Середина зимы. Начало рабочего дня. Звонок из дирекции. «Доброе утро, Леонид Юрьевич, звонили из министерства, возникли проблемы у нашего заказчика из Вологодской области. Срывается важный госзаказ. Надо помочь товарищам».
И вот я с группой специалистов на Вологодчине. Погода радовала — стоял легкий морозец, снега навалило так, что деревья стояли, как говорится, по пояс в снегу, покрытые пушистыми серебристыми «шапками». И все это великолепие северного края на фоне срочной ответственной работы. Но во всякой работе есть свое завершение. И на последних испытаниях ко мне подошел главный инженер завода и, как бы между прочем, зная, что я не равнодушен к природе и охоте, предложил мне перед отъездом в Москву, «прогуляться», как он выразился, в лес к медвежьей берлоге — «отдохнуть с коллегами после напряженной работы, отметить ее успешное окончание». Знакомый егерь давно приглашал его с друзьями на охоту зимой на медведя. Я, конечно же, с радостью согласился, тем более, что я еще никогда не принимал участия в такой охоте, хотя давно о ней думал, читал, но не представлялся подходящий случай. Свой отъезд в Москву я перенес на воскресный вечер, а в пятницу заводчане заехали за мной и мы отправились в отдаленный малонаселенный район области. Ульяновский «внедорожник» только глубокой ночью доставил нас — главного инженера завода Николая, его друга Михаила и меня к егерскому кордону, где нас уже давно ждали и волновались, так как разыгравшаяся пурга могла надолго задержать нас в пути. Встретил нас главный егерь, друг Николая — Василий Ерофеич, очень радушно. Он, и вся его многочисленная семья ждали нас к ужину, за которым мы окончательно и познакомились. Старший сын егеря — Иван, работая в лесничестве, помогал отцу готовить ответственные охоты. Все остальные взрослые члены семьи тоже были страстными охотниками. Прекрасно зная местные угодья, они охраняли их, проводили биотехнические работы — были настоящими патриотами, рачительными хозяевами своей родной земли. За столом и произошло обсуждение предстоящей охоты, и я, новичок в данной охоте, был поражен глубиной знаний и богатством охотничьего опыта старого егеря, ничего подобного я раннее ни в книгах не встречал, ни в рассказах бывалых охотников не слышал. На подробной схеме егерского обхода были обозначены несколько берлог, одна из которых и была нашей целью. Егерь подробно расспросил нас о нашем охотничьем опыте, подробно объяснил нам суть предстоящей охоты, уточнил схему охоты, указал каждому его место и действия во время охоты. «Берлога большая — всякие неожиданности могут произойти, нервы на такой охоте должны быть крепкими. Берите запас пулевых патронов, может не с одним медведем доведется там встретиться», — усмехнулся он в усы. Мы вопросительно переглянулись. «Никаких больше приемов «на грудь», — строго сказал егерь — все должны быть утром в хорошей спортивной форме — идти на лыжах придется не один километр по тайге, так что теперь всем отдыхать».
Ночью мне снились медвежьи охоты — смесь из рассказов наших великих медвежатников — князя А.А. Ширинского-Шихматова, Н.А. Мельницкого и других знаменитых русских охотников, с активным моим участием в этих охотах, так что я проснулся задолго до подъема весь в поту и в душевных переживаниях. Раннее морозное утро. Пурга ночью закончилась, и ударил ядреный морозец. Восходящее зимнее солнце порозовело, заискрило снег. Ерофеич дал последние указания по безопасности на охоте. «Главное — помнить, о чем мы договорились, каждый должен находиться на своем месте, ружья всегда должны быть заряжены пулями до самого окончания охоты, пулевые патроны должны удобно располагаться и быть всегда под рукой. Не терять бдительности — быть всегда готовым к выстрелу «в упор». Ну, а теперь, на выход», — скомандовал Ерофеич. Все вышли на крыльцо. Последним выходил Михаил. Ступал он както странно, неуверенно как-то, а на крыльце споткнулся и упал с него прямо лицом в снег. Когда он только успел? Взгляд егеря стал предельно жестким. «У этого… ружье отобрать и назад его в избу. Николай, кого это ты нам привез? Всю охоту мог нам испортить. Так… Не хватает нам теперь одного стрелка. Трудно теперь придется. Из-за одного дурака сложность и тяжесть охоты возросла. Ну, делать нечего. Вперед».
