Штильмарк Феликс Робертович, родился в Москве в 1931г. Окончил Московский пушно-меховой институт. Работал как охотовед и зоолог в разных районах Сибири и Дальнего Востока. В 1966 г. защитил кандидатскую диссертацию о млекопитающих горных кедровых лесов.
Работая в ЦНИЛ Главохоты РСФСР и ИЭМЭЖ АН СССР, занимался организацией государственной службы учета охотничьих животных, позднее приобрел известность как энтузиаст заповедного дела, автор ряда руководств по проектированию новых заповедников и заказников в РСФСР. Был научным проектировщиком многих заповедников, созданных в 70—80-х гг.
Автор нескольких книг и большого количества статей и очерков об охране природы нашей страны. Является составителем альманаха «Охотничьи просторы». Член нескольких редколлегий, состоит в комиссии по заповедному делу РАН. Член редсовета журнала «Природа и охота».
Колычев Владимир Борисович, родился в 1940 г. в Республике Коми. Детство и юношеские годы прошли в живописных окрестностях древнего села Усть-Вымь. Любовь к природе и охоте привели на факультет охотоведения Кировского сельскохозяйственного института, который закончил с отличием в 1970 г. Направлен во Всесоюзный научно-исследовательский институт охотничьего хозяйства и звероводства, где и работает по сей день старшим научным сотрудником. На основе своих исследований в 1979г. защитил кандидатскую диссертацию. Автор 73 научных и научно-популярных работ.
Несмотря на развал науки, отсутствие финансирования исследований, нищенскую зарплату, сохраняет верность раз выбранному делу — развитию отечественного охотоведения.
В последнее десятилетия человек изрядно потеснил сибирскую тайгу всяческими новостройками, а больше того — рубками и пожарами, но и в наше время хвойные леса Азии занимают обширные пространства. Лес, обладая способностью самовозобновления, растет, пока солнце, слава Богу, еще светит, а поэтому живут в тайге разные звери, среди которых и драгоценный наш соболь, по праву занимающий почетное место на пушных аукционах, ярмарках и всевозможных прилавках.
Охотничья судьба выдалась этому представителю отряда куньих непростая, и в начале XX в. во многих районах азиатской части России соболь исчез совсем или стал очень редок. К счастью, возникшее тогда мнение об этом зверьке как об «исчезающем виде» оказалось неверным: хищник проявил удивительную жизнестойкость и пластичность. Социальные и политические катаклизмы, сотрясавшие в этом столетии Россию и навлекшие на ее народ столько бедствий, оказались, как это ни странно, для соболя благоприятными. Дело в том, что те охотники-сибиряки, которые способны были когда-то, наткнувшись в тайге на соболиный след, идти по нему неделями без устали, чтобы добыть драгоценного хищника, в большинстве своем сгинули в революционных и военных вихрях, таежные угодья постепенно пустели. Когда же началась коллективизация, сибирских мужиков подчас вовсе не пускали в тайгу, давили планами сельхозпоставок и всевозможными принудительными работами. Сказались и установленные государством запреты — численность соболя начала повсеместно быстро восстанавливаться.
В годы Великой Отечественной войны тайга почти обезлюдела, а спустя еще одно-два десятилетия, соболь в ряде местностей стал уже не просто обычным, но и многочисленным обитателем. В отдельных регионах, например в Приобье и на Дальнем Востоке, на распространение соболя повлияли специальные перевозки и выпуски животных. В результате этого, когда прежнюю промысловую охоту в значительной степени сменила так называемая «любительская», соболь оказался, наряду с белкой, одним из массовых объектов добычи (прим. — Промысловиками называют профессиональных охотников, занятых в тайге весь сезон. «Любители» охотятся по договорам лишь сравнительно небольшой срок (чаще всего — порядка месяца) за счет отпуска с основной работы. К этой же категории часто относятся пенсионеры и случайные добытчики.). Сразу стали цениться лайки-соболятницы, поскольку даже при прежних низких расценках на пушнину стоимость собольей шкурки была все-таки значительно выше беличьей.
