От редакции: рассказ «Шаман» взят нами из книги «Сторублёвый соболь» и предлагается читателям альманаха со значительной редакторской правкой.
Стояла середина ноября. После двухдневного снегопада и недельных заморозков в течение нескольких дней сыпали скучные дожди, весь снег как корова языком слизала. Затем ударил трескучий мороз и крепким ледяным панцирем сковал реки и озёра, проморозил торфяные болота и мелководные водоёмы. В таёжных полузаброшенных посёлках с разочарованием следили за частой сменой погоды. Местные охотники ожидали свежего, на ширину ладони, пушистого снега, чтобы отправиться соболевать, но взамен сыпалась сильга (мелкий, как просо, снежок), едва покрывающая утоптанные дорожки.
Две недели кадровый охотник Варфоломей Шаромыгин возвращал-ся домой без добычи. Пожилой, невысокий мужчина с выражением рабской покорности на скуластом лице разговаривал медленным гнусавым голосом, как бы обдумывая каждое слово. Сын раскулаченных зажиточных крестьян с Алтая, он рано лишился родителей и в молодости вкалывал с утра до вечера на неблагоприятных для выращивания пшеницы северных колхозных полях. Комендатура зорко следила за каждым ссыльным. Один из грозных комендантов даже запрещал ловить чебаков связанными из простых ниток сетями, хотя люди страдали от недоедания возле богатых рыбой водоёмов.
В 1960-х годах одни колхозы закрыли из-за нерентабельности, а другие задавили при хрущёвском укрупнении прибыльных с отстающими. Бывших колхозников заставили перевестись в промхозы и рыбозаводы, учиться промышлять зверя и ловить рыбу для государства. Не всем давалась сложная наука, и многие влачили жалкое существование.
С рассветом сонный Варфоломей уходил в тайгу и грустный возвращался в потёмках. За короткий зимний день добывал по три-пять белок, два-три рябчика и изредка тетерева или глухаря. Основной задачей считал поимку соболя. Следов на утоптанных за осень сборщиками ягод тропинках попадалось множество. Ярко-рыжая Дамка бежала по соболиной чётке среди слегка присыпанного снегом, наполовину торчащего из мха брусничника и следила до зарослей багульника. В паутине вечнозелёного кустарника отпечатки терялись, а резкий ядовитый дурман перебивал запах зверька. Лайка возвращалась к хозяину и, понурив голову, виновато виляла пушистым хвостом.
— Совсем фарту не стало, Дамка, — с печалью в голосе обратился к рыжей собаке Шаромыгин. — В прошлом году к октябрьским праздникам мы с тобой добыли восемь соболей да со Снежком четыре. Нынче ни одного. Хоть разорвись. Была бы жива тётка Ненила, покамлала бы. Авось и помогло бы. Раньше не раз выручала.
Старая женщина-остячка ворожила на картах и пользовалась успехом у местных жителей. Болела ревматизмом ног и хорошо предсказывала погоду.
В сумерках, когда тарелка багрового дневного светила скрылась за чёрной зловещей полосой возле горизонта, мрачный охотник набрёл на зимник и заметил свежие ямки от лошадиных копыт и подбитых железными полосами полозьев саней. «Рыбаки рыбозавода на рыбалку пожаловали. Обловят неводом все рыбные водоёмы и заставят нас зимой палец сосать, — определил он со злостью по ширине протоптанной дороги. — Значит, крепко реки застыли, если сумели сотню вёрст на лошадях проскочить. Вечером схожу в гости. Вдруг что-нибудь посоветуют? Узнаю последние новости».
Свернул в сторону и по знакомой тропинке перебрался по льду через речушку. Не без труда пролез сквозь паутину черемошника с краснопрутником (таволгой) и оказался перед изгородью из осиновых жердей. Перелез через неё и по огороду дошёл до покосившейся избушки с черепичной крышей. Отодвинув в сторону штыковую лопату, подпирающую дверь, он проскользнул в сени, поставил в кладовку старенькую двустволку, вернулся обратно, вышел за ограду и огляделся.
Когда-то большой посёлок, заселённый ссыльными из южных и за-падных концов Советского Союза, в настоящее время состоял из десят-ка покосившихся от старости домов. Во всех жили охотники с семьями. Основная часть бывших колхозников разъехались по городам, и несколько сотен гектаров пахотных земель, когда-то отвоёванных у тайги вручную с великим трудом, солёным потом и кровью, затянуло берёзовым и сосновым лесом.
