Глубокое ущелье Карасай в Заилийском Ала-Тау с северной стороны разрезано узкими лощинками, заросшими барбарисом, борякой и жимолостью. На южных склонах Карасая все выжжено солнцем, нет ни одного кустика.
По дну такого ущелья поздно осенью шел в то утро охотник с собакой Мушкетом. Свежие пятна взрытой земли и крупные следы вскоре показали, что огромный кабан-секач каждую ночь пасется здесь, на дне ущелья.
Петренко остановился и внимательно посмотрел на склоны Карасая. Кабан мог залечь только на северном склоне в одной из заросших кустами ложбинок. Но в которой? Это мог подсказать нос Мушкета.
Ветерок слабо тянул снизу. Охотник взобрался на верх северного склона Карасая и пошел гребнем, останавливаясь перед вершинами ложбинок. Там Мушкет поднимал морду, нюхал воздух и спокойно бежал дальше. Значит в зарослях ложбинки кабана не было. В одной из ложбинок собака насторожилась, усиленно стала принюхиваться и вилять хвостом. Уши ее приподнялись. Осторожно, крадущимся шагом Мушкет двинулся вниз по краю густых зарослей кустарника. Хозяин стал спускаться за Мушкетом, стараясь не отстать. Он хорошо научился понимать поведение своей собаки.
Сейчас по всему было видно, что Мушкет почуял зверя. Вероятно, это был кабан, следы которого виднелись на дне Карасая.
На середине спуска Мушкет остановился против густых кустарников, шерсть на его загривке вздыбилась, собака остервенело залаяла, глядя в одно место зарослей. Охотник видел, куда смотрит собака, но ни одна веточка там не шевелилась. Зверь затаился и не выдавал своего присутствия. Охотник, волнуясь, поднимался чуть выше собаки, спускался ниже, но ничего не мог рассмотреть. Время шло. Мушкет стоял на одном месте и злобно лаял на все ущелье. Надо было что-то предпринимать!
Немного ниже Мушкета узенькая, но длинная полянка от края зарослей тянулась почти до их середины. В густых кустах только в этом месте можно было удачно выстрелить по кабану, когда он будет перебегать поляну.
— Возьми, Мушкет! — крикнул Петренко, держа ружье наготове. Мушкет перестал лаять, опустил хвост и посмотрел прямо в лицо хозяину.
— Возьми, возьми! — подтвердил свое приказание охотник.
Тогда Мушкет словно очнулся и в несколько прыжков оказался на полянке. Там он остановился, повернулся опять к той же магической точке в кустах и злобно залаял с поджатым хвостом. И сразу перед ним кусты с громким хрустом пригнулись, и огромная бурая туша так стремительно кинулась поперек полянки, что Мушкет не успел отскочить и был подмят. Петренко вскинул было ружье к плечу, но кабан уже скрылся по ту сторону полянки в густых кустах. Все это произошло буквально за какой-то миг.
Треск и топот быстро стихли внизу. А на полянке корчился и скулил Мушкет. С окровавленной собакой на руках Петренко заспешил домой.
Ветеринарных больниц в глухих горах нет. Вся надежда была на «целебный» собачий язык, способный зализывать и излечивать раны. И действительно, Мушкет быстро поправился.
* * *
Едва рассветает, заботливая хозяйка, уже грохочет ведром в хлеву, и звонкая струя молока начинает хлестать в подойник. Тогда просыпается и свинья в загоне рядом. Она долго сидит, как собака, на задних ногах, опершись на передние, и внимательно следит за хозяйкой, пошевеливая лопухами ушей.
После дойки корову выгоняют на улицу. Всю зиму она пасется на бесснежных южных склонах гор.
Свинья не дает отнести домой молоко: требовательный, душераздирающий визг, от которого трясутся стекла в окнах, заставляет сейчас же выпустить и свинью, во всю силу своих коротких ног она мчится вслед за коровой. Их дружба удивляла всех. Весь день они неразлучны и вечером степенно идут домой вместе: впереди корова, за ней — свинья.
Но однажды наступила ночь, а корова и свинья не вернулись домой. Зимой в горах водились волки, встречались и следы снежных барсов, да мало ли что могло случиться с коровой и свиньей?! Огонь в окне горел всю ночь. Хозяйка почти не спала.
