Избушка на речке Шинде, по меркам местных охотников, стоит явно не на месте – слишком далеко от берега. Приплыв сюда на лодке, надо вытаскивать груз на крутой яр, потом тащиться больше сотни метров по узенькой извилистой тропинке, заваленной колодником. Несколько сезонов охотятся здесь друзья Вовка и Васек и всякий раз, перетаскивая вещи из лодки в избушку и наоборот, поминают недобрыми словами штатных охотников, рубивших это зимовье, и клянутся, что уж будущим-то летом обязательно срубят новое, поближе к воде.
Скоро уже месяц как они тут живут. По реке идет шуга, надо выбираться домой. Сегодня должен приплыть за ними Степан Гаврилович. Говорил, что приедет тридцатого октября со своими собаками – Кузей и Мухой, денек-другой побудет с ребятами и все вместе будут выбираться. И слово сдержал. Причалил к берегу, когда уж темнеть начало.
Когда люди, связанные общими интересами, долго не видятся, всегда есть о чем поговорить. Особенно это проявляется в среде рыбаков, охотников, да и вообще людей тайги, пробывших в одиночестве хотя бы пару недель. Разговорам нет конца. До глубокой ночи проговорили охотники, поэтому утром вышли на охоту позже обычного. Пошли каждый своим маршрутом и у всех свои собаки…
I
Быстро шагая по извилистой тропинке вдоль речки Шинды, Вовка высвечивал фонариком колодины и кочки, и молил Бога, чтобы хоть сегодня не встретились ему здесь следы старого соболя, живущего в одиночестве в скалах на близстоящих горах. Добыть этого хитрого кота никак не удавалось: в займище он только забегал иногда и, чуть заслышав шум, выдающий собак или охотника, прыжками уходил в родную вотчину – под скальные глыбы. Выкурить его оттуда было невозможно. Если сейчас Вьюга и Люська наткнутся на его следы – считай, что охотничий день пропал: загонят под камни и прогавкают полдня без толку.
Снег, сыпавший с ночи густыми хлопьями, понемногу редел. Это значило, что скоро он успокоится совсем, засыпав старые следы птиц и зверей и предоставив возможность новому дню расписать свежую картину таежной жизни. Перенова! Чувство радости наполняет сердце таежника, идущего с хорошими собаками по «паркой» стежке, потому что перенова – это верный признак удачи! Работа собаки не осложняется переплетениями старых следов; без «сколов» и заминок, держа нос «по ветру», она быстро догоняет пушистых красавцев.
Вовка вспомнил слова «соболятника» Никиты Столбикова: «Перенова – девяносто процентов гарантии успеха! Но для этой гарантии надо несколько «если»: если вышел на охоту рано; если у тебя хорошие собаки и если… есть соболь!»
Насчет собак Вовка не сомневался: опытная Вьюга и вязкая Люська, проработавшие вместе несколько сезонов, мимо следа не пройдут. А вот вышел он из избушки поздновато — на востоке уже появилась светлая полоса – первый вестник приближающегося утра.
Ну и самое главное – собольи следы. Надо пройти по займищу вверх по Шинде, подняться на водораздельный хребтик – только там может что и будет.
Тайга начала просыпаться: запикали синички, предупреждающе засвистел рябчик на макушке одного из кедров, исполняя роль таежного петуха, вовсю орала кедровка. Сейчас – самый разгар собольей охоты. Через какой-то час, поймав полевку или шадака (так в Сибири называют пищуху-сеноставку. — Ред.) и насытившись, зверьки уйдут на дневную лежку.
Собаки работали старательно, обнюхивая дупла кедров и выворотней, россыпи камней. Время от времени они появлялись, проверяя направление идущего хозяина, и снова исчезали. Каждая ходила по своему кругу. Крупная белоснежная Вьюга – западносибирская лайка родом из Новосибирского питомника, была чистых кровей. Степенность и спокойствие – отличительная черта ее характера, она никогда не теряет своего достоинства. Работает по соболю хорошо, распутывает следы и догоняет зверька быстро, только никогда не лает, если загонит соболя в корни: взвизгнет несколько раз и молча роет. Хорошо, если услышишь эти негромкие повизгивания! А если нет, да еще по чернотропу, когда нет ни собачьих, ни собольих следов, — пиши пропало!
