Последние годы на страницах охотничьей печати вопрос о лайках поднимался неоднократно. Говорили, что порода вымирает, что ее необходимо поддержать, так как лайки незаменимы для промысла и даже могут заменить для городского охотника всех легавых собак. Одним из авторов, помнится, трактовался вопрос об экспертизе лаек на выставках, на которых, по мнению автора, следовало бы разделять лаек по специальностям.
Не вдаваясь в оценку всех этих статей, так как, несомненно, в каждой из них были опыт и знание дела, а главное — желание помочь горю нашему, я делаю лишь вывод, что вопрос о лайках назрел, он интересует охотника, и его следует углублять и расширять.
Экономические условия, в которых приходится работать сейчас нашим спецам-собаковедам (по-научному, кинологам), таковы, что собирать материалы за свой собственный счет, как то делали раньше Дмитриева-Сулима, Ширинский-Шихматов и др. любители, не приходится вообще, а по лайкам, разбросанным в необъятных тайгах хотя бы одной нашей Сибири, сделать этого одному человеку прямо немыслимо. Дело же, видимо (судя по рассказам и письмам из тайги), не терпит откладывания в долгий ящик. Это обстоятельство должно побудить всех охотников, заинтересованных в восстановлении лайки, призванных к тому же теперь к коллективному творчеству охотничьего хозяйства, взяться за дело — присылать свои материалы-фотографии собак, промеры их, наблюдения и свои соображения по вопросу в один центр, чтобы спецы могли на основании их выработать способ поднятия породы лайки. Особенно ценны были бы сведения из туземных районов Сибири, где больше всего сохранился настоящий тип лайки, и где работа ее проявляется полнее всего.
Мне кажется, нужно создать для лаек свой стандарт (а, может быть, и несколько их), как это сделано для легавых собак. Нужно широко опубликовать, его хотя бы в основных положениях, чтобы привлечь на наши выставки собак не только городских, но и действительно промысловых. Нужно выработать правила и даже самые способы полевых (лесных) испытаний лаек, так как без испытаний одна лишь выставочная награда мало говорит сердцу охотника. Нужно также облегчить доставку собак на выставки, так как иначе на них никогда не будет собак охотника-промысловика.
Настоящей статьей я пытаюсь дать начало указанному мной коллективному собиранию материалов по лайкам. Не претендуя на звание спеца, а тем более на непогрешимость и какую-либо законченность своих наблюдений хотел бы увидеть в последующих номерах нашего журнала как самую подробную критику моей статьи, так и подробную инструкцию для работы в этом направлении охотнику-массовику. Особенно желал бы знать мнение судей, ценивших лаек на последних выставках в Москве и Ленинграде, и старых работников по лайкам — Димитриевой-Сулимы, Ширинского-Шихматова и др.
Познакомился я с лайками давно. Еще в детстве в Вятской губернии приходилось мне видеть их работу по тетереву, глухарю и белке, а позднее я их имел лично и охотился с ними в Петроградской, Вятской, Новгородской, Пермской, Иркутской, Енисейской и Н.-Николаевской губ. Охотился, как по птице, так и по мелкому и крупному зверю. Из всех своих наблюдений я составил определенное представление о промысловой лайке, как о собаке, незаменимой для охотника-промысловика, собаке крайне симпатичной, собаке, безусловно, заслуживающей того, чтобы на нее обратили, в конце концов, должное внимание.
Внешний вид лайки настолько постоянен, что какая бы разновидность ее не была перед нами из Ленинградской губ., с р. Оби или с Енисея и даже из-за Байкала, — все же ей можно дать одно описание, под которое подойдет любая разновидность лайки. Выделять в особые породы, мне кажется, приходится только лаек крайнего севера — самоедских, с мягкой, пушистой, очень длинной шерстью, и, пожалуй, дальневосточных ламутских и камчатских. Последних двух я знаю лишь по фотографиям из книги Димитриевой-Сулимы и говорить о них не берусь. Все остальные отличаются друг от друга признаками спорными и несущественными, как, например, рост, цвет шерсти, положение хвоста. К сожалению, в литературе почти нет промеров лаек, иначе цифры показали бы, что колебание в росте, зачастую довольно значительное, встречается даже в одной и той же семье лаек. Между расами же такой разницы в росте почти нет.