Едва стало светать, Петренко оседлал коня и, забросив винтовку за плечи, ускакал в горы искать животных.
Накануне выпал снежок, и следы вскоре показали, что корова и свинья пошли вечером не домой, а в горы. Километр за километром Петренко удалялся от дома. Так он проехал больше пяти километров. Взошло солнце. Закричали в скалах кеклики. Позвякивали подковы лошади по камням, поскрипывала кожа седла. Цепочка следов уходила в гору и скрылась за крутым поворотом ущелья в Малом Алма-Сае.
За поворотом по всему дну ущелья были видны следы проходившего здесь стада диких свиней. Не увязалась ли домашняя свинья за ними?
Но через несколько поворотов ущелья Петренко увидел корову. Она лежала около густых зарослей тростника и спокойно пережевывала жвачку. Рядом растянулась свинья.
Протяжным мычаньем корова приветствовала хозяина. Ее «подруга» приподняла голову, хрюкнула и снова повалилась на бок.
Петренко облегченно вздохнул и слез с коня. С его скотом ничего не стряслось плохого, это самое главное. Все кругом было истоптано свежими следами диких свиней. Ночью они здесь останавливались на кормежку.
Петренко взглянул на густые заросли тростника по берегу ручья на дне ущелья. Туда уходили крупные и глубокие следы дикого кабана. «Не залег ли он там?» — подумал охотник, взял в руки винтовку и пошел к зарослям. На ходу он сунул руку в карман за патронами и только тогда вспомнил, что утром забыл их дома на окне. Но один патрон в стволе был.
«Стану стрелять только наверняка»,— решил охотник, осторожно приближаясь к зарослям. Охотничий азарт уже всецело овладел им.
Перед зарослями ручей осенью разлился в широкую лужу метров на пятьдесят шириной и покрылся прочным льдом. Охотник шагнул на лед и сразу прокатился, как на коньках, чуть не до середины ручья.
Вдруг прямо перед ним тростник затрещал, и вскинулась огромная черная голова кабана. Зверь стоял у кромки зарослей, злобно смотрел на охотника маленькими глазками и клацал клыками. Оба его уха приподнялись.
Винтовка сама взлетела к плечу — и по ущелью раскатился выстрел.
Зверь громко ухнул и бросился прямо на охотника, мотая окровавленной головой.
В два прыжка он перекрыл расстояние до кромки зарослей. Третий прыжок вынес его многопудовое тело на лед. Но тут ноги кабана поползли в
разные стороны, и он упал на бок в нескольких шагах от охотника.
Все это заняло каких-то несколько секунд!
Охотник бросился назад, но поскользнулся и тоже растянулся во весь свой богатырский рост.
Зверь и охотник бились на скользком льду почти рядом!
Человек поднялся первым, и сразу дерзкая мысль, навеянная азартом, заставила его схватиться за нож у пояса. Но… он тоже остался дома и, вероятно, это спасло охотника от большой беды.
Он уже выбрался на твердый берег, а кабан все еще бился на льду, размазывая по нему кровь. Кончик его уха был пробит пулей, но голову зверя она не задела. Секач то поднимался на передние ноги, волоча зад, то с грохотом падал на морду, буксуя задними ногами. Его грозное уханье сменялось жалобным взвизгиванием. Наконец, растопырив копытца, он кое-как приподнялся надо льдом. Добравшись до зарослей, кабан бросился удирать. Пробив тростники, он вскочил на крутой голый склон и легко понесся, задрав хвост, вверх по камням.
Охотник следил за ним, пока кабан не перевалил через хребет. «В Карасей ушел»,— решил охотник.
* * *
Прошел год. Снова наступила зима. Петренко однажды рано утром выехал в горы вместе с лесником Лихачевым и его собакой Орлом. Мушкет тоже бежал за лошадью своего хозяина.
Вот и глубокое ущелье на вершине Карасая. Солнце только что поднялось над горами. Охотники слезли с лошадей, и Лихачев в бинокль стал смотреть вниз.
— Кабан! — воскликнул он, подавая бинокль.
И в самом деле, далеко внизу дно ущелья Карасая было покрыто свежими рытвинами, а среди них стоял огромный кабан.