На этот случай есть Люська. У нее исключительный слух! Как только услышит повизгивание Вьюги, опрометью мчится на подмогу и истошно облаивает соболя – будь он хоть на дереве, хоть в курумнике, хоть под землей… Внешностью своей Люська напоминает обыкновенную дворняжку, но слухом, чутьем, вязкостью и напористостью она далеко обогнала собак, выращенных как в хороших питомниках, так и у опытных охотников. Зато уж шкодливо-пакостный ее характер не поддается никакому описанию: будучи сто раз битой за воровство, она все равно тащила все, что плохо прибрано.
Обе эти собаки работали только по соболю; крупного зверя – марала или сохатого – не брали никогда, а медведя вообще боялись, облаивать его могли только у хозяйских ног.
Поднявшись на хребтик в наиболее низком месте, Вовка присел на колодину передохнуть и подождать собак. Сильно подмораживало и сидеть становилось холодно. Он встал, притопывая ногами в резиновых сапогах, еще немного подождал «залешившихся» собак и решил подняться на скалистую горку – оттуда послушать, не лают ли где. Предчувствие подсказывало, что работницы его уже где-то загнали зверька.
И действительно: еще не дойдя до вершины горки, поросшей густым пихтачем, он услышал голос Люськи. Она лаяла то звонко-призывно на весь тартаякский лог, то как-то глухо и тихо.
Было ясно, что собака работает по соболю, но понизу. Только вот где он – в корнях или в россыпи?
Через несколько минут, подходя к работавшим собакам, Вовка с большим разочарованием остановился у большой россыпи камней, как бы стекавших под гору к ручью. Картину недоступности затаившегося зверька дополняли поваленные деревья снизу и отвесные скалы сверху.
Собаки лазали по камням, тыкали носы то в одну, то в другую расщелину.
Добыть соболя в такой россыпи практически невозможно. Под камнями для зверька раздолье, бесчисленное количество ходов и выходов, лабиринт которых спасет его не только от собак и человека, но и от динамита.
Немного постояв у этой каменистой гряды, Вовка решил не задерживаться здесь и идти дальше. Он окликнул собак и пошел от россыпи. Опытная Вьюга, понимающая, что здесь кота не взять, поспешила за хозяином, а Люська еще покрутилась вокруг, звонко полаяла, как будто говоря: «Обманул нас, черт волосатый. Но ничего – в следующий раз попадешься!» и, вильнув хвостом, скачками запрыгала между кустами можжевельника, догоняя Вьюгу.
Первый загон был сделан впустую. Но день-то только начинается! До верхней избушки в Тартаяке, куда Вовка держит путь, — еще идти да идти. Тайги немало и места хорошие, собольи. Может, еще и повезет…
II
Разрезая носом лодки шуршащую, слепленную в комки шугу, Гаврилыч с помощью шеста перегнал свою «дюральку» на левый берег Шинды, привязал ее капроновой веревкой к сырому талиновому кусту, привычным движением накинул за спину рюкзак, а на плечо – ремень курковки, взял в руку посох и зашагал в займище.
Желто-белая Муха, любимица Степана, обежала несколько кустов, и посмотрев на хозяина, чтобы убедиться в выборе направления, побежала вперед.
За шесть лет, отработанных на совесть, эта собака накопила большой опыт в поисках и добыче соболей. Не единожды обманутая быстрым и ловким зверьком, по крупицам собирая и сопоставляя любую мелочь, к этой осени она достигла расцвета своего ума, вязкости, трудолюбия и силы. По собольему следу она шла спокойно, по мере приближения к зверьку замедляла бег, стараясь не подшуметь, а порой просто подкрадываясь. И только за несколько метров взрывалась как ураган, с диким лаем бросалась к замешкавшемуся аскыру, не оставляя ему никаких шансов.
Занимался хороший день. На чистом белом покрывале переновы уже появились первые свежие следы – вот длинными прыжками проскочила белка, вот «окрестил» белый пух слетевший на землю краснобровый рябчик.
Гаврилыч любил такие тихие, спокойные рассветы. Любил работу собаки, нарезающей круги по древней тайге, любил самостоятельно распутывать собольи следы, постоянно удивляясь дикой жизни этого зверька, с каждым разом находя что-то новое в его поведении.
Ходил Степан медленно, вникая в тонкости таежной жизни, за день мог пройти не более десятка километров. Он придерживался старой охотничьей мудрости: «Чем медленнее идешь, тем большую территорию обрабатывает собака». Но в это утро ему не пришлось долго расхаживать и вымерять крутизну горок.
