Давно собирались мы с Володей поехать на охоту, да все не получалось. Но в этот раз все сложилось благоприятно.
У меня была хорошая рабочая трехлетняя западносибирская лайка Динга, а у Володи подрастал замечательный щенок русско-европейской лайки Кучум, которому было в то время шесть месяцев. Октябрьские праздники и несколько свободных дней позволяли нам вырваться из Москвы дней на десять. К тому же нам хотелось натаскать Кучумчика, побыть вместе и отдохнуть от городской суеты.
Старая Торопа встретила нас заснеженной платформой, легким морозцем и тишиной. С собаками на поводках, закинув поклажу за спину, мы бодро двинулись по булыжной дороге. Не прошло и двух часов, как прибыли на базу. Нас не ждали, тем не менее егерь, которого звали Анатолием, встретил нас радушно и отвел под жилье большой промерзший дом…
Первые дни, пока было относительно тепло, жить в доме было терпимо. Ходили недалеко от базы, знакомились с местностью. Вокруг были чистые зеленомошные боры. Но белки не было, и работы собакам не хватало.
Нас поражал Кучум. Интересно было наблюдать за ним. Щенок впервые попал в настоящий и сильно захламленный лес. Первые его шаги в этом лесу были просто смешными. Далеко от нас он не отходил и часто «чистил шпоры». При встрече с валежиной, если невозможно ее обойти, Кучум задумывался и решал для себя задачу – перепрыгнуть или подлезть? Смотреть на его раздумья было забавно.
Щенок быстро набирался опыта, освоился, и вскоре лес для него стал своим. Конечно, ходил он не так, как Динга, у которой поиск был широкий, ход легкий и ноги нестомчивые. Однако и Кучум уже не путался под ногами, стал интересоваться, что вокруг него, появился поиск. Он быстро показал прогресс, шел на голос Динги, заинтересованно обследовал место полайки, но голос не подавал. К сожалению, не всегда удавалось взять белку. То ли погода, то ли еще какие причины, но белка так затаивалась, что даже колотом спугнуть ее было невозможно.
Но ее мы все же добыли. Как только Кучум сунулся к лежащей белке, чтобы ее понюхать, Динга задала ему трепку. Пришлось ее взять на поводок и привязать в сторонке. Приступили к первому уроку. В спокойном состоянии дали Кучуму понюхать зверька, потом Володя отвел его метров на 100-150. Я привязал тушку к бечевке и сделал волок, потом забросил белку на дерево. Володя отпустил собаку, и та быстро прихватила след и вышла к ели, на которой висела тушка, обыскала все кругом, уткнулась в дерево и подняла голову. Мы внимательно за ней наблюдали.
Кобелек был явно возбужден запахом, но чего-то еще не понимал. В тот момент, когда Кучум смотрел наверх, я дернул за бечевку, и тушка шевельнулась. Его это сильно заинтересовало, щенок стал подпрыгивать, вертеться под деревом, а я все время подергивал бечевку. Володя тоже поощрял его постукиванием по дереву и голосом.
Нам очень хотелось довести Кучума до подачи голоса. Но он прыгал, вертелся и продолжал молчать. Динга, сидевшая на привязи и внимательно наблюдавшая за нашими «экзерсисами», не выдержала и стала лаять. А Кучум молчал. Мы бились с полчаса, но упрямый щенок не понимал, чего от него хотят.
«Разбудили» мы его на следующей белке на другой день. Дингу отвели подальше и повторили то же. Кучум уверенно прошел по волоку, обыскал все вокруг дерева и поднял голову. Я дернул за бечевку, тушка белки шевельнулась, он ее отметил, стал крутиться под ней, приподнимаясь на задние лапы и упираясь в дерево. Но молчал. Спустя некоторое время его возбуждение дошло до предела, и он заскулил. Мы его подбодрили, и он, наконец, взлаял.
Теперь каждый добытый зверек посвящался нашему любимцу.
Мне кажется, что трепка, полученная от Динги, сдерживала Кучума, а присутствие этой строгой «тетки» не позволило ему проявить свой азарт.
Но дело было сделано, и щенок превращался в собаку, начал свободнее и шире двигаться. Динга признала в нем партнера, хотя и сковывала его «инициативу», опережая во всем, да еще могла иногда порычать.
Обычно после охоты мы ужинали у егеря, его жена нам готовила, и у них в доме было тепло.
В один из вечеров за ужином Анатолий предложил поохотиться на кабана. У него была товарная лицензия, надо было ее поскорее использовать, и наша помощь ему была не лишней.
