Этот мохнатый белый комочек я нес домой за пазухой, а он, оторванный от матери в месячном возрасте, прижимался к моей груди и почему-то не скулил. Так я обзавелся щенком от породистой западносибирской лайки Чары, с которой мне не раз приходилось охотиться. Рослая сильная собака, она почти без устали работала целый день, и без удачи мы с ней из леса никогда не возвращались. По моей просьбе товарищ оставил мне очаровательного щенка, за что я был ему очень благодарен. Дома нового члена семьи приняли с восторгом, особенно сынишка. Я даже боялся, как бы он нечаянно не поломал ему ребра.
Супруге не привыкать общаться со щенками, коль ее муж — помешанный на охоте человек. А раз женская и мужская часть семьи поладили, значит, ждали собаку сытые безоблачные дни. Недолго посовещавшись, мы решили, что будем звать его Малышом. А дальше побежали дни его взросления, которые поначалу проходили в вольере. Хоть и весна на дворе, слишком он мал, чтобы самостоятельно продвигаться по жизни. Чем выше щенок поднимался на ногах, тем сильнее у него чесались зубы, и все доски в его жилом помещении были изгрызены. После гуляния загнать его в вольер всегда было сложно. Чувствуя приближающуюся минуту заточения, он не подходил к рукам. Даже от вкусных кусков воротил нос: свобода, она и у собак свобода. Жил я в то время, да и по сей день живу, в поселке лесорубов. А значит, сразу за порогом — тайга. Я и раньше считал, и сейчас так думаю: чтобы вырастить хорошую охотничью собаку, надо чаще открывать дверь вольера. Улица вырастит, закалит, разовьет мышцы и интеллект собаки. Но вы можете и потерять своего питомца: его могут украсть, задавить, отравить, загрызть, но это уже другая сторона медали, которая, к счастью, не коснулась моего Малыша.
К середине лета ростом он уже был с обычную дворнягу, хвост свернут в кольцо, уши торчком. С высоты второго этажа нашей квартиры улица как на ладони. И во время ужина я нередко наблюдал за своим питомцем. Его с каждым днем все больше интересовал окружающий мир: гонял ворон, бесился со своими сверстниками и даже вступал с ними в откровенные драки. Перед старшими сородичами не поджимал хвост и не убегал от них в порыве их гнева, а ложился на землю, поднимая лапы кверху, — мол, лежачего не бьют. Странно, но у собак такой закон действует, а у нас, у людей, нет. Улицы нашего поселка были поделены между сильными крупными кобелями, которые не давали проходу никаким гостям. А собачьи свадьбы сводили с ума не только собак, но и нас, людей, своей грызней и лаем.
Встречи с лесом Малыш воспринимал как чудо. Нескончаемый поток новых запахов заводил его, и он начинал гоняться по лесу за воробьями, дроздами, такими же маленькими, как и он, рябчиками и тетеревами. Не пугал его и грохот крыльев поднимающегося глухаря. Я видел и понимал, что это его стихия, что из него вырастет достойный спутник моих скитаний по тайге с ружьем.
И вот Малышу почти шесть месяцев, открытие охоты, бредем по лесу по еле заметной тропинке. Малыш снует впереди меня, потом свернул в сторону и исчез из вида, а через некоторое время раздается «гав-гав-гав». Я снимаю ружье с плеча и бегу к тому месту, где только что слышал голос собаки. А он уже бежит мне навстречу. Увидев меня, он разворачивается и мчится обратно, и дальше следует «гав-гав- гав». Я уже вижу собаку и сосенку, на которую она задирает голову. Глухаренок, такой же глупый, как и мой пес, таращит на него глаза. Это была первая добыча из-под моего Малыша.
Тот же год, середина сентября, поход до реки Лаки — сто километров по прямой в одну сторону. Вместе с Малышом его мать Чара и трое моих друзей. Дичи в лесу столько, что у нас не хватит патронов, чтобы ее стрелять, да и где бы еще носильщика найти. Мой подросший щенок уже по-взрослому басит, подпевая матери, а после точного выстрела бежит подбирать птицу и попадает прямо на клыки взрослой собаке: Чара уже не помнит, что это ее сын. Полученные уроки он усвоит на всю жизнь.
