенел голос лайки. Я опять предложил Лимуткину пойти к ней.
— Нет так не годится! Теперь ваша очередь. Пальма облаивала старого глухаря. Когда я вернулся с ним к ожидавшему меня спутнику, тот сказал.
— Вот теперь можно возвращаться.
Обоатно мы шли другим путем, обошли болото, где утром гонялся за Пальмой рассерженный лось. Когда вернулись к палатке, Павел Власович, несмотря на усталость, поехал на омут со спиннингом, а я остался готовить ужин.
Над рекой поднимался густой туман, заметно похолодало. Царила невозмутимая тишина. Казалось, что все вокруг замерло, застыло в оцепенении, даже рыба не плескалась у отмели.
Мы долго сидели у костра, пили чай, вспоминали свои прошлые охоты, интересные встречи. Павел Власович не мог налюбоваться красками вечерней зари, полыхавшей на горизонте…