Многолетний опыт участия в испытаниях лаек по вольному и подсадному зверю, а также оценка их на выставках невольно наводят на мысль о несовершенстве отдельных правил, прежде всего, при комплексной оценке собак, работающих в парах (смычках) или сворах.
Каждый охотник, и тем более эксперт-кинолог, знает, что продуктивность и эмоциональность охоты с хорошей парой (смычком) собак неизмеримо выше, чем с одной даже очень хорошей собакой. В наибольшей степени это проявляется в работе лаек по копытным и медведю, а у гончих и борзых — по зайцу.
Тот, кто хоть раз видел такую работу, думаю, поддержит меня. Тем же, кому этого не доводилось, настоятельно советую попасть на охоту или хотя бы на испытания, где будут участвовать хорошие, сработавшиеся пары или смычки собак, и тогда, я уверен, число собаководов-любителей, желающих иметь пару или более собак, существенно увеличится.
Красота и музыкальность смычка гончих, картинная стремительность скачки и угонок собранных в пары и своры борзых и, наконец, неудержимая ярость, молниеносная расчетливость и до неправдоподобного отчаянная смелость пар лаек неоднократно воспевались в произведениях классиков охотничьей литературы, и мне трудно что-либо добавить к сказанному. Но все же не могу удержаться и не рассказать о своих эмоциональных потрясениях, вызванных работами пар и смычков охотничьих собак.
В юношеские годы мне немало пришлось поохотиться со смычками гончих, хотя сам я в ту пору держал лишь одиночных собак. Несмотря на неплохие рабочие качества этих собак и массу положительных эмоций, полученных от охоты с ними, могу сказать, что впечатления, оставленные музыкой гона смычков русских гончих И. И. Трипанина и В. К. Гаврилина, русских пегих гончих егеря Тирибровского охотхозяйства (фамилии теперь уже и не припомню), вытесняют впечатления от работы собственных гончих собак-одиночек.
Впервые смычок гончих я услыхал примерно 30 лет тому назад, когда охотился со своею гончей Волгой на лисиц, которые были, к сожалению, ее слабостью. Прихватив след на краю леса, Волга погнала зверя в сторону оврагов, где лисьи норы были кем-то здорово раскопаны и не годились для норения, а затем по дуге стала удаляться левее и левее и сошла со слуха. Я медленно продвигался по просеке к знакомому лазу, где обычно и проходит лисица, как вдруг в каких-то двадцати-тридцати метрах в густом кустарнике услышал характерные для гончих, помкнувших зверя по зрячему, азартное «авь… ви… ви… авь… вявь… вясь… ви.. авь… авь…», и полилось. От неожиданности я встал как вкопанный. Как могла моя собака, только что сошедшая со слуха, вдруг оказаться рядом и погнать зайца, да еще и не своим голосом? Здесь был плаксивый фальцет с подвизгом и переливами флейты, очень приятного тембра. У моей же выжловки голос был значительно ниже и до плаксивых тонов никогда не доходил. Растерянность моя была вызвана тем, что в наших краях не было других охотников, державших гончих, а охотники из дальних деревень в этом лесу не охотились. Не прошло и полминуты, как к голосу флейты присоединился басовитый тромбон, и полилась музыка, которой ранее мне слышать не приходилось. Гон шел рядом. Зайчишка-белячок петлял по кустарникам на небольших кругах, не удаляясь к крупному лесу, и я мог с упоением наслаждаться музыкой гона. Голоса собак были подобраны на редкость удачно и заставили меня забыть даже о своей собаке, которая вскоре прошла вслед за лисицей, тем самым знакомым лазом. Но я до него так и не дошел, поскольку не мог оторваться от этой новой для меня музыки. Впечатления были такие, как на хорошем концерте, когда виртуозы-музыканты, исполняя произведения Чайковского, Сен-Санса и других великих композиторов, заставляют вас воспринимать музыку всей душой, вызывая озноб и увлажняя ваши глаза. Подходить на чужой гон, как известно, у охотников не принято, но, завороженный, я все же продвинулся вглубь кустарника. Очень уж хотелось взглянуть на неизвестных «музыкантов». На втором кругу мне это удалось, когда зайчишка внезапно выкатил из-под ближайшей ели, приостановился перед прогалиной, настороженно поводя ушами, а затем одним прыжком сиганул через эту узенькую просеку и торопливо протопал в пятнадцати шагах от меня. Собак долго ждать не пришлось. Рослый, большеголовый, багряный в чепраке выжлец и изящная багряная выжловка вломились на ту же просеку разом, с опущенными головами и приподнятыми гонами, уверенно шли по следу, мастерски исполняя любимую всеми охотниками мелодию преследования зверя. Я знал, что владелец собак где-то рядом. Ведь заяц был поднят около меня, и добыть его здесь было наиболее вероятным. Но владелец собак не стрелял. Как потом выяснилось, в этот раз он пришел в лес вообще без ружья и тоже упивался мелодией гона. Так я впервые познакомился с однопометниками Бушуем и Пургой — смычком русских гончих В.К. Гаврилина.