Типичная охотничья, а не ездовая, лайка — собака среднего роста — от 48 до 62 см, высоты в холке, плотного сложения, скорее высокая, чем низкая, на ногах. Голова похожа на лисью или: волчью (2 типа), с косо поставленными умными, веселыми, темно-коричневыми глазами, острыми, строго стоячими, средней величины подвижными ушами. Распущенные на бока уши свидетельствуют либо о болезни собаки, если это явление временное, либо о примеси в собаке другой породы (фото «Согра» — помесь с борзой). Морда острая, иногда с явно выраженной более короткой нижней челюстью. Шерсть на голове короткая, плотная (звериная). На шее сразу за ушами шерсть значительно длиннее, стоит торчком, отчего кругом головы образуется, как бы воротник, или бакенбарды, как у лисы. Относительно длинная, обязательно прямая и упругая шерсть спины к бокам и лапам становится короче, плотно прилегает к телу, не образуя ни волн, ни косм. Лапы одеты короткой, плотно прилегающей к телу шерстью. На задней стороне шерсть, чуть-чуть длиннее и образует подобие щетки, как на пазанках у зайца. Между пальцев имеются жесткие волосы, защищающие подошву. Хвост пушистый, но не лохматый, — держится (у российских, обских и уральских лаек) чаще кольцом или калачом, а у енисейских и более восточных — чаще серпом. Хвост лохматый или с намеками на подвесы — свидетельствует о наличии посторонней крови. Летом вся шерсть лаек состоит только из ости, а зимой под заметно отрастающей остью имеется еще богатый, очень мягкий и густой подшерсток. Цвет шерсти не играет существенной роли и бывает очень разнообразен: чисто белый, черный, с подпалинами, иногда даже разными (против мнения Димитриевой-Сулимы). Часто встречается волчий окрас, серый, грязно-буро-серый и, наконец, рыжий, как у лисы. Подразделять даек на расы (вотская, черемисская, вогульская и т. д.), на основании цвета шерсти ни в коем случае нельзя, гак как цвет ее, как я уже сказал, да и другие признаки между этими разновидностями давным-давно утратились, благодаря постоянному завозу собак от одних инородцев к другим, благодаря тому, что скрещивание производилось и производится произвольно, без сознательного отбора производителей. Туземцы в этом отношении считают важным самку, а на кобеля не обращают внимания.
Ручательством охотничьих задатков будет только происхождение собаки от полевых родителей и до некоторой степени те наследственные признаки, которые родители передают щенятам. Этими признаками руководствуются охотники при выборе промысловой собаки.
Перечень их довольно обширный и во многих местах разный. Хорошим щенком признается щенок, имеющий:
1) черное небо с равными (несходящимися), по возможности малочисленными рубцами на нем и хорошо развитыми передними бугорками. Последние выделяют, якобы, беличью собаку;
2) пеструю, а еще того лучше черную кожу на голой части брюха;
3) прибыльные пальцы, которые впоследствии часто срезаются, чтобы не мешали собаке работать по снегу;
4) вперед торчащие усы;
5) поперечные борозды на перемычке между ноздрями и передней частью чутья;
6) молчание или злобное ворчание, но не визг при поднятии щенка за шиворот;
7) разный цвет когтей на лапах;
8) пестрота в окраске (у зырян этот признак обозначает универсальную собаку);
9) положение хвоста на правый бок;
10) больший рост среди однопометников;
11) способность в период слепоты быстро находить гнездо и мать, если щенка отложить в противоположную сторону от матери.