По узкой тропинке Шаромыгин добрался до заброшенного здания бывшей начальной школы с забитыми половыми плахами оконными проёмами. Внутри хрумкали сено три распряжённые лошади. Рядом с дверным проходом на санях лежал невод и рыбацкие принадлежности.
Невдалеке, на высоком обрывистом берегу реки, высился красивый дом с недавно отремонтированной крышей. В нём поселилась Елена Кинярова. Двое её сыновей жили в интернате для северных народов. Зимой учились в сельской школе и появлялись у матери на летние и зимние каникулы. Приветливый домик облюбовали рыбаки гослова. Изредка они приезжали зимой из райцентра за сто пятьдесят километров на лошадях и облавливали неводом богатые рыбой водоёмы. Местным жителям разрешалось ловить лишь на удочку или на блесну. В результате рыба тоннами подыхала во время зимних заморов. Постепенно руководство рыбозавода взяло жильё под свой контроль и превратило в постоялый двор.
Варфоломей медленно взобрался на крыльцо с низкими перилами и заглянул в окно. Через голубые занавески едва просвечивал тусклый свет. Постучал в обшитую войлоком дверь, распахнул её настежь и вместе со студёным воздухом перешагнул через порог в просторную комнату.
Справа от входа много места занимала пышущая жаром русская печь с плитой и духовкой. У окна стоял самодельный деревянный стол, вокруг на табуретках сидели шестеро хмурых рыбаков и при свете керосиновой лампы резались в карты.
В комнате было жарко, словно в парной бане, и мужики разделись до нижнего белья. Судя по мрачным выражениям их лиц, после продолжительной пьянки у всех болели головы. Приход нежданного гостя встретили злыми и недовольными взглядами. С интересом следили, как он крестится на стоящие в углу на треугольной полке иконы.
Пожилой мужчина лет сорока с чёрными, как деготь, короткими волосами оторвался от карт и, повернувшись к Шаромыгину, с усмешкой поинтересовался:
— С чем пожаловал, охламон?
— Да вот, — пролепетал оробевший Варфоломей. — Зашёл узнать, не сможет ли кто помочь: никак не могу соболя подстрелить. Две недели гоняю и всё без толку.
— Похмелиться найдёшь? — выпятив круглый живот, грубо поинтересовался рыбак и переглянулся с мужиками. — А то голова трещит, хоть ложись и подыхай.
— Если бражка подойдёт, то сбегаю. Ты, Сучков, надолго приехал? В гости али по работе? Лет пять не виделись, — с трудом вспомнил знакомое лицо Шаромыгин.
— Сойдёт и бражка, — обрадовался Сучков, глаза у него заблестели, как у кошки, почуявшей мышь. — Таши, Варфоломеюшка, сюда бидончик. Литров эдак на десять. Пока все водоёмы протянем, научу камлать. Всех соболей переловишь.
— А ты умеешь?
— Проше простого. Забыл? Вместе у Ненилы не один раз сидели за выпивкой. Перед смертью она гостила у моей жены и все секреты мне передала.
Веский довод подействовал, и Варфоломей заколебался.
— Может, Николай Михайлович, без бражки покамлаешь. Дарья узнает, заругается. Неделю будет пилить.
— Без неё, родимой, ничего не получится, — рассердился Сучков и сразу изменился в лице. — Хочешь завтра соболя в котомке принести — тащи брагу или проваливай. Как шаманить, если башка ничего не соображает.
— А у тебя бубен есть? — вкрадчивым голосом поинтересовался Варфоломей.
— Зачем? — растерялся новоиспечённый шаман, но догадался, что допустил оплошность и выкрутился. — Мне духи не разрешают пока обзаводиться. Советуют ещё подучиться.
— Тогда принесу, — довольный ответом Шаромыгин выскочил за дверь.
— Вот и похмелимся! — обрадовался Сучков, потирая ладони. — Послал бог дурака на больную голову.
— Николай Михайлович, как ты собираешься шаманить? — засомневался молодой статный бригадир. — Ты ж в этом деле ничего не смыслишь. Да и веры, хоть и татарин, православной.
— Не ваша забота, мужики. Сейчас главное — раскрутить куркуля на выпивку. Не вздумайте смеяться, иначе всё испортите. Обидится и уйдёт. Со злости может и из ружья по окнам шандарахнуть. Что с дурака возьмёшь?
С робкой надеждой не застать дома жену Шаромыгин подбегал к избушке и очень обрадовался черноте маленьких застеклённых окон.
