Неделя, предшествовавшая первому выезду на охоту, прошла в приучении щенка к ошейнику. Задача несложная, но требующая известной доли терпения. К тому же без Белки ехать интереса не было. 8от и выходит, что обучение ходьбе на поводке являлось подготовкой к охоте. Хлопотное дело оказалось. Для начала надел малявке смешных размеров ошейник. Два дня ушло у нее на борьбу с ним в попытках сбросить с шеи столь ненавистный для любой собаки предмет. Затем пришлось приспосабливать вместо обычного поводка тоненькую цепочку, поскольку матерчатые поводки перегрызались в течение нескольких секунд. Целый день продержал свою маленькую охотницу на привязи, хоть и сердце кровью обливалось, глядя на ее страдания. Но ничего, мы — кремни! Страдаем, но не сдаемся. Пришлось и щенку смириться со своей участью.
Наконец наступила долгожданная пятница, и мы вдвоем прогуливались на автовокзале, ожидая друга Серегу Белка храбро рассекала пространство у левой моей ноги, изображая независимость, однако периодически вздрагивала, озираясь на звук моторов рейсовых автобусов. Ее милая мордашка словно магнитом притягивала к себе внимание людей. С этого дня и начались мои вокзальные страдания. Всякий в меру выпивший гражданин считал своим долгом подойти и, набравшись значимости, задать высочайшей интеллектуальности вопрос:
— Лаечка?
— Лаечка.
— Чистая?
— Нет, не очень. Давно не мыл.
И таким манером раз двадцать в течение двадцати минут. То, что к ней тянулись дети, как бы само собой разумелось. Ровню себе чувствовали. А как с равным не пообщаться? Белка с радостью отзывалась на все к ней обращения, крутилась винтом, вставала на задние лапы, детей норовила лизнуть в нос. И постоянно при этом пыталась сорвать с себя ошейник. Я и думать прежде не мог о том, сколько пустячных, но обременительных проблем может возникнуть при пользовании общественным транспортом в обществе моей любимицы. Однако первый же выезд на охоту предъявил эти проблемы во всей их тоскливой наготе. При посадке на автобус с меня был потребован намордник для щенка, хотя по всему было видно, что больше в нем нуждается лицо, намордник испрашивающее. Лишь возмущенные высказывания пассажиров в адрес водителя спасли нас от высадки. С этого дня и во все прочие Белка своей персоной либо обеспечивала, либо лишала меня места в рейсовом транспорте. Теперь все и всегда зависело от того, как водитель относится к собакам вообще и к лайкам — в частности. Чаще своим обаянием она решала вопрос положительно.
Дорога до города Вязники не длинна и не коротка. Пока мы с Сергеем обсуждали охотничьи планы на предстоящие выходные дни, сучка мирно спала, свернувшись калачиком у меня на коленях. При этом во сне о чем-то вздыхала, вздрагивала всем телом, тихонько поскуливала. Видимо, в ее снах шла какая-то своя, особенная жизнь, нам неведомая и непонятная. Приятно было, что она хорошо переносила транспорт, не создавала никаких проблем. Вообще один из самых верных критериев породистой лайки заключается в том, что она никого и ни при каких раскладках не обременяет своим присутствием.
От Вязников до деревни Малые Удолы шли пешком. Не торопились. Ох и насмеялись же мы в тот вечер! Тема для хохмы была простая. Касалась она того, какие на дорогах радуют нас указатели Вот к примеру. Деревня, в которую мы шли, имеет название Малые Удолы. Кто с первого раза правильно ответит, что было написано на остановке? Верно может ответить лишь гражданин, вдоволь насытившийся нашей действительностью. Правильно. То ли из-за экономии краски, то ли по каким иным причинам, но на указателе было четко выведено «М. Удолы». Не большие и не малые, а именно либо «Б. Удолы», либо «М. Удолы». Дитю ж понятно, что точку между большой буквой «М» и словом Удолы стерли в день, когда указатель занял свое место. Ну, хорошо Большим Удолам. Из них получились просто «БУдолы». А каково Малым Удолам? Из них-то… известно, что получилось.
Всю дорогу, десять километров, потешались над Белкой, радовавшейся свободе от поводка и ошейника, Она совершенно обезумела от простора, массы новых, неведомых ей прежде запахов, просто от возможности делать все, что только хочется. Она убегала от нас, рыскала по кустам, путалась в пожухлых, чуть покрытых снегом травах. Теряя нас из вида, пугалась, начинала искать, прижав к макушке от страха свои маленькие ушки. От избытка чувств я периодически брал ее на руки, целовал в сырой черный нос, наслаждался запахом ее щенячьего мягкого меха. Нет, это просто наркотик какой-то! Удивительно, но она прошла своими маленькими лапками эти немалые километры и имела при этом достаточно бодрый вид.