Признаков для выбора много, но насколько они существенны, судить не берусь. Во всяком случае, все они имеют под собой, несомненно, наследственную передачу признаков, коими, вероятно, обладал целый ряд их родителей. Некоторые из них, по указаниям писавших о лайках авторов, имеют даже как будто отрицательное значение, как например, прибылые пальцы на лапах, по мнению Димитриевой-Сулимы, другие же, несомненно, положительны. Я лично еще не встречал ни одной хорошей промысловой собаки с светлым небом и с цельными рубцами на нем. Наоборот, прибылые пальцы у действительно хороших собак и бывали и не бывали. Вопрос этот, таким образом, требует еще наблюдений, чтобы сказать что-либо определенное. Из моей практики могу еще указать на одну примету охотничьей, а не ездовой или сторожевой лайки — это ее добродушие при виде чужого человека. Охотничья лайка редко кусается, редко бросается на проходящего человека. Взлает раза два и спокойно уляжется на завалинке, тогда как ездовая, того гляди, за ноги ухватит. По этой примете я еще издали отмечал на сев. Урале охотничьих лаек. При попытке купить собаку эта примета оправдывалась — за охотничью собаку часто 50-100 рублей не брали, а ездовую, иногда много на вид пригляднее, можно было купить за 20-30 копеек.
В подтверждение описания привожу их промеры:
Органы чувств лайки — чутье, слух и зрение — поразительны, и пользуется ими собака умело.
Работает на охоте вполне самостоятельно, не требуя и даже не вынося ни понуканий, ни указаний. По самостоятельности в работе она больше всего походит на гончую. Девиз лайки, если можно так выразиться, — найти и задержать зверя лаем и злобными бросками на него, если не берет сила. По отношению же к птице, как глухарь, косач — найти и лаем отвлечь внимание птицы на себя, пока хозяин подойдет и убьет. На этих качествах основана вся охота с лайкой. На гону лайка идет без голоса, а подает его лишь в тех случаях, когда остановит зверя. По тону лая сразу можно сказать, кого нашла собака. Поиск лайки – легкий галоп или рысца с частыми остановками для выслушивания. Идет обычно широко и всегда вдали от хозяина, чтобы не мешал шум шагов. Сама лайка передвигается по лесу почти бесшумно. Приспособляемость лайки к обстановке охоты и требованиям хозяина при наличии дрессировки стоит очень высоко, но, в большинстве случаев, благодаря полному отсутствию какой бы то ни было дрессировки, приходится хозяину приспособляться к собаке.
При условии дрессировки или просто хорошего воспитания собаки у себя дома, с ней можно охотиться на болоте, как с легавой, в степи, как с борзой и гончей, на норе мелкие экземпляры лаек заменят таксу, но лучше всего лайка чувствует себя, полней всего развертывает свои способности в лесу, где смело можно сказать, что она незаменима другими породами собак. Лайка хорошо переносит и холод и жару, но лучше работает все же на холоде. Это собака северных лесов, собака промысловой охоты от глубокой осени вплоть до глубокого снега. Заводить лайку где-нибудь в степной полосе на юге нет смысла, так как там, конечно, с большим успехом будут работать пойнтер, гончая и борзая. В промысловой же охоте в лесу годится только лайка. Она найдет и остановит медведя и сохатого, она же задушит бродящего ночью барсука, облает на дереве глухаря и белку, загонит в дуплистую валежину колонка и соболя, посадит на дерево рысь и россомаху. Она не простудится, не заплутается, не надорвется. Ей не страшны ни снег, ни горная незамерзающая речка. На ней же можно с успехом завести в глухую таежную избушку и нарты с охотничьими припасами.