«У соседей засиделась. Сыновьям носки вяжет, — решил с облегчением. — Иначе бы все пропало».
Через дощатую дверь заскочил на кухню. Тщательно поискал под столиком возле подоконника и возле шестка под широкой лавкой, но кроме берёзовых дров ничего не обнаружил. Слабый луч карманного фонарика натыкался на связки чеснока, лука, подвешенные на гвозди, полки с посудой.
«Куда Дарья заныкала брагу? — размышлял Варфоломей, разглядывая давно знакомую обстановку. — Летом прятала возле ограды в крапиве. Сейчас на улицу не вынесет — замерзнёт».
Заветный бочонок Варфоломей обнаружил в подполье под перевёрнутым вверх дном фанерным ящиком. Наполнил мутной жидкостью трёхлитровую банку.
С торжественным видом Шаромыгин влетел в избу к рыбакам. При виде дармовой выпивки мужики преобразились. На столе мигом появились кружки.
— Вначале попробуем, что ты, Варфоломеюшка, принёс. Хороша ли бражка. Стоит ли за неё шаманить, — разливая содержимое банки в кружки, важно произнёс Сучков.
Все одновременно стукнулись кружками и выпили. Напиток оказался довольно крепким, но Николай недовольно скривил губы.
— Слабовата. Следовало добавить немного сахара и хмеля. Вообще- то, может, и сойдёт на первый раз. Ну, начнём, Варфоломеюшка… Я начну шептать заклинания, а ты следи и делай то же самое. Если я поклонюсь один раз, то ты должен повторить пять раз. Выполняй усерднее. Иначе фарту не будет.
Слегка покачиваясь, Сучков встал на колени и бессмысленным взглядом уставился в тёмный угол, где висели иконы. Рядом бухнулся Шаромыгин и внимательно следил за действиями новоиспечённого учителя. Сучков затараторил какую-то тарабарщину по-татарски вперемежку с русскими словами.
— Запоминай и повторяй поточнее.
Напряжённый Шаромыгин кое-как выговорил незнакомые слова и старательно поклонился.
Николай сидел рядом на корточках и, усмехаясь, считал.
— Отбивай, Варфоломеюшка, усерднее. Иначе фарту не будет.
Мужики бросили карты и с удивлением следили за бесплатным представлением. Наконец Сучков измучился, и они вместе допили остатки браги.
— Шуруй ещё за браженцией, Варфоломей, — заплетающимся языком приказал Сучков. — Иначе брошу камлать. Останешься без соболя и без собак. Духи требуют добавки.
Шаромыгин неохотно приподнялся и неуверенной походкой направился к двери. Ему повезло и на этот раз. Дарья засиделась у соседей.
К его приходу Сучков притащил из сеней небольшой хомут с налипшей лошадиной шерстью. Выпили по полкружке браги, и он заставил Шаромыгина пролезть через него со словами: «Пусть все неудачи и невзгоды останутся на этой стороне. Фартовые успехи на промысле ждут впереди».
Увидев, с каким трудом Шаромыгин протискивается через узкий хомут, рыбаки с хохотом выскакивали на крыльцо. Окончательно опьянев, Сучков принялся горланить блатные песни и заставил ученика подпевать.
В разгар всеобщего веселья появилась хозяйка. Постелила на полу ватные матрасы с застиранными простынями, бросила в изголовье мяг-кие подушки и уложила пьяных гостей.
Грустный Шаромыгин, шатаясь, брёл по узкой тропинке, а хлопья пушистых снежинок белоснежным ковром устилали мёрзлую землю. Не желая возбуждать излишнего гнева жены, Варфоломей молча разделся, свалился на широкую кровать и сразу погрузился в глубокий сон.
Проснулся Шаромыгин рано от сухости во рту. Вспомнил про вчерашнюю пьянку, быстро оделся, выпил литровую кружку холодного молока, проверил в рюкзаке, на месте ли топор с бруском и осторожно, чтобы не заскрипели половицы, выскользнул за дверь.
Долгожданный снегопад прекратился, и только южный ветерок лениво обдувал лицо. Варфоломей тихонько свистнул. Из деревянной конуры, потягиваясь, вылезли две остроухие собаки. Увидев в руках хозяина ружьё, подбежали с радостным визгом и завиляли хвостами. Стоило ему направиться к лесу, как собаки в несколько прыжков перегнали Варфоломея и исчезли в беспросветной темноте.