После четырехдневного утомительного перехода стоим на берегу таежной реки-красавицы. Перебираемся на другую сторону, а Малыш не хочет идти в студеную воду. Нехотя возвращаюсь к нему. Глажу по шерсти, беру за загривок и тащу за собой по воде. После такого купания вода перестала быть для него преградой.
В том походе в одну из ночей мы пережили настоящую бурю: ураганный ветер гулял по высоким берегам реки, беспрерывно падали деревья, а так как все ночи похода приходилось спать под открытым небом, было по-настоящему страшно. На всякий случай мы даже попрощались с друзьями. Малыш выдержал и это испытание, дрожа от страха рядом с хозяином, хотя Чара скулила и убегала от костра, когда очередное дерево, падая, ломало все на своем пути.
Октябрь месяц, первый снег, мы с Малышом в лесу читаем следы зверей и птиц. Слышу азартный лай собаки. Подхожу к огромной осине и вижу почти у самой вершины куницу. После выстрела и своего последнего полета она попадает прямо в пасть Малышу. Визгу на весь лес, еле-еле отбился пес от цепкого зверька, вся его морда была исцарапана. Кошки чем- то напоминают куницу, и после этого случая они стали его кровными врагами.
Следующий сезон радовал меня без конца. Малыш работал просто изумительно. Красавец кобель белого цвета с рыжими подпалинами по бокам, только на него глянешь — сразу в лес сходить охота. Как-то рано утром идем с ним по зимнику у озера Лебяжье, уже полным ходом пошел гусь на юг — в тундру заявился мороз. В эти минуты с болот, которые лежат за озером, поднялись тысячи гусей, и все это кричащее облако накрыло нас. Двумя выстрелами я выбил из проходящей надо мной стаи двух. Один гусь свалился замертво, а второй, с перебитым крылом, пытался от нас улизнуть. Мне стыдно было смотреть на свою собаку: бегает вокруг живого гуся, лает на него, а придавливать даже и не собирается. Много раз еще за совместные охоты у нас случались такие казусы, — не переносил Малыш на дух водоплавающую дичь. Сбил я как-то крякушу на озере. Он прыг в воду, подплыл к ней, понюхал и обратно. Сколько я его не убеждал, что так нельзя поступать с хозяином, своего не добился. Пришлось скидывать с себя одежку и с голым задом лезть в холодную воду, а на морде собаки красовалась ухмылка.
Однажды как-то, уже по снегу, стреляю по тетереву, а он, кувыркаясь в разные стороны, утягивает от меня на приличное расстояние. Двигаюсь в том же направлении, смотрю — навстречу мне бежит Малыш. «Ну что, — говорю, — нашел?» Он вертит головой, мол, нет, а сам какой-то неестественный. Думаю, что-то тут не так, и иду по его следам, которые приводят к куче снега, мха и земли. Разгребаю ее и вижу там косача. Ищу глазами «артиста», а он, будто ничего не случилось, подбегает ко мне и пытается сказать, что это сделал не он. Часть добычи, которая обычно доставалась ему, на этот раз обошла его стороной. Но он свой позор смыл буквально минут через десять, посадив на дерево здоровенного глухаря.
После этого случая вспоминается река Поля. Мы с друзьями ловим хариусов, а наши верные собаки ловят продукты в наших коробах. Под вечер, когда мы с хорошим уловом собираемся у костра, я сразу замечаю, что один из коробов лежит на земле с открытой крышкой, а рядом валяется кусок бумаги, в которую было завернуто сало и масло. Ни одной из трех собак не видно. Я говорю мужикам, что давайте готовить розги, нас ограбили. Полтора килограмма сала и килограмм масла умяли за один присест наши собаки.
— То-то я слышал грызню на берегу, — говорит Алексей, мой родственник и хозяин Мухи.
А быть нам в тайге еще не меньше десяти дней. Ну, побили мы их. а что толку? Не надо быть растяпами.
Каждый выход в лес приносил удачу, авторитет Малыша рос и не только в кругу семьи, но и среди друзей. Погладить пса считалось за честь. А повязать с ним свою сучку был рад любой мой знакомый охотник. К четырем годам Малыш превратился в матерого, крепко сложенного пса. К людям он относился достаточно хорошо, чужих не признавал, но и никогда не выказывал к ним неприязнь.