Утро следующего дня выдалось пасмурное, с легким морозцем. С ночи упала пороша, и было на удивление тихо и мягко. Снег кончился только под утро. Егерь хорошо знал свой обход, и мы двигались безостановочно уже часа два по старой дороге, пересекавшей бор. Он вел нас к полям, где кабаны держались постоянно. Собаки двигались свободно и не отвлекали нас. Следы не встречались. Впереди засветился просвет, это оказалась вырубка, уже зараставшая осинками и березками. В полукилометре высился ельник. Туда мы и направились…
Не прошли по ельнику и двухсот метров, как Динга заработала по крупному зверю где-то совсем рядом. Стали скрадывать. Я двинулся на голос собаки, а Володя с егерем стали подходить слева и справа от меня. Продвигался я не торопясь и аккуратно, стараясь не подшуметь и только в тот момент, когда собака хорошо отдавала голос. Скоро в куртине мелких елок увидел зверя.
Он стоял ко мне боком, все внимание обратив на собаку, мельтешившую у него перед мордой. До кабана оставалось метров тридцать пять, стрелять было неудобно, мешали ветки. Я продвинулся еще шагов на десять и получил великолепную позицию для стрельбы, чем и не преминул воспользоваться. Зверь лег сразу, а Динга тут же вцепилась ему в зад.
«Готов!» – крикнул я ребятам, и через минуту-другую они были уже рядом.
Добытый зверь оказался примерно двухлетним кабанчиком, с хорошо видными небольшими клыками.
Динга свое дело сделала. А где же находился Кучум? Оказалось, что он был вместе с Володей и шел рядом с ним, внимательно прислушиваясь к работе Динги. Сейчас он издали обнюхивал кабана, но Динга его не подпускала. Пришлось ее привязать и дать возможность Кучуму обследовать добытого зверя.
Мы остались свежевать добычу, Анатолий «побежал» за лошадью, собаки были при нас. В четыре руки мы довольно быстро справились с делом, тем более что Володя это делал профессионально. Разожгли костерок и в ожидании егеря решали, что делать дальше. Мы поняли, что угодья здесь не беличьи. Сосна в борах без шишки, и вся белка только в ельниках на «кислой» шишке. Поэтому надо искать другие места, да и жить на базе в холоде не доставляло никакого удовольствия. Поэтому надо менять дислокацию.
Пока ждали егеря, сделали кружок и поработали с Кучумом. Часа через три пришла лошадь, погрузили на сани тушу и отправились на базу. Там мы обнаружили, что нас обокрали. Это переполнило чашу терпения, тем более что жить в таких условиях было просто невозможно. Мы потребовали от егеря найти нам сносные условия, и на другое утро он отвез наши пожитки на лошади в деревню, километрах в 10–12 от базы, где нас приютили два милых старика.
Дом Матвея Кузьмича и Евдокии Семеновны находился на краю деревни и примыкал к лесу. После охотбазы мы словно попали в рай. Нас встретили с таким радушием, как родных сыновей, отвели огромную постель, нашлось место в теплых сенях и для собак, которым Матвей Кузьмич постелил сена. Все устроилось как нельзя лучше.
Утро начиналось с пылающей русской печи, которую мы не только видели, но и ощущали ее тепло, а снующую около нее Евдокию Семеновну воспринимали как добрую волшебницу. Вставали к готовому завтраку.
По утренним сумеркам отправлялись в лес. Собаки, отдохнувшие за длинную ноябрьскую ночь, были бодры и веселы, радостно заигрывали с нами, еще больше поднимая настроение. Так было каждый день. По возвращении с охоты нас, мокрых, грязных, измотанных, встречали милые хозяева. Матвей Кузьмич доставал с печки теплые валенки, наша одежда развешивалась на просушку, а Евдокия Семеновна доставала из печки горячее варево.
Покормив собак, утолив свой голод наваристыми щами или чем-нибудь другим, но очень вкусным, мы приходили окончательно в себя, долго и не спеша пили чай, вели разговор с Матвеем Кузьмичем. Электричество в деревне было и даже радио, а вот телевизора еще не было, поэтому ничто не отвлекало от хорошего разговора. Матвей Кузьмич прожил долгую, нелегкую жизнь, воевал, и ему было, что вспомнить, а нам, молодым, послушать. Так проходили вечера, в приятной беседе, чистке оружия и подготовке к следующему дню. А еще мы прикладывались к свекольному квасу, который пришелся нам очень по вкусу.