Отрицательных качеств у лаек мало, но если они есть, то отучить от них старую собаку почти невозможно. Вороватость проявляется очень редко и только при условии плохого корма и иногда у щенных сук. Любовь к бродяжничеству встречается часто у кобелей, иногда ничем не объяснима и не поддается излечению. Непозывчивость на свисток заметна бывает у купленных взрослых собак, объясняется отчасти отсутствием воспитания, недоверием к людям, благодаря плохому обращению с собакой смолоду, отчасти же просто любовью к самостоятельности. Легко исправляется, если каждый раз, позвав собаку, угощать ее чем-либо лакомым и хорошо обращаться с ней. Не надо забывать, что на дрессировку или, вернее, на натаску лайки обычно затрачивается не более одной-двух недель.
До начала промысла лайченок «Соболько» жил себе на дворе, и никто не обращал на него внимания. Пища попадала ему редко и в недостаточном количестве, ласки он не видел, а побоев перепадало вволю и от своих, и от чужих. Но вот начался промысел. Пошел хозяин в лес, свистнул за собой старуху «Дамку». Побежал за «Дамкой» и «Соболько» в надежде, что удастся поймать на обед мышь или зайченка, как это бывало не раз летом. «Дамка» нашла белку и залаяла. Подошел «Соболько», увидал зверька и тоже за мамашей начал подлаивать. Убита белка. Снята шкурка. Тушка делится хозяином пополам между собаками, а то и целиком попадает «Собольке». Наука и поощрение! Еще нашли — еще получили. От глухаря кишки, от лося совсем досыта наелись. Хозяин ласков и весел. Такой науки 2 недели и натаска окончена. «Соболько» — готовая к промыслу собака. Остальное добудется практикой и собственной сметкой.
В жизни, конечно, приходится наблюдать чаще специализацию лайки на некоторых видах дичи. Универсалов встречается меньше, как и среди охотников. Наклонность к узкой специализации проявляется чаще у кобелей, особенно у крупных злобных экземпляров, а из сук легче сделать универсалку. Мне кажется, что здесь все дело зависит от самого хозяина, и что смолоду из любой достаточно злобной лайки можно сделать универсальную собаку. Примеры такие я видел у других охотников и имел лично. Для характеристики работы лайки по несвойственной этой породе дичи опишу несколько своих охот с универсальной «Белкой», сукой с сев. Урала.
В лесу «Белка» работала безукоризненно по птице и по зверю. Я удачно охотился с ней на медведей, лосей, изюбрей, кабаргу, барсуков, колонков, горностая, белок, глухарей, тетеревов, рябчиков, гусей. Находила она и соболя, но в запрещенное время. Не пришлось мне охотиться лишь на рысьи росомаху, но что она не пропустила бы их, — я поручусь головой.
Припоминается мне, например, работа ее по медведю (по счету это был 3-й ее медведь на протяжении одной-двух верст). Трижды осаживала медведя и трижды я не поспевал подойти, чтобы увидеть зверя в чаще, — медведь бросался дальше. Наконец, в четвертый раз «Белка», видимо, так надоела ей, что тот залез от нее на громадную сосну, откуда я сшиб ее. Медведица была на 6 пудов.
Очень красива была работа «Белки» по изюбрю на р. Китое. Зверь был в первый раз ранен в переднюю ногу и бросился вплавь через реку. «Белка» обогнала его и встречным лаем с противоположного берега заставила остановиться в воде, где мы с товарищем и добили его. Картина была достойна кисти художника. Горная река с бешено мчавшимися волнами, изюбрь в воде по брюхо, а перед ним на берегу на коленях белая собака с злобным лаем. После того, как изюбрь получил смертельную пулю с нашего берега и опрокинулся в воду, «Белка» прыжком влиплась в него и с ним вместе была выброшена волнами бешеным течением Китоя на косу в од-ной версте ниже. С большим трудом мы переправили свою добычу к себе. Бывали с ней и курьезы. Однажды на р. Жидае, Иркутской губ., она облаяла кого-то в щели меж камней на высокой скале. Лай был глухой, и мы со старшим рабочим (дело было во время лесоустрсйства), решив, что там медведь, с большим трудом вскарабкались на скалу (по-тамошнему, «на щеку»). Оказалось, что в щели гнездо филина, которого мы и извлекли оттуда с его семейством. Эта история показывает, что лайка далеко не ищет при своем передвижении легкой дороги и идет местами туда, куда не загонишь другую собаку. Теперь перейду к охоте на бекаса, дупеля и утку.