Отпускать теперь его без поводка я боялся. Не дай Бог, если увидит чужака в своих владениях — атака без предупреждения и клочья шерсти в разные стороны. Уже слышу в свой адрес слова, что воспитывать надо собаку, раз завел. Я, конечно, соглашусь с любым, кто бы так ни сказал, но мне не нужна дружба с собакой через дубину. Один мой приятель рассказывал, как он приучал своего пса к послушанию. Как только пес совершал что-то непристойное, он его колотил, а если собака начинала огрызаться, привязывал на поводок, чтобы не могла до него дотянуться, и бил, пока она не ложилась на живот и не ползла к нему, визжа от боли. Немало, говорит, батогов изломал, пока пес шелковым стал.
Или другой охотник делился, как надо натаскивать собаку, чтобы она начала лаять. Он поднимал на смех охотников, которые сетовали на то, что даже клещами не могут вырвать у собаки голос по дичи. «Ты, — говорит, — посмотри на своего бегемотика, разве он будет лаять? Спусти с него жир и спесь, и все сразу заладится. Пошел в лес на неделю, а собаку не корми. Она к концу похода живьем дичь ловить будет, а уж лаять начнет и того быстрее». Слава Богу, мне не пришлось прибегать к таким методам обучения, Малыш понимал все с полуслова, ну, а то, что он вырос забиякой, ничего страшного.
Бредем мы как-то с Малышом по тайге, солнце служит нам вместо компаса. Просек никаких не придерживаемся, ждем момента, когда ноги сами приведут к дичи, так обычно говорят охотники. Собака убежала, уже долго ее не видно, и наконец-то послышался лай. Когда до дерева, под которым она лает, остается немного, еле передвигаю ноги. Ну, кажется, всю елку осмотрел с ног до головы, даже под «юбку» заглянул. Пусто, хотя обычно Малыш не ошибается. «Пошли», — говорю ему. Пес азартно лает, с пеной у рта доказывает, что кто-то там есть. Я в открытую обошел дерево, всем своим видом показывая, что он ошибается, а если там где-то прячется белка, то она мне вовсе не нужна. Не успел отойти от него на тридцать метров, как он меня обогнал. Встал на задние лапы, передними уперся в мою грудь и не пускает идти дальше. Глаза сверкают. «Ну, уговорил, посмотрю еще раз». Повернулся к ели и вижу у самого ствола примерно посередине дерева на толстенном суку сидит глухарь.
В другой раз на охоте слышу голос Малыша, подхожу к нему, а он то лает, то роет землю под корневищем ели. Сентябрь месяц, и если там куница, она мне не нужна. Глажу собаку и говорю: «На кой она тебе сдалась? Шерсть лезет, морду тебе раздерет». Но ни на какие уговоры она не соглашается, упрямо подкапывает коренья. Ну, думаю, посижу, посмотрю, что же будет дальше. А дальше пес разрыл вход под корень пошире, засунул туда пасть и выволок оттуда подраненного в крыло здоровенного глухаря.
Чем Малыш становился старше, тем чаще объектами его охот становились крупные звери — лось и медведь. Как-то иду по прорубленному волоку, по которому совсем скоро побежит лесовозная трасса, лишь только строители поднатужатся. Малыш, как и подобает охотничьей собаке, шустрит по сторонам, слышу, как он поднимает выводок глухарей, грохот их крыльев разносится далеко. Почти тут же взрывается лаем пес. Ружье в руках, сердце смакует адреналин, и только я хотел зайти в лес, как навстречу мне огромными прыжками катит медведь. В обоих стволах заряжена тройка, перезаряжать нет времени. Медведь в пяти метрах от меня, вылетел на разрубку, перескочил ее, так и не обратив на меня внимания. После того, как волосы улеглись на голове, я перевел дух. И тут же родились смелые мысли: будь в стволах пули, вполне состоялась бы охота на медведя. Малыш преследовал зверя недолго, возвратился ко мне с гордым видом, будто говорил, вот я какой храбрый, а ты — растяпа. Возразить мне было нечего, правда, я подумал: если бы это чудище бежало прямо на меня, как катком закатало бы оно меня в мох, или пришлось бы стрелять в упор дробью.