Однако и в наше время ружейная охота на соболя с лайкой не пользуется такой популярностью, как другие виды зверовых охот, а из литературы гораздо более известны описания добычи соболей с обметом или капканами. Между тем соболёвка (или соболевание) по своей азартности и эмоциональному накалу должна занимать особое место у истинного любителя охоты. Требуя от охотника большого труда, терпения и упорства (исключая счастливые случаи, когда натыкаешься на соболя чуть ли не в избушке!), она дает простор для следопытского мастерства, приобщает к миру таежной природы, испытывает человека и его жизненные качества. Наконец, соболевка приносит и особое удовлетворение в случае удачи. Что ни говори, соболь — не заяц!
Успех соболиной охоты в первую очередь зависит от самого охотника, но в огромной степени его определяют и качества четвероногого друга — лайки, без которой трудно представить себе ружейную соболевку (хотя в принципе она возможна, о чем скажем позже). Соболиная лайка (соболятница) способна иметь отличные рабочие качества и без всякой натаски, что называется свыше, от Бога, но, как правило, собака требует тщательного воспитания и специальной натаски. Нельзя возводить наше утверждение в аксиому, однако хороший охотник-таежник может научить едва ли не любую лайку идти за соболем (впрочем, иной раз и опытная соболятница способна научить начинающего охотника).
Раньше зверовой собакой считалась та, которая идет за лосем, медведем и соболем (возможны, конечно, варианты, например, в Забайкалье — за изюбром и кабаргой) в отличие от бельчатниц, охотно облаивающих также боровую дичь, кроме рябчика, на коего уважающая себя таежная лайка и глядеть не должна. Многие зверовые собаки не лают на белку совсем или же подают голос редко, как бы нехотя. Но нынешние городские лайки чаще всего не имеют определенного предпочтения, они готовы лаять на все подряд (вплоть до бурундуков), причем иногда вводят в грех и таежных собак; на летягу они почему-то лают азартно, как на соболя. Многие охотники поощряют такую универсальность, подавляя необходимую подчас избирательность, предпочтение крупного и ценного -зверя всякой мелкой живности. Таежники — но отнюдь не горожане-любители! — хорошо знают, что молодую начинающую лайку нельзя поощрять на белку и боровую дичь, если требуется поставить ее на соболя или медведя. Не каждый из нас понимает, что рабочая лайка, не обращающая в тайге внимания на белок, куда как ценнее самой азартной бельчатницы.
Соболь — сильный, подвижный и ловкий зверек, предпочитающий коренные таежные местообитания: горные кедровники, наиболее захламленные и заросшие участки в истоках ручьев или речек, заросли кедрового стланика, гольцовые каменистые россыпи. Однако же в последние десятилетия он подчас осваивает и нарушенную человеком тайгу: можно встретить «дорогого хищника» (так называл его В. К. Арсеньев) в недорубах среди лесосек, во вторичных лесах и на зарастающих гарях, которые, увы, изобилуют теперь по всей таежной зоне. Избегает соболь массированных сплошных вырубок, безжизненных горельников на камнях, где полностью выгорает не только растительность, но и почва. Таких «лунных ландшафтов», к сожалению, становится все больше, особенно в районах БАМа и других новостроек. В целом же соболевка проходит в сложных условиях горной тайги, густых зарослях кустарников, в самых недоступных и труднопроходимых лесных участках.
Поэтому предпочтительнее для соболевки выносливая и физически мощная лайка, способная к стремительному броску за убегающим соболем. Так как в Сибири снег выпадает рано, более желательны для охотников рослые длинноногие кобели — именно таковы наиболее типичные зверовые лайки, отличающиеся от раскормленных «горожан» завидной худобой. Впрочем, часто оказываются отличными соболятницами и мелкие шустрые сучки, проявляющие усердие и сообразительность. Недостаток сил компенсируется их настырностью. Они более послушны, но это уже дело охотника выбирать между азартным сильным кобелем или мелкой деловитой сучкой. У каждого собачника свои вкусы и привязанности…
Что же такое соболиная лайка? Это означает прежде всего способность собаки найти соболя не слухом и зрением (как белку), а обнаружить зверька по его свежему следу, выследить хищника. Отличить живой, то есть свежий след соболя, от старого, остывшего,— задача скорее охотника, чем собаки, но для этого им обоим требуются мастерство и опыт, без которых добыча может быть лишь случайной. Недаром многие опытные соболятники, экономя силы и время, ведут лайку от места ночлега до нахождения соболиных следов на поводке (некоторые охотники-якуты привязывают собак к своей верховой лошади, а старые эвенки — к верховому оленю), хотя водить лайку в тайге на привязи подчас дело мучительное. Способы определения свежести соболиного следа — особая наука, в ней множество приемов и секретов (на ощупь голой рукой, палочкой, сдуванием снега), причем надо учесть все особенности температуры и влажности воздуха, направления ветра, а поэтому точные советы здесь напрасны… Хорошая соболиная собака сама возьмет след и пойдет правильно (а не в пяту), молодую же и неопытную нужно учить, вести, показывать, пытаясь вместе с лайкой вытропить зверька.
