Бывает в наших местах такая многоснежная осень, что некоторые охотники с собаками в тайгу-то зайти не успевают. Ляжет снег «по развилку», и плывут собачки по самые ушки. Какая уж тут охота… Опытным собакам, бывает, и удается немного отработать свой хлеб, но это им стоит таких сил, что путный хозяин, видя, как выматываются «напарники», сам оставляет их «поющими» на привязи у избушки. Обидно охотнику: все планы побоку. А уж каково лаечкам?! Ведь их-то век намного короче нашего. Но бывает и такое, что выпадает удача особо терпеливым. И устанавливается погода. И садится снег. И тогда — только не ленись! А уж для натаскивания молодых, «необстрелянных», это, пожалуй, лучшее время.
Вот в такую пору пришлось мне как-то охотиться в Западном Саяне, по долине одного из притоков Оби. После месяца чисто капканного промысла устоялась-таки погода и появилась возможность попробовать собак в деле.
Моя разношерстная компания состояла из четырех собачек, хотя и разного возраста, но никто из них на соболя не только ни разу не гавкнул, но даже ни разу его не нюхал. Когда-то ведь нужно расширять кругозор.
Ласка, трехлетняя черноносая белая сучонка, гуляла сама по себе, несмотря на свою расчудесную родословную. Планов на нее не строили и взяли по двум причинам: вдруг да проснется голос породы, ведь свежий след соболя по мелкому снегу, бывает, возбуждает даже служебных собак. Да и отрожавшая сука, как правило, становится более мудрой и вязкой. Вторая же причина еще более проста и понятна — это Волчок. Не по возрасту сообразительный четырехмесячный щенок, увязавшийся в тайгу за матерью и имевший сейчас шанс отличиться, чем он и воспользовался.
Третьим соучастником нашего собачьего ансамбля была Умка — в меру умная добродушная толстуха, отличавшаяся особой ловкостью при ловле мышей и умудрявшаяся, в отличие от других собак, не снижать свои жировые показатели даже находясь на голодном пайке и совершая многокилометровые маршруты. Но единственная добыча, которую до этого Умка по-настоящему с азартом облаивала, были шадаки, за что, конечно, получала прута. Но когда-то ведь должна она повзрослеть…
Последним из примкнувших к нашему квартету был Спутник — «человек трудной судьбы» с изрядно подпорченной репутацией. Имея прекрасные физические данные, лучшие свои годы провел на цепи и теперь, понимая, что освобожден, взятый на поруки новым хозяином, старался изо всех сил реабилитировать себя. Но что и как делать, не знал. Поэтому, если удавалось вырваться, носился по деревне, шугая всю местную живность, невзирая на весовые категории и социальный статус. После того как Спутник оседлал полуторагодовалого бычка, проявившего излишнее любопытство и заглянувшего во двор, и пронесся на нем по главной улице, приговор мог быть только один: уводить подальше в тайгу и там использовать его энергию в мирных целях.
И вот наш дружный коллектив движется по лесной дороге к месту предполагаемых важных событий. Собаки, как настоящие профессионалы, «челночат» по окрестностям, время от времени появляясь и проверяя, не сбился ли я с маршрута. Вот пересекли довольно свежий соболий след. Подзываю собак и указываю на недостатки в работе. Умка начинает принюхиваться, как бы оценивая, стоит ли этим вообще заниматься и тратить время. Волчок смотрит в глаза, ожидая более четких и доходчивых разъяснений. Ласка, и ранее не особо прислушивавшаяся к чьим-либо советам, вообще проигнорировала мою находку. Спутник, как всякий уважающий себя кобель, сделал отметку, поставив «птицу» на снегу, и порысил дальше. А за ним и вся псарня. Оставалось только сожалеть, что и прилежные ученики подвержены дурному влиянию, при отсутствии которого можно было бы уже начать ликбез. Так мы молчком добрались до избушки. Единственное, что заинтересовало всех, был след марала, который, изрядно истоптанный и занюханный, в конце концов был тоже оставлен в покое.