По болоту «Белка» ходила шагах в 30-40 от меня небольшими зигзагами, легкой рысцой, с частыми остановками, как мышкующая лисица. Как только она прихватывала бекаса, тотчас же начинала красться к нему, и, не дойдя до него шага 3-4, останавливалась и поворотом головы, с легким повиливанием своего калача, как бы приглашала меня к себе. Я грозил ей пальцем и чаще всего поспевал подойти вплотную к собаке, когда вылетала птица. Если вылета не было к этому времени, я командой «взять!» посылал собаку вперед. При этой команде «Белка» с места делала сильный прыжок, стараясь, видимо, накрыть птицу сверху, что изредка с коростелями и тетеревами ей и удавалось. Если следовал с моей стороны мазок, «Белка» не гналась за дичью, а, стоя на месте, лишь следила за ней. Если же бекас падал убитым, она мигом находила его в траве, прикусывала аккуратным образом ему головку (так же она поступала и с мелкими зверьками) и старательно ждала, когда я подберу его. По утке в болоте работала аналогично. На озере же шла обычно гривой рядом с камышом или осокой, часто прислушиваясь и принюхиваясь. Прихватив утку, давала мне подойти, как на болоте, и по команде «взять», не смущаясь водой и кочками, громадными прыжками бросалась к утке, подымая ее мгновенно на воздух. Плавала отлично. Из воды утку приносила на сухой берег, прикусывала головку и ложилась около птицы. Если я делал вид, что ухожу от озера, она брала птицу и тащила ее за мной, но стоило обернуться, как утка снова бросалась. Таким маневром мне удавалось добиваться того, чтобы птица подносилась возможно ближе ко мне на удобное для меня место.
Если случалось ехать на лодке, «Белка» шла берегом, вполне осмысленно выпугивая уток из камыша. Ни визгу, ни воя жалобного я не слыхал, уезжая иногда на очень далекие расстояния от берега. Нелетные утята, подлини селезни, поршки тетерева и коростели, вылетающие из-под носу у собаки, обычно попадали ей в зубы без выстрела, поэтому охотиться с «Белкой» за молодыми косачами не приходилось. Охота неминуемо превращалась в травлю. Правы те охотники-хозяева, которые в старое время требовали, чтобы все собаки в их округе, особенно лайки и их сродственники, в период вывода молодых птиц сидели на привязи, а не болтались по сенокосам и другим угодьям: много дичи они за это время переводят.
Охоту по зайцу я любил с «Белкой», в середине зимы, когда глубокие снега прекращали всякую охоту в лесу — собака тонет, лыжи, как бы они широки не были, идут тяжело. В это время можно с успехом охотиться по зайчишкам в поймах рек, где гривы тальника и мелочей чередуются с покосами и озерами. Заяц обычно лежит в гривах и ходит своими тропами. Снег между грив осел и уплотнился от ветров, а в гривах рыхл. Идешь обычно тихонько на лыжах шагах в 15 вдоль гривы, а «Белка» ползет гривой заячьей тропой, слегка повизгивая от досады на рыхлый снег. Заяц, не боясь особенно собаки, безопасной для него, благодаря рыхлости снега, не торопясь, передвигается почти параллельно охотнику к концу гривы, чтобы затем перебежать в следующую и на этом переходе обычно кладет свою голову. Особенно добычлива бывает эта охота вдвоем с товарищем в тихую теплую погоду, когда идет слегка снежок, и лыжи скользят, как по маслу, не производя никакого шума.