Соболятница не станет распутывать замысловатые соболиные нарыски, особенно в местах кормежки: она режет или спрямляет, лишь примерно придерживаясь направления соболиного следа. Главная ее задача — обнаружить место, где в конце своего маршрута затаился зверек, или же стремительно нагнать его, если он угадал преследование и уходит прочь. Последнее возможно только при неглубоком снеге и собачьей ловкости. Задача охотника в это время — по возможности не отставать от лайки, не отвлекаться ни на какие иные соблазны (воздержаться, например, от выстрела по сидящим на виду глухарю или белке), но в то же время и не перенапрягаться, сохраняя силы для решающего броска, когда донесется до слуха желанный лай. Впрочем, возможны и неожиданные разочарования, если собака сбилась или отвлеклась чем-то другим.
Иногда азартный соболятник (особенно сильный кобель) уходит так далеко и быстро, что охотник не слышит лая. Он идет по собачьему следу или в том направлении, куда ушла лайка, преодолевая любые препятствия на своем пути. Старики и глуховатые люди в таких случаях держат при себе вторую собаку: услышав лай напарника раньше хозяина, она рвется вперед, уточняя направление. Охотник прибавляет шагу, а то и бежит, хотя опытные промысловики с надежными собаками позволяют себе в таких случаях, наоборот, расслабиться и не торопиться: никуда соболь от них не денется. Самое желанное и простое, когда соболь сидит на дереве (иной раз даже на сушине) и отчетливо виден еще издалека. Но даже в самом густом и разлапистом кедре (как говорится, медведь залезет — не увидишь) зверька можно обнаружить при очень внимательном высматривании (помогает иногда бинокль) или серией выстрелов из малокалиберной винтовки, а то и дробовика, заставляя соболя переместиться. Стреляют обычно в голову, стараясь не портить снарядом шкурку. Сложнее, если соболь затаился в дупле или колодине — здесь приходится повозиться, прибегая к топору или даже дыму. Но с огнем надо быть очень осторожным: легко сжечь не только ценное дерево, но и затаившегося хищника.
Из прикомлевых дупел помогает достать зверька собака, но азартная и неопытная лайка может нечаянно задохнуться где-нибудь в корнях огромного кедра или у выворотня, если вовремя не поможет хозяин. Зачастую соболятница ловит хищника без выстрела — эмоций в таких случаях хватает на всех! Подчас соболю удается вырваться буквально из пасти собаки или из рук охотника, но преследование тут же возобновляется, заканчиваясь, как правило, удачным выстрелом.