Поскольку помощи в охоте от этой лохматой публики ждать не приходилось, утром я решил отправиться гривой и посмотреть места для нового путика. Собачки, весело помахивая хвостами, выразили готовность к исследовательской работе и явно рвались в дело. Покрутившись какое-то время около и определив для себя направление, в котором мы начали поиск, они пропали минут на двадцать. Вдруг слышу — вдалеке в той стороне, где путик, кто-то лает. Похоже, Умка… Пока прислушивался, пока продирался через бурелом и вышел на выруба, все стихло. В очередной раз пожалел, что связался с этой бестолковой шпаной. Проку от нее нет, а времени, которого и так вечно не хватает, потеряешь уйму. Собаки пришли через несколько минут. Нет только Умки. Наверное, это она кого-то облаивала и, не дождавшись поддержки, бросила. Но вот, слышу, залаяла снова, на этот раз значительно ближе. Ей подпевает Ласка. Вот Спутник включился в хор. Ну, если уж этот подал голос, то «ребята» явно нашли «что-то», действительно заслуживающее внимания… Надо поторопиться.
Взору открылась интересная картина. Посреди поля битвы человека с природой (по-другому сложно назвать то, что оставили после себя лесозаготовители) стояли две пихтушки. Одна — разлапистая зеленая красавица высотой метра четыре с небольшим, другая — пятнадцатиметровая стройная, как мачта, с флагом веток лишь в вершинной части. «Группа товарищей» была уже здесь в полном составе. Умка добросовестно лаяла в небо, изредка посматривая в сторону высокого дерева. Ласка помогала ей, хотя и без особого энтузиазма. Спутник, как цирковая лошадь, нарезал круги и время от времени тоже поглядывал вверх и подавал голос. Волчок, подтянувшийся сюда последним, поначалу, похоже, вообще не мог понять, что здесь происходит, поскольку кроме лая — никакого действия. Но потом и он, изредка взлаивая и пытаясь нюхтеть, стал присматриваться к деревьям. Я и сам, почти как Волчок, как ни приглядывался, не мог увидеть того, на кого вырос зуб у моих напарничков. Просмотрел ствол и крону высокого дерева в бинокль — ничего. Обрезал вокруг в радиусе 10—15 метров — выходного следа нет. Под деревом смотреть бесполезно, собаки утоптали снег, как на току. Обошел несколько раз — ну не могу найти точку, откуда было бы видно зверька. Решил: сяду и понаблюдаю, наверняка шелохнется где-нибудь.
Собачкам это тоже, видимо, начинало надоедать, и они лаяли уже с меньшим энтузиазмом, но зато стали чаще смотреть на деревья. И тут я замечаю, что точка пересечения их взглядов находится вовсе не там, где я пытался что-либо обнаружить. Боже мой! Как только можно было такое не заметить?! На маленькой пихтушке всего в трех с половиной метрах от земли, вытянувшись вдоль разлапистой пышной зеленой ветки, лежал крупный рыжий соболь. Полуденное солнце подчеркивало контраст этих цветов на фоне голубого неба и белого снега.
Теперь возникла очередная достаточно серьезная проблема. Как дальше действовать? От мысли привязать собак, чтобы не порвали соболя, пришлось сразу отказаться: кругом сплошное нагромождение коряг, коло-дин и прочего хлама. А котяра матерый, если спрыгнет, то уйдет на махах через эти буераки, и ничего собаки не успеют сделать, особенно такие «необстрелянные», как наши. Пусть лучше сидят караулят… Да и уж если испортят зверька, зато проникнутся предметом охоты. А что так рисковать, что эдак… Я подошел к дереву и, встав прямо под зверьком, чтобы у добычи быть первым, поднял «Белку». Все это время зверек лежал затаившись, наблюдая за мной сверху. Остался он в этой же позе и после выстрела. Промазать было невозможно, до него ведь всего два с половиной метра, да и явно было слышно, как шлепнула пуля. Не заговоренный же он. Второй выстрел… И ко мне со всех сторон, как по команде, летит моя псарня. Я, как разыгрывающий баскетболист, выпрыгиваю выше всех и на лету хватаю зверька, а приземляясь, не могу устоять и падаю, накрывая его собственным телом. Собаки бегают вокруг, ищут, но… Ажиотаж постепенно проходит. Вот теперь можно встать и показать им, что получилось от наших совместных усилий. Благодарю всех за службу и каждому выдаю по сухарику и кусочку сахара. Еще раз перед тем как спрятать в рюкзак вместе рассматриваем и обнюхиваем трофей. А первая пуля, действительно, была в цели, она пробила ухо, как компостером, но зверек даже не шелохнулся. Вот это выдержка!