Рассвет наступал медленно. Шаромыгин успел пройти пару кило-метров, пока сквозь непроглядную ночную мглу начали вырисовываться стволы черёмушника и осинника. По узкой тропинке он пробрался сквозь краснопрутник и вышел на лесоустроительный профиль, но чем дальше уходил от посёлка, тем сильнее портилось настроение. Кругом виднелись лишь редкие заячьи следы. С похмелья трещала голова. Захотелось вернуться и отматерить Сучкова за неправильное колдовство, но возвращаться в такую рань боялся. Понурые собаки рыскали по кустам и пытались отыскать какую-нибудь живность.
Внезапно Дамка насторожилась и навострила уши. Втянула в широкие ноздри морозный воз-дух, прыгнула в сторону и скрылась за стеной густого соснового молодняка. Следом метнулся длинношерстный Снежок и тоже исчез за хвойными ветками.
— Похоже, белку учуяли, — разочарованно буркнул Шаромыгин. — И то добыча. Неужели надул Сучков? Вернусь без хвоста — Дарья всю шею перепилит.
Прошёл ещё шагов двести и тут неожиданно услышал звонкий лай Дамки и глухой голос Снежка. «Нашли кого-то, — обрадовался охотник и свернул на призывные голоса. — Ишь, как надрываются. Хорошо, если белку — сдёрну шкурку и в рюкзак. Тушку собакам за труд. А если глухаря? Таскать крупную птицу целый день тяжело. Повесить на сук — придётся вечером возвращаться своим следом. Если убью копалуху, то лучше возьму с собой. Сверну поближе к дому».
Чертыхаясь и проклиная свою незавидную судьбу, Шаромыгин с трудом пробирался сквозь частокол сосняка. Хлопья пушистого снега валились с веток, попадали за шиворот и обдавали холодом лицо и шею. На дне лога, среди пушистых ёлочек и длинноствольных деревьев заливались собаки. Варфоломей внимательно осмотрел стволы с ветками и на вершине длинной сушины заметил торчащую из-за сучка головку чёрного зверька.
— Соболь! — вырвалось невольно из пересохшего рта.
Усталость как рукой смахнуло. Мигом скатился по крутизне на середину лога, дрожащими руками стянул с плеча двустволку и подбежал к собакам.
Соболь следил за шустрыми лайками и за двуногим существом с палкой в руке. Выбирал удобный момент, чтобы спрыгнуть на землю и удрать, но четвероногие враги пресекали все его попытки.
Охотник трижды обошёл вокруг дерева с двустволкой наготове, выбирал такое место, чтобы из-за ствола торчала только головка зверька. Не хотелось портить прострелами дорогую шкурку. После выстрела зверёк, поджав лапы, свалился с сучка.
Дамка на лету поймала тёплую добычу и принялась трепать так быстро, что стало трудно отличить заднюю часть от передней. Подскочил разгорячённый Снежок и ухватил за туловище. Варфоломей схватил сухую палку и, размахивая ею, с диким криком подбежал к ним. Напуганные лайки бросили соболя, отскочили подальше и настороженно наблюдали из-за кустов.
Соболятник поднял мокрую от слюны добычу и осторожно раздул шелковистый мех на спине. Между остевых волос с чёрным металлическим блеском увидел желанную белую полоску кожи. По ней определил, что мездра вылиняла, и шкурка годится на сдачу государству.
— Вот так Сучков! Вот так шаман! — произнёс с восхищением. — Спасибо, что покамлал. За такую первосортную шкурку придётся ещё бутылку поставить. Наверняка вторым цветом пройдёт.
Бережно положил соболя в рюкзак и затянул тесёмки. Довольные собаки внимательно следили, куда хозяин прятал добычу и теперь с радостным визгом прыгали на грудь и пытались лизнуть в лицо. Норовили засунуть нос в котомку и лишний раз убедиться, что их старания не пропали даром.
Шаромыгин закинул ружьё на плечо и побрёл дальше. Он легко вы-брался на противоположный склон между стволов ельника с пихтачом и зашагал по знакомой тропинке, когда-то прорубленной для проезда на конных санях. Слабый ветерок окончательно отогнал тучи к горизонту и золотистые лучи небесного светила засверкали на бледно-голубом сияющем небе. Лес ожил. Где-то забарабанил трудолюбивый дятел, отыскивая короедов в полусухих деревьях. Тревожно закеркали перекликаясь и перелетая по веткам, назойливые кедровки. Запорхали в поисках корма сероголовые беспокойные гаички. Широкая дорожка пересекла мелкий унылый березняк и вывела к сосновому массиву. Дальше виднелась осиновая грива с примесью тонкого низкорослого кедрача.