Отличительной чертой лайки как на охоте, так и в домашней обстановке является ее осмысленный образ действий. Она поступает всегда деловито, без лишней суеты, без лишних движений и восторгов, чем частенько буквально изводят наши лопоухие друзья. Может быть, этим объясняется в значительной степени феноменальная выносливость лаек на охоте, их способность не терять работоспособность при непрерывной охоте целыми месяцами.
В заключение скажу несколько слов о воспитании щенят и о полевых испытаниях лаек. Выращивать щенят необходимо на воздухе и лучше всего на каком-нибудь лесном кордоне или заимке. Комната неминуемо портит собаку смолоду. В городе вырастить лайку очень трудно. Если она помещается во дворе на свободе, она неминуемо привыкает к бродяжеству по помойкам, ее крадут, она дичает. На привязи щенка вообще не вырастить, так как он захиреет. Остается одно — держать в каком-нибудь загороженом пространстве, скажем, в саду, что далеко не для всех возможно. Для городского охотника лучше рекомендовать купить годовалую полугото-вую к охоте лайку у охотника-промышленника. Собака выросла на воле, сформировалась, перенесла чаще всего даже чуму, привыкла к суровой жизни. Привыкает лайка в этот период легко и ее можно держать и в комнате и на дворе на привязи, беря только на возможно частые прогулки. Цены годовичков-лаек еще не так высоки и доступны городскому охотнику. По нашей, например, Новосибирской губ. можно добыть годовую лайку рублей за 20-25, а щенка — за 5-10 рублей.
Корм лайки должен состоять, прежде всего, из мяса сырого, вареного, рыбы сушеной или вареной, но не соленой, и овсяной кашицы с прибавлением небольшого количества овощей. Хлеб лучше давать в небольшом количестве и только черствый. Щенятам, конечно, нужно прежде всего молоко. Вообще, лайка к пище не требовательна и ест очень мало, но сырое мясо и кости ей необходимы, по-моему, больше, чем другим породам. Без этого она захиреет и легко погибнет от чумы или будет рыскать по помойкам, разыскивая там кости.
Полевые испытания для лаек поставить рационально не трудно. Для этого надо иметь лишь в распоряжении большой парк и несколько штук барсуков и медвежат, белок и колонков, которых на время испытаний выпускать в парк на свободу. Лайка — собака прежде всего зверовая и ее надо испробовать на злобу, вязкость, чутье и страстность. Пущенная по свежему следу, она моментально найдет зверя, и если в ней есть нужные задатки, то она их проявит воочию на небольшом пространстве. Если лайка будет подрывать барсука и медведя, несмотря на полученные иной раз царапины, — она может быть признана полевой. Белку или колонка она прежде всего не должна терять при их переходах с дерева на дерево и только. Если же белку собака теряет, а на барсука только лает, а не рвет его, то из такой собаки толку мало: она не удовлетворит ни городского охотника, ни промышленника. Непременным условием испытаний надо ставить, чтобы зверь был на свободе, а не привязан, иначе собака может понять несерьезность затеи и, не обращая внимания, займется своими делами. Точно также необходимо, чтобы при испытаниях было возможно меньше чужих людей.
Опасаться, что первая же собака задушит барсука или медвежонка, на испытаниях не приходится, так как на свободе барсук защищается от собаки очень ловко, и нужен очень добрый пес, чтобы смог задушить его, как говорят, в мгновение ока. Если же такой грех и случится, то ведь гибель барсука, а то 2-х, 3-х на испытаниях вполне оправдывается серьезностью задачи, поставленной перед нами, отбор лучших производителей, поднятие лаек на должную высоту. Наоборот, сентиментальность в этом отношении только наплодит негодных для промысла, не зверовых, а показных красивых лишь на вид собачек, каковых у нас и без того много.
Вл. Троицкий
“Охотник и пушник Сибири” №1-2 – 1926