Октябрь, уже выпало сантиметров пятнадцать снега, в кармане лицензия на лося, и мы с Малышом ищем их следы, вернее я, он-то на запахи реагирует. Слышу впереди грозный лай моей собаки, начинаю быстро подходить, понимая, что зверь — не глухарь и долго не будет выслушивать ругательства. У собаки как будто надеты коньки: только что орал тут, а через три секунды уже в другом месте. Стараюсь как можно меньше хрустеть, сердце грохочет в груди и в висках, и в горле, того гляди выкатится наружу. Еще пара кустов впереди, за которыми стоят две самки и теленок, а громадный бык гоняет Малыша. Расстояние метров шестьдесят. Ружье у плеча, мушка трясется по боку лося, ловлю мгновенье, когда она окажется на лопатке, и жму на курок. Передние ноги зверя подломились, и он рухнул на землю. Оставшись без кавалера, коровы удалились. Если сначала Малыш принимал активное участие в разделке зверя, то потом полностью переключился на голову сохатого. Лопаты по десять отростков, словно плуг, цепляются за землю, не дают ему оттащить ее подальше. Просто умора наблюдать за псом: сопит, кряхтит, как старый дед, туда потянет, сюда, посидит, почешет репу и вновь за дело. А потом просто решил голову закопать, что, конечно, я не мог позволить.
Провожает меня как-то Малыш на работу. У самого развода, где скопилось много народа и автобусов, он схватился с крупным кобелем. Так и осталась в глазах на всю жизнь та сцена. Посередине проезжей дороги стоят на задних лапах две здоровенные собаки, передними обнимают друг друга за грудь, широко открытые пасти извергают рычание. Нам, людям, надо ехать на работу, а им хоть бы что, никто не хочет отступать. Три автобуса стоят друг за другом, и передний с легкостью мог бы их раздавить. Но за рулем сидит охотник, разве может он себе позволить такое? Бегу, разнимаю драчунов.
Раз я рассказал, как пришел Малыш, то расскажу и как ушел. Собрались мы с моими друзьями и двумя сыновьями на рыбалку на далекое и рыбное озеро Сараи. Двадцать пять километров пешком до озера Илос и оттуда примерно столько же по воде на двух лодках с мотором. К тому времени пес мой поседел и почти оглох. Семенил он за нами всю дорогу, даже пытался иногда найти дичь в лесу. Ребята мои его любили и как могли подкармливали лучшими кусками. Двадцать дней, которые мы планировали прожить в тайге, пролетели так же быстро, как летят гуси на юг, прижатые морозом. Счастье, которое мы встретили в лесу, не уходило от нас весь поход. Рыбы мы наловили сколько хотели, эмоций набрали на всю жизнь, правда, возвращались домой пешком. Перед самым отплытием, буквально за два дня, не на шутку расхрабрился мороз и заморозил нашу водную дорогу. Лодки — на берег, рыба в бочках, ничего ей не сделается, моторам тоже, прикатим на «Буранах» по снегу.
За день перехода мы должны были дойти до озера Торос. Снегу выпало почти в колено, но разве нам привыкать к трудностям, и вообще без них тайга потеряла бы свою привлекательность. Идем, значит, вдоль озера Черное, мы — берегом, а две наши собаки бегут по льду. Молодой Узнай бежит у самого берега, а Малыш почти рядом с полой водой, которая еще не совсем замерзла. Кричим ему, чтобы бежал к берегу, — бесполезно. И вдруг он провалился под лед. К нему не подойти, веревок длинных нет, да и что толку если бы и были. Сначала, пока еще оставались силы, пытался он вылезти, а потом отступился, держится передними лапами за кромку льда, даже в нашу сторону не смотрит. Ни одного шанса у Малыша не осталось, чтобы выжить. Смотреть, как он будет постепенно замерзать, я не мог. Прошу товарища покончить с этим страшным зрелищем, у самого руки не поднимаются. А ему каково: не один раз он с Малышом в тайге коротал дни и ночи. На глазах у сыновей слезы.
Так пришла в мою жизнь и ушла из нее любимая собака с милым именем Малыш.
С. Дианов
“Охота и охотничье хозяйство” №9 – 2016