«Чиста работа».

Весна как-то вяло вступала в свои права. Дни она, конечно же, отвоевывала у зимы, ночью слегка отступала, набиралась сил, чтоб окончательно прогнать неохотно уступающую соперницу.
Истомившись шестичасовой поездкой на двух автобусах, рад был несказанно ее окончанию. Предстоящий семикилометровый поход с тридцатью килограммами поклажи совсем не пугал. Шагалось легко, в охотку. Опять же весело было еще по одной причине: со мной рядом важно шествовала {ну прямо как взрослая) моя полугодовалая лайка Белка. Вот уж у кого оптимизм хлещет через край. Лайки в принципе отличаются бодрым духом. Да и внешне — голова высоко поднята. ушки настороже, хвост завернут в тугой крендель. От одного вида лайки настроение становится лучше. Идти вместе с ней не только веселее, но и легче. Белка со своим неуемным щенячьим энтузиазмом тянула за поводок, облегчая мне дорогу. Но в какой- то момент, когда до цели оставалось около двух с половиной километров и я уже подустал, она стала особенно активно дергать поводок, всем своим видом умоляя отпустить на волю — порезвиться. Ну и не выдержало сердце — отпустил. Сучонка резвилась, радовалась всем существом. Да и понятно — с полей наносило массу новых, ранее ей неведомых запахов, И запахи эти будоражили молодую охотничью кровь.