Отбежав от берега Шинды меньше полкилометра, Муха подрезала следок мышковавшей по займищу соболюшки, а через полчаса, без труда догнав увлекшегося зверька, уже облаивала его на высокоствольной елке.
Сухим треском отозвался выстрел на соседнем косогоре. Упавший с дерева темный комок, побывав в зубах у Мухи, перекочевал в рюкзак Гаврилыча.
Улыбающийся охотник потрепал по загривку свою любимицу, приговаривая ласковые слова, закинул охотничью котомку с добычей за спину, вставил в патронники пулевые заряды, повесил на плечо «тулку» и зашагал дальше, обивая палочкой снег с кустов.
А день только занимался. Встающее солнце еще наполовину озарило горы, серебря свежий снег на лапах елей и пихт…
III
Еще дома, в Чибижеке, собираясь на охоту, Васек купил у коммерсантов резиновые сапоги. Наружный осмотр позволял дать положительную оценку необходимой в тайге обуви и цена вполне устраивала. Целый день провозился Вася, пришивая к новому приобретению голенища, вырезанные из шахтерских штанов. Получились настоящие болотные сапоги – в любой мокрый день можно ходить по тайге, ноги останутся сухими и теплыми!
Но… уже в первый день охоты обнаружилось, что правый сапог протекает. Чего только не предпринимал Васек – стягивал дыру, похожую на крокодилью пасть, суровыми и капроновыми нитками, клепал алюминиевыми заклепками, замазывал кедровой и еловой смолой… Каждый вечер, осыпая проклятьями всю нашу российскую промышленность и отдельно взятых коммерсантов, он чинил злополучный сапог, а днем ходил по тайге на пятке, оберегая носок от колодин, камней и сучков. По чернотропу еще было ничего, но после первого снега мучение стало невыносимым – нога была постоянно мокрой и холодной.
Приехавший к ребятам Гаврилыч сказал, что в тайге есть лабаз и там под брезентом оставлены сапоги. Хоть и старые, и размера сорок пятого, но все лучше этого-то – с крокодильей пастью.
И вот теперь Васек шел к этому лабазу, привычно задирая носок сапога, развалившегося уже наполовину. Торчащая из огромной дыры портянка сразу намокла, нога ощутила леденящий холод.
Еще не разбегавшиеся после ночного отдыха Альфа и Зинка семенили впереди, а крупный серо-белый кобель Кузя, «арендованный» на день у Гаврилыча, вообще плелся сзади, подумывая, наверное, о том, не вернуться ли назад, на теплую лежанку?
Наконец-то добрели они до белеющего в сумерках утренней зари железного ящика-лабаза. Сапоги оказались на месте. Вася переобулся и вздохнул облегченно: хоть и великовата обувка — на два размера больше – но можно идти смело!
А план у него на сегодня был хороший – он предполагал пройти «носками» крутых горок в сторону Малого Тартаяка, затем водоразделом двух ключей к Москве-горе, а в конце, круто забрав влево, обойти Звериное озеро и спуститься назад к избушке, на берег Шинды.
Но как поведут себя собаки? Могут ведь по собольему следу увести и на «подмосковные» луга, или в Нырду, или сразу назад, в Шинду. Собаки пока кружились рядом, как бы спрашивая: «Ну что, хозяин, куда идем?» Вася махнул рукой в сторону горок: «Куда ветер дует, туда и пойдем!»
Поднимаясь все выше и выше небольшими, но крутыми прилавками, охотник выходил к водоразделу между Большим и Малым Тартаяками. Идти было трудно – ноги постоянно проваливались в скрытые снегом ямы и расщелины. В одном месте он упал навзничь, поскользнувшись на вечнозеленых листьях бадана, предательски притаившихся под снегом.
Собаки же ни на минуту не замедляли свой бег – легко перескакивали через колодины и камни, протискивались под нависшими лапами елей и пихт, искали соболий след. Свежевыпавший снег уже был исчерчен следами игривых белок, но приученные только к работе по соболю, Альфа и Зинка даже внимания не обращали не только на эти следы, но даже и на самих цокающих пышнохвосток, пулей взлетающих к макушкам деревьев.
Спокойная, добрая, ласковая Альфа, о которую «можно вытирать ноги», ходила очень широко, делала большие круги и уводила за собой молоденькую Зинку. Редко появлялись они на глаза хозяина, уходя на долгие часы, и ему приходилось самому искать их, штурмуя горку за горкой, откуда можно было услышать лай.
