Однополчане пригласили меня с товарищем на медвежью охоту в Архангельскую область. Недолгие сборы, и через несколько дней мы на месте. В пути особенно запомнился город Каргополь, в котором, как мне показалось, церквей больше, чем домов. Позднее старожилы рассказывали, что эти храмы были поставлены купечеством, бежавшим из Москвы от Наполеона в 1812 году.
Но нам не повезло. Весь август, вплоть до нашего отъезда, был дождливым. Прямо скажем, охоты, о какой мечтали, не получилось. Правда, случались погожие день-два. Использовали их на уток и весьма удачно. Изредка по опушкам добывали боровую дичь.
Как-то в один из пасмурных дней Николай, так звали сослуживца, пришел к нам вечером с незнакомым мужчиной лет 45, рослым, крепкого телосложения, с пышной русой шевелюрой и ясными-ясными, а главное голубыми, добрыми глазами.
— Арсений, — представился он, подавая руку.
Тут я вспомнил, что о нем не раз говорил Николай, как о самом лучшем в округе охотнике-медвежатнике. Обещал не только познакомить, но и попросить, чтобы взял на медведя.
За чашкой чая Арсений посетовал, что из-за дождей охота бесполезна. Чтобы мы не очень огорчалась, смягчил отказ интересными рассказами из своего богатейшего опыта. Я их хорошо запомнил. Вот первый.
Родители мои — коренные жители этих мест. Все мужчины в роду были охотниками. С детства нам прививали приверженность к охоте, как к одной из основ существования. Но у меня жизнь сложилась так, что заниматься ею просто было некогда. Учеба в райцентре, служба в армии, работа в городе, а потом война от звонка до звонка. В родную деревню вернулся в конце сороковых годов. Накануне умер отец, а братья погибли на фронте. Пришлось браться за хозяйство.
Тот год был очень холодным. Зима затянулась. Дров не хватало. Вот и пришлось дополнительно заготавливать топливо. Родственники предупредили, что за последние годы много развелось медведей и волков, посоветовали на всякий случай взять ружье. Да и тайга — все-таки тайга. С трудом отыскал оставшуюся от отца одностволку и два патрона к ней. Прихватил пилу, топор и отправился в путь. Со мной увязалась лайка по кличке Матрос. Почему ее так назвали, точно не помню. Соседи говорили, что она, будучи еще совсем глупым щенком, свалилась в воду и самостоятельно выбралась на берег.
Хорошо бегут лыжи по насту. Воздух чистый, дышится легко. Только углубились в лес, собака подала голос. Подошел. Смотрю на вершину высокой ели, а с нее на меня — белка. Был конец марта, охота закрыта, да и дробовой патрон один, второй снаряжен стальным шариком из шарикоподшипника. Еле-еле отозвал кобеля. Потом пес поднял и облаял парочку рябчиков. Стал приближаться, они снялись и улетели.
Идем дальше. Матрос бежит впереди. Иногда остановится, посмотрит на меня, покрутит головой и дальше. Отыскивая вблизи дороги сухостой, не заметил куда делся пес. Прошагав несколько сот метров, услышал заливистый злобный лай. Остановился. Позвал собаку, никакой реакции. Покурил, а она продолжает лаять на одном месте, и уж больно рьяно. Пришлось идти. Подошел тихо метров на семьдесят. Не белку нашел кобель. Вверх не смотрит, а бегает вокруг огромной ели, ее нижние лапы вмерзли в снег. Получился шалаш вокруг ствола. Кто-то прячется под деревом, не выходит. Заметив меня, пес еще злее стал кидаться под лапник, но каждый раз отскакивал. Неужели берлога медведя? Однако по рассказам опытных охотников знал, что медведи в таких местах берлоги не устраивают. Что делать? У ружья один ствол, в патроннике которого единственный «пулевой» патрон. Я не труслив, на фронте в различных переплетах приходилось бывать, имею медаль «За отвагу», а почему-то стало жутко.
А охотничий азарт берет свое. Видно, дала себя знать кровь предков. Подкрался еще метров на двадцать. Встал за деревом, ружье в готовности. Минуты через 3-4 вижу, как из-под ели вылезает медведица. Бросившись на собаку, медведица отогнала ее от дерева и не спеша стала удаляться. За ней неуклюже, шариками покатились три крохотных пушистых создания. Они были, как и мать, темно-бурые.
Лайка кинулась следом, наседая на медведицу. Через некоторое время голос собаки стал приближаться. Что за чертовщина? Не зайца же собака погнала? Не медведица ли гонится за собакой? Тогда голос был бы другой — панический или лайка вообще молча бы удирала. Не прошло и полминуты, как увидел медвежью семью, возвращающуюся своим следом. Медведица и малыши укрылись в логове.