…Морозы спали, здорово помягчало, и ходить стало легко. За прошедшие дни добыли пару куниц и несколько белок. Белки было мало, но Динга их находила, и каждая в первую очередь предназначалась для притравки Кучумчика. Кобелек оказался очень понятливый в свои полгода и четко реагировал на наши усилия, стал подавать голос при каждой притравке, хорошо шел по проложенному следу, поднимал голову и остро реагировал на белку, заброшенную нами на дерево.
Вот только Динга не давала ему возможности самому отыскать зверька. Более опытная, она быстро разбиралась в следах и быстро подавала голос. Молодой пес при ней молчал, наблюдая со стороны за манерой работы опытной «тетки».
Мы сошлись во мнении, что Кучумчику теперь самому надо набираться опыта, первые необходимые уроки он получил и хорошо усвоил. Конечно, можно было бы разойтись нам с Володей и дать возможность Кучуму проявить себя, но времени оставалось мало, да и не хотелось бродить поодиночке. Володя был доволен полученными результатами.
Однажды у нас произошел забавный случай на охоте. Полдня прошли незаметно, как это бывает, когда собаки работают. Присели перекурить. Для отдыха выбрали наклоненную березку. Ружья поставили к другому дереву, а сами устроились на этой березке, закурили и сидим на ней, покачиваясь. Собаки тут же, рядом. Прошло минут 10–15. Пора двигаться дальше.
Встаем с этой березки и вдруг видим, как из-под ее вершинки вываливается беляк. Можно было ожидать что угодно, но только не этого. На мгновение все застыли, даже собаки. Этого времени хватило зайцу, чтобы быстро скрыться в ельнике. Динга и Кучум заложились, было, по нему, но Кучум быстро вернулся, а Динга попыталась зайца немного прогнать. До сих пор я поражаюсь долготерпению этого беляка, и как здорово он нас всех перехитрил. Однако живой остался!
В один из последних дней, как обычно, собрались на охоту. Уже оделись и кликнули собак. Они залежались, неохотно встали со своих мест. Динга долго тянулась, а Кучум, покрутившись, опять лег. Собаки были какие-то вялые и не горели энтузиазмом куда-либо идти.
Мой отец, когда я собирался на охоту, обращал мое внимание на поведение собаки и говорил мне: «Смотри, Динга вставать не хочет. Попусту проходишь». И объяснял: «Если собака вялая и не хочет вставать, то и дикий зверь тоже лежит плотно. Собака, как и дикие звери, хорошо чувствует изменения в погоде, что-то будет – дождь или снег».
Все это я рассказал моему другу. Действительно, в то утро была оттепель. Но мы все же пошли. Собаки приободрились и ушли в поиск, но ход был короткий и практически все время на виду. Результаты оказались предсказуемыми – зверь отлеживался и следов не было.
Сделав изрядный круг впустую, взяли направление к дому. Но в конце дня вдруг встретили двух местных ребят с выжлецом. Остановились перекурить и обменяться впечатлениями. Выяснилось, что у них лицензия на кабана и что звери им здорово досаждают не только летом, но и зимой: разрывают силосные ямы, силос портится, лишая скотину сочных кормов, а когда разрывают и картофельные бурты, то тут совсем скверно, потому что картофель замерзает и пропадает. Короче говоря, от кабаньей напасти один вред, вот мальцам и дали лицензию, чтобы отстрелять зверя и попугать стадо.
– Ребята, – взмолились они, – помогите кабана взять. Тут неподалеку такое стадо ходит, просто беда. Житья от них нет, надо их попугать, может, уйдут в другое место. От них одни убытки!
– Какие вопросы, конечно, поможем! – согласились мы.
Охотники прекрасно знали место, куда кабаны уходят на дневку и буквально через десять минут нашли дорожку, протоптанную стадом.
Динга сразу же ушла по тропе. Очень скоро ее звонкий голос известил, что стадо сдвинулось. Ребята спустили со сворки выжлеца, и он резво пошел на голос лайки. Кучум оставался при нас.
А дальше началось непредсказуемое, как и сама охота.
Мы разошлись. Я стал скрадывать, двигаясь по кабаньим следам на голос собаки, а остальные пошли в обход, намереваясь охватить стадо со всех сторон. Послышался голос выжлеца, который, похоже, принялся гонять. Но кого? Понятно, что кабана. Но какого? Скоро он ушел со слуха.