Однако этот первый выход на охоту вполне мог стать для Белки и последним. А причина была до боли проста и обыденна. По приходе в деревню открыли избу, стали подключать свет от близстоящего столба, занялись печами. Белка все это время была предоставлена сама себе и воспользовалась свободой очень естественно для своего возраста и видовой принадлежности. Она, как ей и положено, стала искать что-либо съестное. И, конечно же, нашла, вкусные сухарики, разложенные по углам избы. Мы как-то вначале и не обратили внимания на то, как она аппетитно хрустит по углам. Лишь под самый вечер, уже сидя за столом, Сергей с тревогой в голосе вдруг спросил, хлопнув при этом себя по затылку
Послушай-ка, а «мелочь» ничего не ела здесь, в избе?
Меня насторожил не сам вопрос, а его интонация, и отвечал я уже с чувством тревоги и неосознанных опасений:
— Хрустела чем-то… по углам.
Сергей от моего ответа побледнел и, выдержав паузу, сказал глухо:
— Отец по углам в прошлый раз крысомора оставил… в слоновьих дозах.
Наступила моя очередь бледнеть. Честно говоря, мы с Сергеем поначалу растерялись. Никогда прежде ни он, ни я в подобной ситуации не бывали и попросту не знали, как следует поступить. Ясно было одно — сучку можно потерять. Выть хотелось от бессилия! Наконец, немного придя в себя, вспомнили о том, что мы все-таки доктора и потому должны что-нибудь придумать… Лечить надо сучку, чтоб не погибла! Эта дивной глубины мысль заставила нас действовать. Белка нашей деятельности, мягко говоря, не обрадовалась. Еще бы! Ухватили два мужика зверушку и начали осматривать, мять живот, в пасть заглядывать. Только что дыхания рот-в-пасть не делали. Короче, приняло невинное создание страданий с избытком! Но всему свой черед: посетила и нас здравая мысль. Сергей, уже ищущий вены на лапках малявки, вдруг прекратил осмотр и совершенно искренне изрек:
— А и дураки же мы с тобой! Чего мы уши-то себе парим! Надо Бориса Ивановича звать скорей. Он точно скажет, чего надо делать.
После этой Серегиной фразы у меня сразу отлегло от сердца. Я знал, что этот человек нам поможет.
Борис Иванович был фигурой во всех отношениях колоритной. В то время ему было что-то около шестидесяти. Крепкого сложения дед с кулаками размером с пивную кружку. Рыбак и сын рыбака, охотник и сын охотника, он постоянно нас чему-то учил либо просто просвещал. Помню, он произвел сильное впечатление уже при первой встрече. Зашел днем, когда мы вернулись с охоты, сел на табурет и лениво наблюдал, как мы накрываем на стол. Из уважения больше сел с нами перекусить. Аккуратно управился со щами, в печи приготовленными, и только тогда взял в руки кусок мяса, глянул на него искоса и изрек лениво;
— Корове-то, поди, года три было… Не больше
— Не знаю. Мясо не мое, — ответил Серега, не поднимая головы от тарелки.
— Конечно, не твое. Лосихино, — усмехнулся дед, перевел взгляд на меня и спросил:
— Ты, что ли, привез лосятинки?
— Да, я, — кивнул в ответ.
И тогда дед добил меня окончательно, между прочим спросив;
— Поди и месяц еще не прошел, как «корову»-то добыл?
Воздев глаза к потолку, я точно вспомнил, что лосиха была убита ровно месяц тому назад. Должно быть, вид у меня был довольно глупый, поскольку Борис Иванович от души рассмеялся и сказал;
— Не хлопай глазами-то. С мое поживешь, поохотишься, пожуешь… так сам разбираться научишься.
Так вот. Стоило только вспомнить про деда, и появилась надежда, что сможем мы спасти сучку общими усилиями.
Пока Сергей бегал за дедом, я тихо молил Бога, чтоб помог он нам спасти Белку, Десяток минут в тот вечер показались вечностью. Но истекли и они вместе с грохотом шагов на крыльце. В дверном проеме появился Борис Иванович и с порога заявил;
— Ну что, доктора-умельцы? Ни хрена не можете без старика. А вот помру, как без меня жить-то станете? — И уже более миролюбиво заключил: — Показывай псину!
С этого момента мы с Серегой превратились в мальчиков на побегушках. Я побежал на ферму за молоком, Серега стал срочно кипятить воду. А Борис Иванович выбрал себе место поудобней возле попыхивающей жаром печи, ловко ухватил за уши пробегавшую мимо него Белку и стал ее «драконить». Вообще презабавная получалась картина, если отбросить в сторону мрачные перспективы. Малявка в руках деда казалось детской игрушкой, правда живой и предпринимающей бесплодные попытки вырваться. Дед же с бесстрастно-каменным лицом больно надирая малявку за уши, щипал за бока, дергал то за хвост, то за лапы, щелкал пребольно по носу… Я хотел было защитить свою любимицу, но Сергей не дал. Белка орала дурным голосом, захлебывалась лаем до хрипоты, визжала от боли. Порой оборачивала голову ко мне, словно взывая о помощи. Но Борис Иванович был непреклонен. Терзания щенка он прервал ненадолго, и то лишь для того, чтоб дать ему воды напиться. На его лице написано было заинтересованное ожидание чего-то.. Чего ждал старый охотник, выяснилось минут через двадцать: Белку вдруг обильно вырвало. Дед облегченно вздохнул, дал щенку напиться вдоволь… И все началось снова. Я и представить себе не мог, что такой маленький щенок может так много пить. А Борис Иванович все терзал и терзал сучку, и на лице его не было и грамма жалости. Впрочем, и для него это испытание щенка не проходило даром. На лбу стали появляться капельки лота, руки давно уже были искусаны остренькими зубками, а он, казалось, и не собирался останавливаться. В этот миг я случайно глянул на часы и оторопел. Эта пытка египетская продолжалась уже три часа. Громадный таз был наполнен мутной жижей, вылетевшей из Белки, и, похоже, конца этому мероприятию не предвиделось Сергей молчал и сосредоточенно наблюдал за происходящим и наконец сказал:
— Борис Иванович! Может, хватит?