С самим владельцем смычка, недавно переехавшим на постоянное местожительство в нашу деревню, знакомство состоялось несколько позднее, поскольку прозвучавший вдалеке выстрел, а затем и прекратившийся лай Волги подсказали мне, что кто-то пренебрег этикой охоты и добыл лисицу из-под моей собаки. Коль скоро это произошло, не оставалось уверенности, что и сама собака не попадет в нечистоплотные руки, и мне пришлось поспешать в ту же сторону и трубить своей Волге, которая, к счастью, вскоре вернулась.
После этого у нас с В.К. Гаврилиным было много совместных охот, масса впечатлений. Охотился я и со смычками других владельцев, но тот первый для меня гон зайца навсегда запомнился, как запоминается нам на всю жизнь первая любовь, первое свидание, первый крик собственного ребенка и многое другое первое, что делает нашу жизнь красивее, наполненнее и что помогает нам, в конечном счете, легче переносить все трудности и невзгоды.
Своих борзых держать мне не приводилось. Охота с ними специфична и требует простора, которого, к сожалению, у нас в Подмосковье нет. Но травли зайцев и лисиц смычками хортых и русских псовых борзых, которые мне привелось наблюдать много лет назад в Карагандинской и Павлодарской областях, полные динамизма, красоты и вместе с тем охотничьего трагизма, когда увернувшийся от угонки одной собаки зверь попадает под бросок второй, до настоящего времени стоят перед глазами.
И, наконец, о работе пар и групп лаек. С этой породой я охотился более 20 лет. Держал лаек карело-финской и русско-европейской пород, но на протяжении последних 15 лет работаю только с западносибирскими и держу их по две-три. Я их тщательно подбираю, готовлю к работе и затем уже (говорю это без малейшей тени бахвальства) могу выставлять в любом сочетании как на испытаниях, так и на охоте. Причем из этих сработавшихся 2-3 собак каждая одинаково успешно работает с любой подставляемой к ним, лишь бы те не были драчливы и хоть немного помогали в работе.
Следует отметить, что эти так называемые «сугубо парные собаки» и в индивидуальной работе показывали достаточно высокие результаты (на диплом II степени). Но надо хотя бы раз увидеть, как три лайки берут кабана «в треугольник», чтобы понять всю прелесть охоты с группой собак. Всякую попытку зверя атаковать одну из собак две других пресекают молниеносной атакой сзади. Кабан в этих ситуациях быстро успокаивается, то есть прекращает попытки уйти или атаковать собак, и, забившись в какую-либо «чапыгу», стоит относительно спокойно и только злобно фыркает. В отличие от некоторых других пород собак лайки никогда не теряют чувства меры и даже в групповой работе не бросаются самостоятельно давить кабана весом — более 70 кг и четко работают на его удержание. Но после выстрела, независимо от его результата, азартно бросаются помогать хозяину добыть кабана, какого бы веса он ни был. В этих случаях не всегда удается избежать увечий собак.
А как работающие вместе собаки знают голоса друг друга! Находясь в поиске, они, заслышав взлаивание одной из собак, тут же мчат к «удачнице», хотя на голоса чужих собак практически не реагируют, что приходилось наблюдать неоднократно.
Сразу предвижу возражения оппонентов из числа тех, кто не держал пар собак: вот так они и «выезжают» одна за счет другой. Могу с уверенностью утверждать, что ничего подобного нет. Свидетелями могут быть многие участники товарных отстрелов кабанов, которые мы осуществляли в Московской области с тремя теперь уже бывшими моими элитными лайками Куди, Аядом и Беркутом в конце семидесятых и в начале восьмидесятых годов. Были случаи, когда эти три собаки в разных концах лесного квартала находили по кабану и, несмотря на отвлекающий лай «коллег по работе» и даже наши выстрелы, держали своих кабанов до победного конца, то есть давали возможность взять всех трех по очереди. С парой лаек на коллективных охотах в Литве вдвоем с напарником из местных охотников мы заменяли 15-20 загонщиков и работали не менее результативно, да к тому же избирательно, позволяя добыть за день охоты до 7- 8 кабанов.
На пушном промысле охота с парой лаек более добычлива, чем с одной собакой, так как одновременно обыскивается и опромышляется гораздо, большая площадь угодий. Налицо интенсификация промысла без увеличения числа охотников.
Все это свидетельствует о том, что охота с парой лаек вообще и охота по зверю в частности — существенно результативнее, чем с одной собакой. А если сюда добавить положительные эмоции охотника, вызванные красотой работы пары собак, то приводить дальнейшие доводы, видимо, не имеет смысла.