Еще больше разгорелся азарт. Подошел к ели метров на 15-20. Может, удачно выцелю, пронеслось в голове, если она покажется, и в то же время чувствовал страх. А уходить от такой добычи не хочется. Я тогда еще не знал, что медведь по-настоящему агрессивен во время гона и всегда опасна медведица с медвежатами.
Видимо, она меня учуяла: рявкнула несколько раз в укрытии. Вдруг с нижних ветвей ели посыпался снег, выскочившая медведица ринулась на меня. Матрос хватает ее «за штаны», чтобы отвлечь. Сделав два-три огромных прыжка, зверюга оказалась рядом. На последнем прыжке снежный наст не выдержал и она провалилась передними лапами, на какое-то мгновение головой уткнулась в снег. Ее огромный лоб оказался у моих ног. Все решила секунда. В упор выстрелил и весьма удачно. Шарик попал в голову. Она по инерции проползла на брюхе с метр и замерла. Во лбу увидел огромную дыру, из которой хлынула кровь. Матрос навалился на зверя…
Я стоял с дрожащими руками, долго не мог прийти в себя. Потом, поняв, что медведица мертва, стал, как говорится, «отходить». Победа заполнила сердце радостью. Привязав собаку, чтобы она не мешала, пошел посмотреть малышей.
Их оказалось четыре. Один, очевидно, был слабым, не пошел за матерью. Вот за ним-то она и вернулась.
Перетащил медвежат к медведице. Они, глупые, как котята мурлыкали. Мне стало не по себе, очень жаль их. Но что делать? Дело сделано, возврата нет. Побежал в деревню за лошадью.
Возвратившись, увидел, что малыши, уткнувшись носами в материнский живот, спят. Положив их в прихваченную корзину, перенес в сани. Тяжелее оказалось с медведицей. Еле-еле затащил волоком. Больше часа нагружал добычу. В ней оказалось около 12 пудов.
Только въехал в деревню, как меня окружила вездесущая ребятня, которая быстро оповестила сельчан о моем фарте. Подъезжал к дому уже в сопровождении целой толпы.
Медвежат сдал в зоопарк, шкуру — в Союззаготпушнину. Меня наградили тульским двуствольным ружьем и выдали премию тысячу рублей. А колхоз отпустил бесплатно поросенка. Кроме того, правление колхоза постановило назначить меня нештатным охотником с начислением трудодней за каждого уничтоженного волка и добытого на территории колхоза медведя.
Потом я обследовал место, где добыл медвежью семью. Недалеко обнаружил берлогу, залитую водой. Стало ясно, почему медведица покинула ее, оказалась под елью.
* * *
Через несколько дней Арсений снова заглянул к нам и предложил, если не будет дождя, сходить завтра в лес. «На другой день было пасмурно. И все же едва- едва рассвело, как мы уже были у реки. Когда сели в лодку, чтобы переправиться на другой берег, я позвал собак.
– Этого делать не следует, — сказал Арсений.
– Почему? Мы на охотах в Подмосковье всегда собак перевозим в лодках, дабы сохранить им силы и чтобы они не простыли.
– Вот это-то и плохо. Хорошая зверовая лайка должна воспитываться в суровых условиях, с которыми ей придется встречаться на промысле, особенно при преследовании зверя.
Переплыв, собаки сразу же углубились в лес. И не успели мы привязать лодку, как одна, а следом и другая, подали голоса. Оказалось — по рябчикам. Из выводка взяли трех. Вскоре они подняли тетеревов. Мы не промахнулись. Потом в мелколесье добыли молодого глухаря.
В пути Арсений показывал места лесных переходов, медвежьи тропы.
– А вот здесь взял медведицу, о которой в прошлый раз рассказывал.
Подойдя к высокой ели, уселись на колодину, закурили, с трудом развели костер из сырых дров.
Арсений Васильевич! Медведя только на овсах и на берлоге берете? — спросил товарищ.
– Караулим еще на тропах, — объяснил Арсений. — Бывает, петли ставим. Вот последний случай. Набрел я на медвежью тропу. Сделал лабаз, караулил несколько ночей, но безрезультатно. Решил поставить петлю. Ее применяли еще наши предки. Взял стальной трос толщиной б мм. Петлю сделал диаметром около метра и поставил так, чтобы она была незаметна. Надежно привязал концы к деревьям толщиной не менее 20 сантиметров. Проверять не ходил. На заре подойду к лесу и слушаю. Когда’ медведь попадет в петлю, говорили старики, его рев далеко слышен.