Вдруг собаки зарычали и сцепились в яростной драке — только этого еще недоставало! С трудом их растащили в стороны.
Кабана на дне ущелья уже. не было. В бинокль увидали его на середине северного склона Карасая. Собачья шумная драка вспугнула зверя.
— И нужно же было им сцепиться так не вовремя! Говорил ведь, не бери своего,— проворчал Петренко.
А собаки снова схватились «врукопашную». На этот раз их разняли с еще большим трудом, и они, скуля, принялись зализывать себя.
Из-за собак охотники потеряли кабана из виду. Вероятно, он залег в одном из боковых северных ложбин.
Лихачев свел лошадей вниз, привязал их там, а сам с Орлом спрятался в конце первой ложбины. Петренко прошел хребтом и пустил Мушкета вниз с вершины в эту же ложбину. Но собака быстро вернулась. Значит кабан залег дальше.
Лихачев низом перебежал и затаился у начала следующей ложбины. Но и в ней Мушкет не обнаружил кабана.
Так, переходя от одной ложбины к другой, один вверху, другой внизу, охотники долго искали зверя.
Вот и знакомая ложбина с зарослями кустарников, где в прошлом году кабан ударил Мушкета. Не здесь ли опять секач? И в самом деле, шерсть на загривке у собаки начала подниматься. Походка сделалась крадущейся. Мушкет громко залаял на середине зарослей, почти в том же месте, что и в прошлом году. Петренко бегом спустился к собаке. Все, как и в тот раз, даже узкая полянка все еще не заросла. Но она уже раз подвела!
Как охотник ни вглядывался, кабана не было видно. А Мушкет все лаял, как пальцем, указывая носом в одну точку. Петренко взобрался на камень, но и с его высоты кабана не было видно. Тогда он решил обойти заросли с другой стороны. Отозвав Мушкета, он поднялся метров на сто выше, перешел заросли там, где они уже стали редкими, и стал спускаться. Мушкет снова залаял перед серединой зарослей, смотря теперь в другую сторону.
Но и отсюда кабана не было видно, как охотник ни вглядывался. Прошло минут двадцать, выход был только один: опять послать Мушкета выгнать кабана, и Петренко крикнул:
— Возьми!
Мушкет без колебаний бросился с лаем в заросли.
Ему навстречу вздрогнули кусты, и невидимый в них секач где-то под кустами кинулся на собаку.
С отчаянным «Ай-ай-ай!» Мушкет ракетой вылетел из зарослей под ноги Петренко. Прошлогодний урок научил его быстрому отступлению!
Кабан остановился, оставаясь невидимым в густых кустах. Но одна вершинка куста время от времени стала вздрагивать. Значит зверь стоял под ней. Петренко сразу понял это. Его волнение достигло предела. Ладони вспотели. Он обтер их о штаны и снова положил палец на спуск. Вторично посылать собаку было рискованно.
Вершинка одного из кустов опять пошевелилась,
Петренко прицелился, примерно рассчитав, где может быть туловище зверя, и выстрелил. Кабан ухнул и бросился вниз по кустам, легко пробивая их своей тяжестью. Мушкет с лаем мчался рядом с ним, но по опушке зарослей.
Как ураган зверь в несколько секунд с треском промчался через заросли до их конца, и вдруг там все стихло. Лай Мушкета сменился злобным рычаньем — он догнал секача и боролся с ним!
Петренко бросился вниз на выручку собаке.
— Не подходи близко, не подходи!— кричал Лихачев, поднимаясь со дна ущелья и посылая Орла вперед. Но его собака, зачуяв кабана, поджала хвост и трусливо убежала вниз к лошадям.
К счастью, бояться было нечего. Мушкет остервенело кусал убитого кабана!
Охотники с трудом стащили тяжелую тушу вниз, сняли шкуру и разрубили на части мясо. На одном ухе кабана была дырка от прошлогодней пули Петренко. Но что более всего удивило охотников, это сердце секача: его низ был пробит насквозь круглой свинцовой пулей, но могучий зверь пробежал после этого еще метров сто пятьдесят!
М. Зверев
“Охота и охотничье хозяйство” №8 – 1974