Между тем примета моего отца оправдалась, погода испортилась. Пошел мокрый снег. Передвигаясь в этой снежной каше на голос Динги, я очутился в высокоствольном ельнике с подростом молодых елочек. Собака работала где-то рядом, и я остановился, пытаясь рассмотреть что-либо впереди. Совсем неожиданно для меня, метрах в тридцати-сорока, в прогале между куртинами, проскочила свинья, тут же – вторая. С появлением третьей я выстрелил. Результата своего выстрела я не видел, но по визгу понял, что попал. Картечи оставался один патрон, я зарядил второй ствол самой крупной, какая у меня была дробь, – двойкой, и пошел на этот поросячий вопль с намерением прекратить мучения зверя.
Истошный визг свиньи привлек не только мое внимание. Как только я вышел из-за елок и хотел приблизиться к раненой свинье, навстречу мне, из противоположного кустарника, появился секач.От неожиданности мы оба замерли и простояли несколько секунд, глядя друг на друга, а свинья, не прекращая визжать, крутилась между нами. Зверь был весьма внушительного размера. Он стоял напротив меня и напоминал огромный утюг.
Массивные клыки не сулили ничего хорошего. Сработал инстинкт самосохранения. Я вскинул ружье и выстрелил. Заряд картечи, похоже, оглушил его. Еще секунду кабан стоял на месте, а потом развернулся и мгновенно скрылся.
После второго выстрела появилась Динга. Прекратив мучения раненой свиньи, я крикнул – «Готов!», и мы с собакой пошли по следу секача. Пройдя метров триста, убедился, что крови нет, зверь идет на хороших махах. С такого близкого расстояния картечь шла кучно и, очевидно, прошла чуть выше и попала в калкан, не нанеся зверю какого-либо вреда.Со спокойной совестью я повернул обратно к оставленной свинье. Постепенно подходили ребята.
С неба сыпался то ли снег с дождем, то ли дождь со снегом, было мерзко и сыро и быстро темнело.
Увидев битого зверя, начался живой обмен пережитыми мгновениями.
– Когда я услышал первый выстрел и собака замолчала, я понял, что зверь взят, – сказал Володя.
Я рассказал о встрече с секачом и почему второй выстрел был с такой большой задержкой. Показал, где был секач и где – я. Рассмотрели следы зверя, и все убедились, что он был очень крупным. Нашли следы, оставленные картечью. Хорошо, что я немного завысил и не ранил кабана, а то неизвестно, чем бы эта встреча закончилась для меня, ведь Динги рядом еще не было. А когда все обдумалось в спокойной обстановке, я вновь пережил этот эпизод. Запоздалое волнение заколотило меня не на шутку. Даже сигарета не помагла, только сняла остроту.
Между тем время шло, мокрота падала сверху, а перед нами лежала свинья.
– Ребята! Хватит трепаться. Надо же зверя свежевать, уже темнеет, – опомнился я.
– Костерок бы разжечь, – сказал кто-то, – а то ничего не увидим.
Попытались найти сухие ветки. Но не тут-то было… Даже под могучей елью было сыро. Мелкие, тонкие веточки на ней, обычно сухие, пропитались влагой. Попробовали запалить бересту, но и она не хотела гореть. В общем, развести костерок так и не удалось. Такое со мной было впервые.
И вот тут-то мы хватились Кучума, который куда-то исчез, как только Динга подала голос. Динга находилась рядом. Свернувшись калачиком в укромном месте, она охраняла добычу. За выжлеца ребята были спокойны: он местный и домой придет. А где Кучум? Володя заметно нервничал. И понять его было можно. Стали кричать, свистеть, стрелять – все без толку, кобель «как в воду канул».
Между тем совсем стемнело. Слякоть не прекращалась. Надо что-то предпринимать. Мы решили – свинью выпотрошить, разделить пополам и двинуться к дому. Так и сделали. Ребята прекрасно ориентировались. Они «поставили» нас на дорогу, объяснили, как и через какие заметные ориентиры мы должны пройти, какие деревни миновать и какой по счету будет наша деревня.
Повесив на жердину свою часть добычи, мы распрощались и двинулись каждый в свою сторону.
Володя, огорченный пропажей собаки, был мрачнее наступившей ночи. Чем мог я его успокоить? В сплошной темноте было не ио разговоров, надо было по раскисшим хлябям нащупывать дорогу, да еще груз килограммов на тридцать мотался на жердине и постоянно норовил сбросить нас куда-то в сторону, в колею или в промоину, коих на нашем пути было предостаточно.
Кто ходил по среднерусскому проселку поздней осенью, да еще и в темноте, тот может представить наши ощущения. Кругом ни огонька, полнейшая тишина, нарушаемая только нашим сопением и хлюпаньем под ногами. Впереди мелькала тень Динги.