А вот Кузя наоборот, работать не очень стремился, бегал в какой-то сотне метров от идущего хозяина и все боялся потерять его из виду. Недаром Гаврилыч в последнее время даже не стал брать его на охоту. Вызнав характер и страшную лень кобеля, он все хотел его «пустить на рукавицы», да руки не доходили — то из тайги придет слишком поздно, то Кузя, словно почувствует что-то неладное, спрячется где-нибудь за избушкой. А сегодня вот Кузя увязался за Васьком, видно хотелось ему поверховодить над более слабыми и мелкими сучонками.
Как только Вася останавливался на минуту, кобель тут же подбегал к нему и с видом ужасно утомленного работяги сваливался рядом. С сожалением глядя на него, Васек вынес приговор: «Ну и лентяй же ты, Кузя! Будто зажиревший кот. Куда тебя ведут, туда и идешь… Однако, скоро потеряешь свою красивую шкуру…»
У охотников-промысловиков с незапамятных времен существует суровый закон. Они держат всех молодых собак до первого снега, чтобы проверить их способность к работе. Если работает – оставляют на выход домой, если нет – тут же отстреливают.
Слушая Васю, Кузя помахивал хвостом и начинал с деловым видом обнюхивать ближайшие кусты и выворотни. В свои полтора года он уже хорошо усвоил политику охотничьей жизни: зачем бегать по тайге и гонять каких-то соболей, когда вечером в избушке хозяин все равно накормит, как и всех остальных собак?! Пусть эти дурочки нарезают по тайге круг за кругом, а он может и тут наткнуться на «парной» след и загнать зверька на дерево. Вот тут уж будет лай так лай!
Сгоряча сплюнув в сторону прилегшего под деревом кобеля, Вася пошел на последний приступ скалистой горки. Альфа и Зинка давно уже не давали о себе знать, последний раз он их видел внизу, они пошли налево, в сторону Звериного озера.
С заветренной стороны горки, где он начал подъем, тайга была почище – не было ветровала, камней и выворотней, но зато все глубже и глубже становился снег. Ближе к Нырдинскому перевалу ноги вязли уже по колено и выше. Приходилось пробираться от дерева к дереву, где снегу было поменьше, и избегать открытых мест. Иногда Вася хитрил, пользуясь Кузиными следами, который постоянно шел впереди в поле зрения. Но вот появился просвет между стволов, а это значит, что вершина горки близко.
Кузя, замерев на месте, навострил уши и вдруг, рванув махами, скрылся из виду. Вася остановился и прислушался. До него донесся призывный лай Альфы и Зинки – они работали за озером, в двух-трех километрах. Было ясно, что загнали соболя на дерево. Чтобы добраться до них по такому убродному снегу, надо не меньше часа. А вот Кузя преодолел это расстояние мигом – минут через пять его баритон влился в стройный дуэт работающих сучек и даже перекрыл его. Казалось, что пес всю ответственность за проделанную работу берет на себя.
Разлапистые пушистые ветки высокой пихты, вокруг которой бегали собаки, скрывали затаившегося аскыра. Вася снял котомку, достал поводки с ошейниками и привязал неподалеку Кузю и Альфу – три собаки могут порвать упавшего зверька. Затем, вставив в патронники стволов четверку – самый ходовой заряд дроби в этой ситуации, он взял топор и стал искать подходящее дерево для подвалки. Чтобы затаившийся зверек выдал себя, охотник подрубает дерево, близко стоящее к тому, на котором затаился соболь. От удара и сотрясения друг о друга двух деревьев зверек, испугавшись, начинает метаться. Этот способ давно распространен среди промысловиков и называется «подвалка».
Затрещавшая пихта, подрубленная острым топором, сначала медленно, а потом все быстрее и быстрее стала падать на свою сестру и сильно ударила ее хрустнувшей макушкой. Вася острым глазом заметил темный комок, метнувшийся вверх по раскачивающемуся дереву. Громкий выстрел разнесся по округе, пугая все живое. Зинка, как пружина, высоко подпрыгнула вверх, схватила на лету падающего зверька, несколько раз жулькнула обмякшее тельце и передала его хозяину. При этом она азартно взлаивала и гордо поглядывала на привязанных собак, которые не удостоились чести подержать в зубах соболя.
«Ну, молодцы! День недаром прошел», — похвалил Вася собак и стал подыскивать хорошую сушину для костра. Теперь можно и чайку попить…
пос. Чибижек Красноярского края
Декабрь, 1998 г.
Топилин Владимир Степанович
“Охотничьи просторы” №3(21) -1999