Из кустов впереди неожиданно появилась Дамка и широкими метровыми прыжками кинулась вправо. Туда же стрелой промчался Снежок. Озадаченный азартом собак, Варфоломей поспешил за ними и на снежном покрывале помимо собачьих следов увидел крупные вмятины от соболиных прыжков.
«Только бы не сбились, — забеспокоился соболятник. — Позавчера этого разбойника километра четыре гнали. Здесь в багульнике и потеряли. Куда запропастился? Как сквозь землю провалился. Где-нибудь нырнул под колодину и отсиделся. Только зря день потерял». Шаромыгин пробирался сквозь частокол соснового молодняка. Внимательно следил за стёжкой неприпорошенных ямок от прыжков соболя и вскоре точно определил, что хищник пробежал недавно и уже обнаружил грозящую ему опасность.
Крупный самец пытался запутать следы к гнезду и дважды залезал на деревья, с длинных веток, как на парашюте, спрыгивал на три-пять метров в сторону и с головой погружался в рыхлый снег. Словно ныряльщик из воды, выскакивал на поверхность и, стремглав, мчался дальше.
Опытные лайки преследовали с обеих сторон стёжки. На чистой площадке быстроногий Снежок почти настиг соболя, но в последний момент, когда почти схватил его за туловище, зверёк нырнул в узкую щель в сплетении корней, проскочил насквозь и, как кошка, вскарабкался на дерево.
Шаромыгин побежал напрямик через болотистые низины и ветровальный колодник. Боялся, что хитрый хищник снова обдурит собак. Как ни всматривался соболятник в сплетение сучьев под злобный собачий лай, обнаружить зверька не удавалось.
«Ну и повезло, — злился Варфоломей, — вечно Сучков какую-нибудь гадость подстроит. Осина на четверть толще кедра, деревья сплелись вместе. Чтобы срубить осину, на целый час работы хватит, да и на кедр не меньше. Соболишка наверняка заныкался в дупло. Лежит и смеётся надо мной. Оттуда и до вечера не выкурить. Надо постучать на всякий случай. Авось да и выскочит».
Измученный долгим преследованием собак, соболь теперь удобно улёгся в тёплом гнезде. Неожиданный удар чего-то тяжёлого по стволу заставил его вскочить на лапы. От следующих ударов осина загудела от корней до вершины, и зверёк вихрем выскочил наружу.
Шаромыгин посмотрел вверх и на середине кедра на толстой ветке заметил любопытную мордочку с блестящими бусинками глаз. Растерялся от близкого расстояния и не заметил, как из ладони выскользнуло топорище. Схватил ружьё, поймал на мушку соболиный носик и спустил передний курок. Таёжную тишину разорвал грохот выстрела. Словно от удара палкой маленький хищник покачнулся и в предсмертных судорогах повис на ветке, расположенной метром ниже. Собаки запрыгали и завыли от ярости.
Варфоломей замер в томительном ожидании. Добыча оказалась на недосягаемой высоте. «Как же его достать? — расстроился он. — Следовало стрелять из левого. Он бьёт кучнее. А может, Сучков нарочно подстроил?»
Зверёк между тем сполз с неожиданного препятствия и полетел вниз головой. Промысловик ринулся спасать шкурку от рассвирепевших со-бак, но, пролетев около двух метров, соболь умудрился повиснуть на развилине другой ветки.
Озадаченный Шаромыгин почесал затылок. Не хотелось срубать дерево, но добыча висела слишком высоко. Взялся за топор, но зверёк вдруг зашевелился и соскользнул, чтобы застрять на сухом суку метрах в шести. «Отсюда и палкой столкну», — обрадовался Варфоломей и начал лихорадочно высматривать тонкую длинную сушину, но сучок от тяжести зверька переломился, и тот комом полетел вниз.
Снежок с Дамкой взвизгнули и попытались схватить соболя, но Шаромыгин их опередил и на лету успел поймать его за шею, поднял в вытянутой руке, а другой замахал на собак. Дрожащими от волнения руками охотник растянул за лапы ещё тёплого с чёрно-бурой остью соболя и осмотрел. Убедился в первосортности шкурки и мельком взглянул на часы. Стрелки показывали час дня.