Прошли две деревеньки, где светилось два-три окошка и даже собаки не подали голоса, забившись куда-то в теплое, сухое место.
Но «сапоги дорогу знают», и часа через два мы наконец вошли в «свою» деревню. Нас ждали. Дом приветливо светился издалека. Динга ушла вперед и уже крутилась в свете окон у калитки. Не доходя метров двадцати до дома, навстречу нам из темноты выкатился Кучум. Мы не поверили своим глазам!
Предполагали все что угодно, даже встречу с волками, но только не это.
Сколько было радости при встрече Володи и Кучума – передать трудно. Володя сгреб собаку в охапку, прижал к себе, а тот порывался освободиться из его объятий, и у обоих при этом непроизвольно вырывались какие-то нечленораздельные звуки. Володя смеялся счастливым смехом, постоянно повторяя: «Кучум! Кучум! Смотри, Кучум! Где ж ты был, подлец? Как ты здесь оказался? Я уж думал, что тебя волки съели!» И много других радостных междометий, адресованных собаке, себе самому, мне и еще кому-то… А Кучум, дергаясь в руках хозяина, рычал и повизгивал одновременно. Восторг был обоюдным.
С сердца свалился огромный камень, который мы пронесли через темень и хлябь, развеялись грустные мысли и усталость куда-то отступила.
День, насыщенный столькими событиями и волнениями, закончился благополучно к удовольствию всех членов нашей компании. Динга тоже прыгала от радости, было впечатление, что она все понимала и была довольна произошедшей встречей. При этом она «сделала внушение» щенку, как-то беззлобно на него поворчала и плечом пыталась оттереть его от хозяина.
На шум вышел Матвей Кузьмич.
– Мальцы! – обрадовался он нашему возвращению. – Ну чего вы тут толчетесь? И так вымокли! Скидывайте амуницию и – в дом! Старуха уже все приготовила! Да и кобель вас заждался.
Господи! Как же это прекрасно после пережитых волнений, мрака, сырости, тяжелой дороги и навалившейся усталости оказаться в теплой русской избе, где тебя встречают приветливые люди! Это ли не счастье?! Сбросить тяжелую, мокрую одежду, пудовые сапоги, облачиться во все сухое и мягкое и полностью расслабиться. В голове ни одной мысли, не хочется даже есть.
Евдокия Семеновна хлопочет у стола, появляется горячая картошка, соленые огурцы, грибы, жареное мясо. И хотя мы были не шибко пьющие, но в этот момент я с Володей пожалел, что у нас нет выпивки.
Выручил Матвей Кузьмич. И вскоре на столе появилась бутылочка самогона. Как же она была кстати!
За ужином мы рассказали все, что с нами случилось в этот день. Как наткнулись на стадо кабанов, как куда-то пропал Кучум, о всех волнениях, связанных со щенком, и планах идти его искать по близлежащим деревням.
– Дак ведь Кучум пришел домой, как завечерело, – стал рассказывать Матвей Кузьмич. – Мы его в дом звали, а он не шел. Предлагали еду, а он и от еды отказался. Все бегал около крыльца и взлаивал, будто звал вас. Потом улегся на крыльце и затих. А мы подумали, раз кобель пришел, и вы должны быть где-то скоро. Старуха стала еду готовить. Ну, слава Богу, все обошлось, вы с добычей и кобелек цел. Видать, он неглупый, коли дорогу домой из лесу сам нашел.
Ужин затянулся. Евдокия Семеновна ушла спать, а мы еще долго разговаривали с Матвеем Кузьмичом, который вспоминал свои военные годы: как воевал и войну закончил под Кенигсбергом. Получил ранение при штурме этого города, поднимал колхоз после демобилизации, работал в леспромхозе и еще многое-многое, что пережил за долгие годы.
На другой день приехал егерь и на лошади отвез нас на станцию. Десять дней пролетели очень быстро, но оставили у нас незабываемые впечатления о замечательных русских людях – Матвее Кузьмиче и Евдокии Семеновне из деревни Игнатьево.
Ну а что же Кучум? Те первые уроки он усвоил навсегда. Володя приложил немало усилий и воспитал прекрасного рабочего пса. Получил Кучум все мыслимые и немыслимые награды за свою работу на испытаниях по зверю и птице. С возрастом характер его стал суровым, и он не терпел фамильярности даже от хозяина, хотя любил его самозабвенно. Как всякая талантливая личность, а Кучум был таковой, имел свое хобби – он обожал охоту на уток!
Евгений Кандауров
«Российская Охотничья газета», №3(963)-4(964) — 2013