Восторгу песьему предела не было, когда из-за придорожных кустов, с лужи, полной талой водой, поднялась пара чирковых уток и, заполошно гомоня, бросилась в сторону леса. Первая встреча с дичью настолько воодушевила сучку, что она сломя голову бросилась d сторону леса, видимо полная надежд на новые встречи с вольными обитателями лесов и полей. Очень быстро ее белая с серыми пятнами спина исчезла из поля зрения. И как я ни присматривался к опушке близлежащего леска, сколь ни прочесывал взглядом коричневую даль полей, нет, любимица моя исчезла Бог весть куда. Уже на выходе из деревни Никулкино возле старинного дубняка она вывернула из кустов и с радостным лаем бросилась навстречу. Радовалась так, будто не виделись сто лет. Где она была и чем занималась в течение пятнадцати-двадцати минут, было неясно, а речью человеческой она, увы, не владеет. Размышлять на эту тему желания не было — поклажа давила на плечи. И от ее тяжести желание было одно — быстрей дойти до дома. Но и эта задача решилась с известными затратами под шлепанье сапог по лужам разбитой тракторами и весенней распутицей дороги. Чтоб сучонка вновь не убежала и чтоб не потянуло ее на какие-нибудь подвиги, усадил проказницу на поводок. Так мы и дошли до деревни.
Дело шло к полудню. Но не терпелось, несмотря на усталость, поскорее дойти до леса, глянуть, каков разлив, и просто постоять на его краю, послушать голоса птиц и шум талой воды на ямах перед лесом. Однако сразу уходить было нельзя, чтоб не обидеть дядьку с теткой, истомившихся за зиму от недостатка общения. Вот и засиделся до самого вечера, проведя время в бесконечных разговорах о родственниках и детях. Оно и к лучшему. И стариков потешил, и отдохнул от изрядно утомившей дороги.
А на охоту не терпелось вырваться. Очень было интересно, как поведет себя моя псина на воде. Сможет ли хорошо плыть? Каково ей вообще на весенней охоте?
В итоге порадовала собачка сверх меры. Уже на выходе из деревни азартно бросилась обшаривать кустарники вдоль дороги. Подняла на полевых лужах бекасов, бодро облаивала кружащих в воздухе чибисов. Пока шли до леса, больших и глубоких луж не встречалось. А было очень интересно, как она будет преодолевать водные преграды. Наконец дошли до ям. заполненных талой водой необычайно щедро. Я, конечно же, сердце рвал, изо всех сил сдерживая себя, чтоб не обернуться назад и посмотреть, как реагирует моя любимица на перспективу предстоящего холодного купания. Пройдя уже метров восемьдесят, услышал ее взволнованный лай. Малявка, вся в волнении и нерешительности, металась вдоль воды, но, наконец преодолев свои страхи, храбро бросилась за мною вслед. Холодная вода, видимо, ее взбодрила, и сучка резво поплыла, держа хвост устремленным в небо и забавно вибрирующим в такт ее движению. С этого дня уже больше никогда не возникало вопросов о том, каково моей любимице на воде. Настроение было радужным. Но сохранить его не удалось. На мое радостно-возбужденное повествование о совместных с щенком успехах тетка радовалась как- то необычно сдержанно. Выслушав до конца мои восторги, тяжело вздохнула и промолвила многозначительно:
— Да вот не все хорошо выходит… Новости плохие есть.
— Какие новости? — спросил я бодро, а в груди шевельнулось нехорошее предчувствие. Не обмануло.
Тетка, с напряжением в голосе и взгляде, расправила скатерть на столе и продолжила:
— Тамарка Брусова приходила из Никулкино. Вся в слезах. Сказывала, что Белка наша ей четырех кур да петуха затрепала. Нехорошо выходит. Ты уж дойди к ней завтра да договорись как-нибудь. Сучка-то мала. Глупо еще дело. Откуда ж ей знать, что кур нельзя давить?
Вопрос повис в воздухе. Да и ответа не требовал. И так все понятно. Это был первый случай в нашей с Белкой жизни, когда мне пришлось платить за ее шалости. Впоследствии нечто подобное повторялось, но воспринималось не так болезненно, как впервые.
На следующий день, весь в растрепанных чувствах, усадил свою разбойницу на поводок и совсем без настроения пошел в соседнюю деревню улаживать столь неожиданно возникший конфликт. Белке тоже передалось мое состояние духа. Она как-то вяло шла рядом, даже за поводок не дергала. Лишь периодически заглядывала в глаза виноватым взглядом. Откуда ей было знать, что идем ее прегрешения улаживать?
Хозяйка задавленных Белкой кур встретила такими завываниями и причитаниями, словно речь шла не о гибели домашней птицы, а о проблеме вселенского масштаба. Пришлось выслушать длительное повествование о том, с каким трудом взращены убиенные курицы, какие они славные несушки были и как удал был задавленный вкупе с ними петух. С одной стороны, она конечно же права. С другой — все равно получалось что-то вроде превращения мухи в слона. Именно это давило на настроение, каковое и так оставляло желать лучшего. В конечном итоге о возмещении понесенных потерь договорились легко и просто. Причиной легкой сговорчивости стало страстное желание побыстрее закончить тяготивший меня разговор. Уже уходя, услышал оклик успокоившейся хозяйки:
— Ты что хмурой пошел? Или не веришь, что собака курей подавила? Вон, поди глянь, у двора она лежат.
Любопытства ради вернулся, оглядел растерзанные куриные тушки с четкими отпечатками щенячьих зубов и глубокими кровоподтеками под ними. Определенно тяжело дался им Белкин охотничий кураж.
Белка, все это время вяло шествовавшая у моих ног, тоже была в препоганом расположении духа. Уши развесила чуть не до брылей, в глаза не смотрела. Даже хвост из тугого кренделя развернулся и повис поленом. По всему видно было — переживает. Но переживания переживаниями, а педагогика — педагогикой. В целях воспитательных подвел сучку к курам, носом натыкал в холодные тушки, отшлепал по сытой заднице газетой, свернутой в жгут и припасенной заранее для этого трепетного деяния. Жаль было малявку, конечно, но и без мер карательных тоже никак нельзя. А то возьмет себе за правило работать на разорение хозяйского кошелька… И чего тогда?
Словом, процедуры воспитательные настроение сделали еще более поганым. Крепко выругавшись про себя, двинулся в обратный путь. Казалось, что в этот день настроение ничем уже не поправить. Но не все так плохо, как нам порой представляется. Вот и в этот раз сменилось все неожиданно. Встретился, уже на выходе из деревни, невесть откуда взявшийся дядя Витя Брусов — хозяин загубленных Белкой куриц. Был он мужиком веселым, безвредным, да еще и с юмором редким. Местные жители именовали его своеобразно — «Витюк Чиста работа». Звали его так из-за того, что при любом удобном случае, в дело и не в дело, он употреблял это словосочетание: «Чиста работа». В его устах это всегда и однозначно означало крайнюю степень восторга чем бы то ни было. Ну, к примеру. Как-то в крепком подпитии толковал он об ограблении телятника в соседней деревне. Повествовал, как ловко грабители смогли все сделать. Никаких следов не оставили. И заключил речь свою, заявив восторженно: «Одним словом — чиста работа!» Речь его вообще была полна всяческих сокращений, а уж в прилагательных он любил опускать последнюю гласную букву.
Так вот. Увидев меня, понуро шлепающего сапогами, он еще издалека закричал:
— Здорово, охотник! Ведешь бандитку свою? Живая еще? Не застрелил?
— И, не дожидаясь ответа, продолжил:
— Сильно хороша у тебя собачка! Давно таких не видывал. Знаешь ли, как дело-то было?
Вопрос поставлен был формально, интонационно ответа не требовал. Не дожидаясь согласия, дядя Витя оживленно заговорил, сопровождая речь округлением глаз, выкатыванием их из орбит, хищным прищуром, массой движений рук и всего тела, имитирующих описываемые им события.
— С утрева-то сидел я себе, чин-чином, на терраске, корзины стары правил. Вдруг слышу: куры на воли всполошились. Глянул в окошко — орут, летят со страху в разны стороны. А с чего? Понять не могу, Потом окно открыл, глянул… Мать честная! По двору, будто дома у себя, волокется собачинища. .. Красавица писана! Статями — чиста волчица! И, прикинь только, несет на спине курицу. Мою курицу! Ах ты ж, стерва такая-сякая! Выбег на волю, вижу — еще одна несушка, задавленная, у двора лежит. Заорал на всю деревню, сколь было сил. Собака-то оглянулась на меня, да и бросила курицу, подалась к лесу. А я-то немного умом не тронулся с наглости такой. Да и запустил ей вослед поленом. Думал, напугается. А вышло наоборот: она возвернулась да еще пару курей задавила. Я, верно дело, пытал их отбить. А выходит, только раззадорил псину пуще прежнего. Хотел ей по хребту ведром треснуть — промазал. Так она мне за такой привет еще и петуха удавила. Во как!
Дядька на мгновение замолчал. Отдышался. Любовно потрепал Белку по голове и закончил, восторженно повысив голос:
— Красавица писана! А уж дельна да шустра — не высказать! Хороша работница растет. А уж как курей уваляла! Чиста работа!
Пока он с восторгом повествовал о безвременной кончине невинно убиенных кур, настроение стало неспешно меняться. И не в том было дело, что хвалил собаку мою. Все проще. По доброте душевной гасил дядька накал страстей, на ровном месте выросший. Мы еще какое-то время толковали о случившемся, о собачках, о предстоящей охоте. Настроение стало совсем иным.
Шел я обратно заметно повеселевшим в компании со своей взбодрившейся любимицей. И от всего происшедшего осталась в памяти только восторженная фраза добрейшего дяди Вити: «Хороша у тебя собачка, мил человек! Чиста работа!»

С. Гевель
Рисунки В. Шишкина
“Охота и охотничье хозяйство” №5 – 2007

Назад к содержанию.