К тому же в парах собачьи способности и возможности раскрываются значительно раньше, чем у одиночек, и уже к полутора годам можно увидеть практически все, что должно ожидать от молодой собаки в будущем. У собак-одиночек отдельные рабочие качества не выявляются до двух-трех лет, а при ограниченных возможностях могут остаться нераскрытыми до конца жизни собаки. А это наносит ущерб племенной работе с породой.
Именно по этим причинам многие охотники стремятся держать не одну, а две или даже три однопородных охотничьих собаки и создают из них хорошие рабочие пары (смычки), а иногда и группы собак.
И уж поверьте, главное здесь заключается отнюдь не в «коммерции», как это любят представлять отдельные недобропорядочные и завистливые люди, а именно в том огромном наслаждении, которое доставляет работа хорошей пары.
Ведь подобрать собак в пару далеко не просто: нужно, чтобы они не были «разноногими», то есть имели бы одну скорость хода, чтобы голоса их (это касается в основном гончих) были подобраны с точностью хорошо настроенного клавесина, чтобы собаки имели примерно одинаковую злобу, смелость, ловкость, чутье. Если же каких-либо из этих качеств, хотя бы у одной из собак, нет, то хорошей пары (именно о хороших я веду речь) безусловно не получится. А случайно собранная, плохая пара, в которой одна из собак не отвечает высоким требованиям, все равно, согласно действующим правилам, выше диплома III степени никогда не получит. Это отнесет обеих собак на выставочном ринге комплексной оценки на ранг ниже, чем собаку с дипломом III степени, полученным в индивидуальной работе. То есть сегодня при действующих правилах создавать посредственные пары нерационально.
Вот здесь мы и подошли к главному. Как же расцениваются рабочие качества собак, работающих в парах? По действующим правилам испытаний, паре за рабочие качества выдают один общий диплом, баллы за который при комплексной «оценке на выставке делят между собаками поровну, то есть пополам. В итоге собаку из числа перводипломниц, работавшую в паре, расценивают вместо 40 баллов только 20 баллами. Собаку, получившую диплом III степени индивидуально, расценивают 30 баллами. На практике же получается, что, скажем, собака-берложница, которая боится приближаться к медведю или кабану ближе чем на 3-4 м, не говоря уже о том, чтобы дать хватку по месту, гордо идет в голове бонитировочного ринга, а пары собак с рабочими дипломами I и II степени шествуют в хвосте. Для проверки правомерности такой оценки попробуйте поэкспериментировать и предложите владельцу такой пары поменять одну из его собак на ту самую берложницу или утятницу с дипломом III степени, волею действующих правил продвинутую в «головку ринга». В лучшем случае владелец пары не удостоит вас даже ответом, тогда как предложение обратного обмена вряд ли вызовет такую реакцию и скорее всего будет сопровождаться хорошей доплатой со стороны владельца этой берложницы.
Возьму на себя смелость утверждать, что существующие правила оценки рабочих качеств собак, работающих в паре, не способствуют выявлению действительной ценности собак для охоты и сделали слово «пара» чуть ли не «ругательным» словом, что не способствует появлению хороших пар, смычков и свор.
В практике испытаний постоянно приходится сталкиваться со случаями, когда владельцы лаек-берложниц настоятельно просят владельцев пар лаек с рабочими дипломами составить временную пару и дать возможность притравить эту берложницу, чтобы довести ее до рабочего диплома. К сожалению, более 90% этих берложниц так никогда и не решатся перешагнуть роковую черту, отделяющую ее от рабочей собаки, то есть не могут приблизиться к зверю на предельно короткое расстояние и сделать хотя бы одну хватку. Рабочая же собака из пары независимо от того, кто вышел ей помогать, продолжает дерзко и злобно атаковать зверя и делать сильные хватки.
Чтобы прекратить в дальнейшем дискредитацию настоящих рабочих собак на рингах комплексной оценки, в правилах необходимо записать, что каждая из собак, входящая в пары, за полученные дипломы расценивается теми же баллами, что и собака, получившая диплом в одиночку. Но приоритет на рингах комплексной оценки при равных дипломах за рабочие качества должен отдаваться собакам, получившим их в индивидуальной работе. Таким образом, конкурировать между собой будут лишь собаки с равными дипломами, но не берложница с неконкурентоспособной в настоящее время перводипломницей из пары. Этим мы исключим возможность необоснованного ущемления интересов владельцев рабочих пар собак, повысим их заинтересованность в воспитании и содержании таких пар. Это окажет положительное воздействие на развитие охотничьего собаководства в целом, так как даже без увеличения числа собаководов численность хороших собак значительно возрастет и, что безусловно важно, возрастёт число производителей в планах племенной работы охотничьих обществ.
В. Григорьев
«Охота и охотничье хозяйство” №11 – 1987