Вот и в тот день, подойдя к опушке, услышал рев. Зарядив ружье и взяв Матроса на поводок, направился к месту, где ставил петлю. Приближался осторожно. Не доходя метров сто, спустил собаку. Подвинувшись еще метров на 20-30, увидел стоявшего на задних лапах медведя, наседавшего на него кобеля и сильно натянутый трос. Зверь ревел, как мог, отбивался лапами от собаки. Вокруг все изрыто, торчат корни деревьев. Когда обнаружил, что дерево, к которому привязана петля, перегрызено и лежит на земле, меня бросило в жар. При каждой встрече с косолапым волнуюсь. Но это длится несколько секунд. Стараюсь себя успокоить. Подхожу все ближе, ближе, выбираю удобный момент для верного выстрела по убойному месту. Да так, чтобы не поразить Матроса. Медведь, учуяв меня, заметался. В один из удачных моментов бахнул под лопатку. Медведь, рявкнув, упал.
Подступив еще ближе, почти в упор выпалил в голову. Это сделал и делаю всегда, ибо были случаи, когда поверженный зверь, казавшийся мертвым, вскакивал и нападал на охотника. Оставив собаку на привязи, пошел в деревню за сыном. Вдвоем сняли шкуру. Самец оказался крупным. Разрубленную тушу носили весь день.
– Арсений Васильевич! — теперь уже задал вопрос я. — Отчего шрам у Матроса?
– Вставайте, мужики, гасите костер! — сказал он поднимаясь. — А историю с кобелем расскажу по пути. — Он был старше нас лет на пятнадцать, а шагал легко, уверенно, чувствовалась фронтовая и охотничья закалка.
В позапрошлом году белковал с Матросом и Цыганом, молодой лайкой, — когда вышли на тропу, начал рассказывать Арсений, — снегу было мало, шел без лыж. Слышу, они кого-то облаивают. Тихонько подошел и вижу: на сосне, метрах в 12-15 от земли, сидит, оскалившись, шипит довольно крупная рысь. Ружье заряжено семеркой. От меня до зверя около 20 метров. Перезаряжать некогда. Прицелившись в голову, бухнул. Рысь камнем свалилась с сука. Матрос набросился на нее, пытаясь ухватить за горло. Та орет и задними ногами наносит удары собаке по брюху. Катаются, грызутся. Образовался клубок. Цыган вместо помощи с испугу куда-то удрал. Снег вокруг схватки стал красным. Чья кровь, не пойму. Бегаю вокруг, хочу в упор врезать по рыси, но не могу. Боюсь убить кобеля. Знал, что этого делать нельзя, но в азарте ударил рысь прикладом. Матрос вцепился в горло уже мертвой рыси, а у самого правый бок красный, сорвана шкура на ребрах, кишки волочатся. Разорвав нательную рубашку, перевязал собаку, как мог, вправил кишки, взвалил рысь на спину, а Матроса взял на руки и отправился домой. Не надеялся, что пёс выживет. АН, нет, поправился. Фельдшер колхоза, обработав кобелю раны, зашил их. И, как видите, на нем «зажило, как на собаке». Только вот на правом боку шерсть не растет. Да злобности прибавилось. Такая вот история вышла.
– А что стало с Цыганом? Где он? — поинтересовался товарищ.
– Когда пришел домой, он из будки вылез… Трусливых зверовых собак мы не держим, — спокойно ответил он.
Вечерком за самоваром Арсений поведал, как наказал скотинника.
– Года три назад медведь среди бела дня завалил лошадь, но пожрать ему не дали. Прибежали люди, стали кричать, и он
убрался. Мы с сыном, чтобы не наследить, сели верхом на лошадей, объехали и осмотрели место гибели коня. Метрах в семидесяти стоял деревянный сарай. Часов в девятнадцать засели в него караулить убийцу. Примерно через час видим, как со стороны леса, не спеша, переваливаясь, вышел медведь.
Метрах в ста от жертвы сел на открытом месте. Более получаса, как чучело, миша сидел без движения, только изредка водил носом, принюхиваясь. Затем осторожно, часто останавливаясь, начал подходить к трупу. Подойдя, обошел кругом и уселся. Мы не шелохнулись, держали его на прицеле. Ожидали, когда он подставит убойное место.
Посидев какое-то время, медленно подошел к трупу лошади, передними лапами ударил в живот, разорвал кожу когтями, вывернул внутренности и стал пожирать.
Как только подставил левый бок, одновременно выстрелили. Медведь рявкнул, подпрыгнул и галопом стал уходить. Вдогонку вдарили еще. Заметив, где он вошел в лес, выбрались из укрытия, осмотрели след. На земле хорошо были видны сгустки крови. Значит, зверь ранен и, должно быть, тяжело. Подошли осторожно к лесу, постояли, послушали, но в темноте преследовать не рискнули. Куда денется?