Самое нежелательное для охотника, если соболь уйдет в каменистые россыпи, затаится в камнях и скалах. А поскольку хищник очень любит придерживаться границы леса и гольцов, такие случаи в горной тайге отнюдь нередки. Очень часто в рассказах охотников фигурируют то «россыпная соболюшка», то «гольцовый кобель» (или кот), которые научились спасаться от преследования. Засыпанные снегом каменистые россыпи трудны для передвижения человека и собаки, соболь же скрывается там виртуозно. Добыть его из камней иной раз удается даже голыми руками, но чаще всего долгие и мучительные усилия оказываются безрезультатными. В таких случаях нужно прежде всего расчистить от снега место у входного лаза, после чего сунуть туда зажженный дымокур (кусок бересты, фотопленки, тряпки). Но часто соболь не выскакивает на поверхность, а скрывается среди камней, не выходя наружу. Промысловики обычно ставят один или несколько капканов там, где можно ожидать выхода хитреца. Многие используют этот способ и возле колодин, выворотней и, экономя свое время, идут на поиски другого соболя: осенью в тайге один час целый год кормит…
Описанная охота с лайкой продолжается до выпадения глубокого снега, когда собака начинает вязнуть, плыть или тонуть в снегу и уже не может настигнуть соболя. Впрочем, самый первый, хотя и обильный, очень рыхлый и пухлый снег иногда дает преимущество сильной собаке перед тонущим в пухуне хищником, но долго по такому снегу не походишь. В горах глубина выпадающего снега очень неравномерна, и соболевщики постепенно отходят со своими собаками из высокогорий в зону низкогорных лесов, где снега меньше. Иногда мастера соболиной охоты отказываются от услуг четвероногих друзей. Но тропить соболей без собаки способны далеко не все и не везде. Чаще всего к этому способу прибегают в равнинной местности при невысокой численности зверьков, иначе запутаешься в многоследице.
Из аборигенов Сибири предпочитают тропить соболя в одиночку ханты и манси (они и на белку зачастую охотятся без собак). Бывалые промысловики легко различают следы самцов и самок, угадывают по следам, куда и когда направился зверек, стоит ли его преследовать, далеко ли убежище. Если оно близко, охотник делает большой круг, убеждаясь в отсутствии выходного следа, после чего отыскивает убежище хищника.
Именно в таких случаях соболятники применяют обметы и рукавчики (специальные сети и верши для поимки соболя) и ловят зверьков живьем. При этом нередко приходится ночевать в тайге у костра (впрочем, это возможно при любой соболиной охоте). Поэтому у каждого охотника на соболей всегда при себе есть рюкзак или поняга, топор, котелок, соль и спички. Что касается продуктов, то это целиком дело вкуса каждого, равно как и способы ночёвки. Мы скептически относимся к советам и рекомендациям: Чу же знаменитую нодью таежники используют очень редко, только при недостатке дров, когда их надо таскать за собой.
Легко сказать, да тяжко сделать, когда вокруг заснеженная и захламленная тайга, вся в зарослях кустарниковой ольхи, рододендрона (в Забайкалье) или мелкого березняка, когда сверху сыплется кухта, а под лыжи попадают камни и валежины. Да и с лайкой не так-то просто. Нелегко объяснить собаке, почему в одном случае ей надо смирно тащиться сзади, а в другом — бросаться вперед на поиск и преследование. Почти каждый соболь дается с предельным напряжением сил, хотя бывают и редкостные удачи, когда зверек чуть ли не сам лезет в руки, но зато возрастает и радость успеха.
Ареал соболя довольно велик, поэтому невозможно дать рекомендации, не пре-, дусмотрев все местные условия и особенности. Отличаются и сроки жизненного цикла, и активность соболей; многое зависит от кормов, урожая ягод и орехов, обилия грызунов, всевозможных обстоятельств климата и погоды — всего не учтешь… Недаром именно среди соболевщи-ков так часты разговоры о таинственном фарте, о капризах удачи. Ведь целый год ждет охотник сезона, воспитывает и натаскивает собак, готовит снаряжение, тратится на одежду и питание, на боеприпасы, на дорогу к заветному зимовью. И вдруг… ранние глубокие снега, собака, спрыгивая с подножки вагона, зацепила коготь, поранила лапу, все усилия и надежды — под откос! Надо ли толковать, насколько сложнее стала охота на новом витке печальной нашей истории. Вот и авторы статьи уже второй год тоскуют по тайге, вспоминают былые экспедиции и охотничьи тропы. И ведь, право же, есть что вспомнить!