«Надо же как подфартило, — почёсывая у собак за ушами, удивлялся Варфоломей дневному везению. — За две недели не убил ни одного соболя. Стоило Сучкову покамлать — за четыре часа — двух. Нужно закрепить фартовую охоту. Иначе рыбаки уедут, и я опять останусь без пушнины».
Шаромыгин встал и, ориентируясь по солнцу, напрямую двинулся к посёлку. С богатой добычей шагалось намного веселее. Часа через полтора рассчитывал добраться до дома, но в стороне истошно завыли собаки и заставили свернуть к ним. Не чуя ног, ломился напролом через кусты колючего ельника с пихтачом. Ожидал увидеть соболя, но на вершине высокой осины затаилась белка. С досады выругался, вскинул двустволку и, не целясь, надавил на спусковой крючок. Прогремел выстрел, но пучок свинцовой дроби пролетел мимо. Напуганный выстрелом зверёк, вытянув пушистый хвост, сорвался с места и помчался, перепрыгивая с ветки на ветку. Остановился на кончике одной и, как на планере, перемахнул на сучок соседнего дерева. Оттуда перескочил на следующее.
Проклиная Сучкова за такое камлание, Шаромыгин нёсся за визжащими голодными лайками, но добыча стремительно ускользала. Кое- как настиг, проскочив больше двухсот метров, когда грызун спрятался в непроглядной кроне развесистой сосны. Варфоломей долго осматривал густые ветки, но разглядеть ничего не мог. С досады обстрелял наугад слишком густые сплетения на дереве, длинные кисточки на ушах зверька зашевелились на суку возле ствола.
Варфоломей выстрелил в серый комочек, и раненая белка полетела вниз, но зацепилась лапкой на нижней ветке метрах в пяти. Пришлось долго сбивать обломками сучков, пока она оказалась в руках у охотника.
«Ну и паразит Сучков. Врагу такого не пожелал. Полтора часа с рублёвой белкой провозился, — сидя на колодине и снимая шкурку, ругался Шаромыгин. — С пьяных глаз что-то перепутал».
Беличью шкурку засунул в карман куртки, а тушку разделил собакам. Подождал, пока съедят ещё тёплое мясо, и направился к посёлку.
Дома нашёл заветный бочонок, наполнил брагой до краев пятилитровый бидон и, радуясь, что управился до прихода супруги, побежал в гости.
Рыбаки вернулись с рыбалки и уселись обедать.
— Сейчас бы кружку браженции для аппетита, — доставая варёного нечищеного окуня из чашки, с усмешкой произнёс пожилой рыбак. — Может, Николай, ещё кому-нибудь покамлаешь или к Варфоломею сбегаешь?
— Ходил уже, — мрачно буркнул Сучков. — Чуть свет на охоту сбежал.
— Ловко же ты, Николай, его объегорил. Столько браги выманил — произнёс широкоплечий рыбак, запивая рыбу ухой из кружки.
— Первый раз, что ли, — засмеялся самодовольный Сучков, пользуясь всеобщим вниманием. — Вы бы месяц совсем без добычи по тайге полазили, так сами бы поверили в любое колдовство. Некоторые охотники готовы душу дьяволу отдать, лишь бы побольше соболей добыть. Про остяков с тунгусами и говорить нечего. Всю жизнь верят шаманам.
В это время широко отворилась дверь. Вместе с клубами морозного воздуха ввалился сияющий Шаромыгин. Торжественно поставил на стол тяжёлый бидон.
— Пейте, мужики! Сегодня я добыл двух соболей. Если бы с белкой долго не провошкался, то успел бы и третьего. — Николай, научи меня так же камлать, только познакомь с более добрыми духами. Эти много дурного вытворяют. За день все нервы поистрепали. Чуть не заставили на дерево лезть.
С торжествующей улыбкой Сучков наполнил кружки. Вскоре нача-лось новое представление, и неизвестно, сколько бы оно продолжалось. В разгар бесплатного концерта появился одетый в форменную одежду участковый. По зимней дороге он объезжал поднадзорные посёлки. Средних лет, низкорослый, черноволосый капитан быстро разобрался в происходящем, составил акт и вылил остатки браги в помойное ведро. А на следующий день, когда все протрезвели, заставил Сучкова рассказать при всех, как обманывал Шаромыгина, и за мошенничество привлёк к уголовной ответственности.
пос. Усть-Чижапка Каргасокского района Томской области
Н. Зверев
“Охотничьи просторы”, книга 1(59) – 2009