Ну вот, дебют состоялся. Теперь очень важно закрепить результат. Я думаю, нам это удастся. Собачки увидели, к чему надо проявлять интерес. Да и у нас же еще больше половины светового дня…
Никогда не стройте радужные планы, никогда не обольщайтесь, не делите шкуру неубитого медведя. Будьте реалистом.
Мои сотоварищи наткнулись на свежий след кабарги и упластались в соседнее ущелье, а вернулись уже по ночи. Для них-то семь верст — не крюк. Насиделись дома — вот и выбегиваются. А я спустился к ручью и возвращался в избушку старым путиком. Возле одного капкана издалека заметил крупные следы. На ум пришли нехорошие мысли, но все оказалось как нельзя более кстати. В этот капкан поутру попался молодой соболек, которого нашла и облаяла Умка, а я тогда не успел к ней подойти. Она же очень аккуратно задавила зверька, не испортив шкурку, не стала никого дожидаться и нашла себе еще одного, но теперь уже покрупнее и не привязанного, добыть которого я ей и помог.
Дни тогда стояли совсем теплые. А соболь в такую погоду обычно отлеживается где-нибудь в кореньях или колодине и не суетясь сокращает поголовье мышевидных, не регистрируясь на белых страницах лесной книги.
Иной раз создается впечатление, что его совсем здесь нет. Вот тут-то уж собачку никто заменить не может. Именно на такую лежку в основании дуплистого дерева и наткнулись собаки в следующий раз. Теперь Умка действовала достаточно профессионально, и нашей задачей было лишь суметь достать зверька из дупла.
Вынув из кармана кусок ваты, поджигаю его и кладу в основание ствола. Это действует достаточно эффективно, и дереву не вредит, и нет опасности, что, выскакивая через огонь, как при обычном «выкуривании», соболья шкурка из дорогой превратится в паленый валенок. Взмахами куртки нагнетаю дым в дупло. Слышится ворчанье и возня. Собачки принимаются грызть корни и лезть под дерево. А дупло-то оказывается небольшое, и зверек-то совсем рядом. Ну, теперь дело техники. Затыкаю курткой снизу вход, чтоб соболь не ушел, и топориком прорубаю небольшое отверстие сбоку. Через эту дырку хорошо слышны соболиные ругательства. Понимай мы этот язык, узнали бы много нового и интересного о себе, своих родственниках и помощниках. И, возможно, вели бы себя по-другому. Собак же эти звуки заводят еще больше. Неподдельный интерес стал проявлять и самый молодой из нашей лохматой команды. Как только отвалилась щепа и открылось отверстие, через которое можно было просунуть собачий нос, этот нос сразу же здесь и оказался. Н-да… И рычанье, и визг, и писк, и кровь, и слезы. Соболь предпочел напасть первым и вцепился нашему юниору прямо в нос. Конечно же, такие вещи не забываются, такие обиды не прощаются никогда. Через два дня Волчок в одиночку по свежему рыхлому, глубокому снегу, проваливаясь по брюхо, самостоятельно первый раз в жизни загнал соболя. А шел ему тогда только пятый месяц.
Так что порода — это великая вещь. Если есть по крови охотничьи данные, то они несомненно проявятся. У одних раньше, у других — чуть позже. Но вот таких работоспособных и умных собачек, каким был наш Волчок, нужно еще поискать. Много происходило с ним разных интересных случаев, в том числе героических. Но это, как говорят, отдельная история, и об этом как-нибудь в другой раз.
А. Хританков
«Охота и охотничье хозяйство» №10 – 2006