…Белая лайка по кличке Снегурка была всего лишь семимесячным щенком, правда, родилась и выросла в тайге. И один из авторов, тогда еще начинающий соболятник, не мог похвастаться личным опытом. А дело было в Туве, благословенном для охоты крае, богатым в то, теперь уже далековатое, время непуганным соболем. Охотник со Снегуркой возвращался в свое зимовье под вечер пустым: белки почти не было, дичи тоже («соболь поел все, окаянный»,— говорили тувинцы). До базы оставалось уже недалеко, предстояло перейти долину речушки, сплошь заросшую густейшим ерником (так называют один из подвидов мелкой березки, растущей вдоль берегов таежных рек и речушек). Человек знал, что где-то недалеко есть узкий звериный лаз сквозь сплошные заросли ерника, и вскоре увидел, как бежавшая впереди Снегурка обнаружила эту тропу и усердно ее обнюхивает. Затем собака резво устремилась вперед, и охотник пошел за нею. Надвигались сумерки, и он не сразу увидел, что совсем недавно здесь пробежал соболь. Зверьку ведь тоже не так-то просто пробираться сквозь ерниковые заросли, значит, и человек, и собака волей-неволей брели по соболиному следу!
Не успел наш герой все это сообразить, как чуть ли не с противоположного берега раздался яростный, азартный лай, совсем не похожий на тот, которым Снегурка вчера облаивала белку. «Да ведь там и тайги-то нету,— подумал охотник,— все вырублено для постройки зимовья, только несколько березок осталось». В самом деле, соболь красовался на небольшой березке, просвечивающей на фоне заката, а в какой-то сотне шагов уже виднелась избушка…
Оказалось, что перешедший через ерник соболишко сразу же забрался отдохнуть в большую валежину на самом берегу реки, где его и обнаружила Снегурка по свежему следу. С этого момента молодая сучка поняла, как надо отыскивать соболей, и охота с ней оказалась столь удачной, что и уходить из тайги не хотелось (впрочем, любителю природы это почти всегда в тягость). Охотник обещал вернуть Снегурку бывшему ее хозяину, но так привязался к своей соболятнице, что умыкнул ее, как невесту, увез в большой город, где она сразу же заболела и чуть-чуть не померла. Но ведь выжила, еще два сезона радовала своей работой (в Забайкалье с ней ездили, какие же там места дивные!), а потом случилось, то, что нередко случается именно с лучшими рабочими лайками — непослушные они, отбилась с прогулки, побежала в лес через шоссе… Мог ли знать шофер, что та белая невзрачная собачен-ка, метнувшаяся к нему под колеса,— знатная соболятница, талант, никакими медалями не награждаемый, ценимый лишь хозяином, да его близкими, что до сего дня забыть не могут бедную ту Снегурку…
Не расскажешь всей правды, не переслушаешь всех былей и небылей про соболиную охоту. Один из авторов писал о ней в своей книге «Таежные дали» (во втором издании даже снимок Снегуркин есть!), но всего лучше описана соболиная собака и сама соболёвка в замечательной повести Андрея Скалона «Живые деньги».
«Все, что встретил — мое, сегодня возьму все, что смогу взять, а то завтра другой возьмет. Любой бродяга — с договором, без договора — приходи, черпай до дна. Как Мамай… Ничья тайга…»
Сейчас — новый этап. Уже трудно найти совсем нетронутую, «ничью» тайгу, стало в ней тесно от желающих приобщиться не столько к природе, сколько к заработку, кажущемуся издали легким. Обогатиться на тайге, как это выпало Аркане — герою «Живых денег», сейчас, пожалуй, очень редко кому удается. Сложнее год от году испытать свои и собачьи силы на такой заманчивой охоте, как соболёвка. А тайга-то манит, тоскует душа без нее! Невольно снова и снова заглянешь в знакомый текст.
…«Потом Арканя вспомнил, что нету собак, и выстрелил два раза, с продолжительным интервалом, и снова лег, свернувшись в клубок, спиной к огню, зализывая, как учил его дед, ожог, прикладывая к нему снег, и снова заснул.
Снег выпал за остаток ночи и к утру покрыл землю добавочной тридцатисантиметровой толщиной. Шел снег и утром, густой, как простокваша. Толща снега росла, на глазах замуровывая тайгу… Снег валил густо, толсто, еле-еле шелестел… Снег, как подушка, придавил звуки».
Умри, Андрюша, лучше не написал и не напишешь! Все точно, хоть плачь, хоть вой от жгучей тоски — тянет в тайгу, соболевать охота…
Штитльмарк Ф., Колычев В.
“Природа и охота” №5-6 – 1993