Утром, прихватив собак, были уже на месте. Собаки сразу же взяли след. Через несколько минут услышали злобный лай. Поспешили к ним. Еще издалека увидели, как они рыча рвали мертвого медведя. При осмотре добычи обнаружили две раны. Одна пуля в груди, другая — в животе с левой стороны. Я еще раз убедился, насколько медведь сильный, крепкий на рану зверь. Имея два тяжелых ранения, а одно, можно сказать, смертельное, он с большой скоростью прошел более двух километров. За этого медведя нас колхоз премировал бараном.
* * *
Подошло к концу наше пребывание на архангелогородской земле. Погода не улучшалась. Мы уже уложили вещи. Сидя у окна, я увидел быстро идущего Арсения в охотничьих доспехах с собаками:
– Капитан, в ружье!
– Что случилось, Арсений Васильевич?
– На ферме пропала корова. Подозрение есть на медведя. Собирайтесь побыстрее.
Вскоре мы втроем с двумя -собаками под проливным дождем уже шагали к месту происшествия.
– А где же Матрос? — спросил я Арсения.
– Видать, корову разыскал и питается. Это хорошо, придет и поведет нас к ней.
Зашли в дом, в котором была протоплена русская печка. Развесили сушить мокрую одежду. Заведующая фермой взволнованно рассказала:
Вчера, часов в двенадцать, подоили коров и выпустили их на выгон. Не прошло и часа, как все стадо, подняв вверх хвосты, с ревом галопом влетело в коровник. Что-то произошло, подумали мы. Пересчитали буренок, одной нет. Вероятно, медведь задрал, в прошлом такие случаи бывали. Барабаня палками в пустые ведра и тазы, обошли весь выгон, коровы не нашли, о чем и сообщили в правление колхоза.
Пока расспрашивали, пили чай, наша одежда подсохла. Вдруг слышим, кто-то скребется в дверь.
– Собака пришла, — спокойно объяснил Арсений.
Действительно, у порога стоял Матрос. Вся морда в крови, брюхо раздуто, как бочка.
– Ну-ка, иди сюда, — позвал хозяин. — Как же тебе не стыдно, негодник, нажрался чужого без спроса! Веди-ка нас к корове!
Пес под упреками Арсения съежился, опустил голову, зажмурил глаза, на хозяина не смотрит. Понял, что нашкодил. Однако после последних слов поднял голову и завилял хвостом.
– Ну, вперед, стервец! — скомандовал Матросу Арсений, когда мы вышли из дома.
Кобель хорошо знал свое дело. Тяжело переваливаясь с боку на бок, отбежит метров на пятьдесят, сядет и ждет. Мы подойдем, он дальше. Так и привел нас к убитой корове.
Осматривая выгон, постепенно восстановили картину случившегося. Недалеко от изгороди в частом ельнике нашли место, где медведь сидел, поджидая добычу. Отсюда он в несколько прыжков настиг жертву и «сел на нее». В страхе она проломила изгородь и понеслась галопом по ельнику. Медведь дважды пытался остановить ее бег, цепляясь лапами за деревья. На одном была сорвана кора и хорошо видны следы когтей. На другом сломана вершина. Метров через сто все же остановил и убил несчастное животное. Выбросил внутренности, чтобы, легче было тянуть. Волоком по траве и мху, как на санях, притащил добычу в чащобу и начал пировать. Шкуру аккуратно, как ножом, отделил от мышц и завернул на голову, а всю заднюю часть сожрал.
– Это работал крупный медведь. Больше половины коровы съел. Нажрался так, что теперь неделю будет спать, переваривая мясо. Сегодня, — подвел итоги осмотра Арсений, — уж точно не придет, но могут пожаловать волки или его собратья.
Решили покараулить. На наиболее вероятных направлениях подхода зверей сделали два лабаза. Отвели собак на ферму и в девятнадцать часов сели в засаду. Мы с товарищем на одном лабазе, а Арсений — на другом.
Всю ночь и утро, словно через сито, моросил дождь. К рассвету промокли насквозь. Стало холодно, но никто не шел. Часов в восемь снялись, на ферме взяли собак и вернулись домой.
Уезжать без результата не хотелось. Но ждала служба. В тот же день, поблагодарив хозяев за гостеприимство, поспешили на пароход, который ходил два раза в неделю.
Из письма, посланного нам вдогонку, узнали, что Арсений все-таки подкараулил того медведя.
В. Жуков
“Охотник” №5 — 1993