Дед поднял вместо ответа глаза на часы, глянул на таз, затем на опустевшие ведра и спросил:
— Воды в ведрах сколь было?
— Да ведра полтора и было, — ответил Сергей.
— Ну, тогда и впрямь хватит, — сказал дед, смахнул пот с лица, досмотрел, как Белка исторгает из себя рвотные массы, и приказал: — Неси молоко. Поить будем.
Измученная сучка, вырвавшись наконец из его рук, устало подошла к блюдечку с молоком, жадно напилась и рухнула на пол. Иваныч разогнул затекшую спину, носком валенка прикоснулся к щенку. Реакции не последовало. Лишь тогда поднял на нас глаза и заключил:
— Вот теперь, если до утра доживет — так будет жить. А сейчас выбрось ее на террасу — не место собаке в избе.
После этого мы еще достаточно долго толковали об охоте, собаках, временами ходили посмотреть на щенка. Ближе к полуночи Борис Иванович ушел, наказав сучку не беспокоить. Ночь я спал плохо, часто ходил на террасу. Белка устало поднимала голову в мою сторону и тут же засыпала вновь. Наконец наступило утро. Выскочив босиком на террасу, застал свою любимицу играющей старым носком, взял ее на руки, потормошил, погладил, занес в избу. Следом за мной пришел и дед.
— Ну что? Жива ли страдалица? — спросил вместо приветствия.
— Жива, дед. Жива. Обошлось.
— Обошлось,— буркнул дед.— Не обошлось бы, кабы вовремя не углядели. Теперь идите на охоту, да ее с собой возьмите. Пусть протрясется по свежему снегу. Глядишь, всю заразу из нее и выгонит.
Ночь напролет шел снег, к утру слегка подморозило. Снег лежал пушистый, сантиметров десять, никак не меньше. Солнце залило все окрест ослепительно ярким светом. Тени от деревьев на снегу отливали голубизной. Измученная вечерними и ночными страданиями малявка осторожно вышла с крыльца. Быстро освоившись, бросилась купаться в снег. Но сухие травы на луговине, укрытые снегом, оказались слишком глубокими для щенячьих лап, и потому она стала приспосабливаться к нашему движению, прыгая из следа в след за нами. В поле, которое мы пересекали, стоял островок берез, меж которых в увалах была большая лисья нора с массой отнорков. Мы с удовольствием наблюдали, как Белка исследовала каждый из них, пока вдруг радостно не залаяла. Да, она действительно нашла свежий заход в жилую часть норы. И даже пыталась его исследовать, но очень скоро выскочила оттуда, видимо получив отпор у хозяев.
В тот день ей было очень тяжело. Она шла за нами по нашим следам, поливая свои следы вонючей зеленью из известной части тела. Лап из-за глубины снега не хватало, и это добавляло ей нагрузки. Но маленькая охотница была всецело поглощена исследованием новых мест, запахов и звуков. Эта сосредоточенность и помогла ей пройти в тот памятный день без малого два десятка километров.
Мы так ничего и не добыли, хоть и видели зверья достаточно. Зато Белка познакомилась со свежими следами зайца, лисы, енота. Видимо, в лисьей норе получила по носу.
На подходе к деревне встретили Бориса Ивановича. Он оказался удачливей нас — добыл на болоте енота.
Увидев нас, дед остановился, дал сучонке потрепать енота и сказал, обращаясь к щенку:
— Ну что, малявка? Ожила? Глянь, с первой охоты с енотом познакомилась. Будешь жить, — Еще повозившись с ней чуть-чуть, добавил: — Сильная собака будет. Копытница. Без мяса тебя не оставит.
— Это откуда ж можно знать-то, Борис Иванович? — спросил я для порядка больше. Не представлял себе в то время Белку помогающей добыть серьезного зверя.
— А ты глянь на лапы-то ейные, может, чего и поймешь…
Прошло еще немало времени, прежде чем я понял, насколько прозорливым оказался дед. А в тот день Белка, явно уже забывшая вчерашние страдания, вертелась около него юлой, всем своим песьим видом демонстрируя радость. В общем, подарила она нам счастливый день уже хотя бы тем, что осталась жива.
С. Гевель
Рисунки Б. Игнатьева
“Охота и охотничье хозяйство” №11 – 2006