К дому подкатил Иван на тракторе с санями. В санях лежало мягкое, ароматное сено и мы устроились на нем с определенным комфортом, закрыли ноги старыми одеялами — путь по «зимнику» с ветерком всегда очень долгим кажется. В сани с егерем вскочили две зверовые лайки, поводки которых Ерофеич всю дорогу не выпускал из рук. Добравшись до конца расчищенного участка дороги, мы встали на широкие егерские лыжи. Нам предстояло пройти до берлоги еще несколько трудных, занесенных глубоким снегом таежных километров. Под лыжами снег на морозе нещадно скрипел, но была надежда, что в такую морозную погоду медведь особенно крепко спит и не должен услышать наше к нему приближение. Казалось, что путь до берлоги никогда не кончится — перелески сменялись чащобами, вырубки — лесными завалами. Несколько раз пришлось преодолевать замершие речки и глубокие овраги. Наконец, мы подошли к обширному бурелому. Ерофеич остановился. «Вот, видите зарубку на корявой сосне? Берлога отсюда в ста метрах. Всем снять лыжи, отдышаться и зарядиться, — произнес шепотом егерь, — дальше идем параллельно парами — Леонид с Иваном огибают сосну слева, а я с Николаем — справа. Идем молча, останавливаемся по моему знаку — крику ворона и расстанавливаемся вокруг берлоги, как договорились. Уточнение на месте. Одну лайку берет Иван, другую — я. Ну, с богом!». Мы медленно двинулись вперед, проваливаясь то по пояс в снег, то скользя по лежащим обледенелым стволам деревьев, молча при этом когото поминая.
Я до тех пор плохо себе представлял, что представляет собой берлога, как она выглядит. То, что я увидел, меня несколько разочаровало. Ерофеич показал рукой на большой выворотень, который был завален большой кучей хвороста, несколькими упавшими елками и снегом. Таких выворотней вокруг было много и ничего примечательного, на мой взгляд, в нем не было. «Видишь, над выворотнем, левее ствола, ветки и сучки обледенели?» — показал мне Ерофеич — «Хозяин квартиры надышал, вентиляция там у него — отдушина. Вон туда я и постучусь». С этими словами егерь уточнил нашу расстановку, спустил собак, а сам полез на самый вверх выворотня, засунул заранее прихваченный с собой длинный шест прямо в отдушину и стал там энергично двигать. Вскоре, откуда-то снизу раздалось глухое рычание, что привело собак в ярость, и они с бешеным лаем стали бросаться на выворотень. Мы стояли на своих местах, в напряженном ожидании. Так продолжалось некоторое время. Но вот медвежье рычание стало слышаться отчетливее и снег в углу выворотня стал проседать. Собаки с лаем стали крутиться у этого места, но вдруг с визгом отскочили — показалась медвежья лапа, пытающаяся схватить одну из них.
Собаки оказались верткими и лапа гребла воздух, то появляясь, то скрываясь в появившемся отверстии. Ерофеич яростно дубасил медведя сверху через отверстие шестом, а мы вокруг стояли и ждали появления хозяина берлоги. И вот он появился — черная лобастая голова и оскаленная пасть на фоне белого снега. Раздался выстрел, затем другой — это стрелял Николай. Или нервы не выдержали, или трофеем спешил себя обеспечить. Медведь замер. «Хватай его, тащи из берлоги, а то назад может сползти — тогда всю берлогу придется раскапывать, чтобы его достать», — закричал Ерофеич. Мы с Иваном вцепились в медведя и медленно стали вытягивать его из отверстия. Никогда не думал, что шерсть у медведя такая жесткая и неприятная на ощупь. Еле-еле мы его вытащили. А медведь небольшим оказался. Это был молодой медведь «лончак», но все равно тяжелый. И в это время слева от меня с Иваном взорвался хворост, сучья и снег полетели в разные стороны — появился большой черный медведь, а точнее — медведица, прямо перед отстрелявшимся и отошедшим от нас Николаем. Краем глаза вижу, как Николай поспешно пытается перезарядиться, но поздно — удар медвежьей лапы и ружье летит в сторону, а Николай падает набок. Резко вскидываюсь и бью медведицу под лопатку. Но зверюга почемуто не падает, а разворачивается в мою сторону. Вижу только гору черной вздыбленной шерсти и разверзнутую пасть в нескольких шагах от меня. «У меня только один патрон» — мелькнула мысль, «перезарядиться не успею». Звериный взгляд, полный злобы и ненависти упер ся в меня. И я еще раз выстрелил. Справа, с вершины берлоги раздались еще два выстрела — это Ерофеич с двумя тяжелыми пулями пришел мне на помощь. Медведица о чем-то задумалась, обмякла и завалилась на бок. Николай лежал на снегу и стонал. Мы с Иваном его подняли и посадили, а подбежавший Ерофеич стал его осматривать, выясняя состояние. Левая рука Николая висела безжизненно, как плеть. «Крови нет, и на том спасибо. До тела когти не достали — весь удар пришелся по ружью, но рука выбита напрочь — придется в больницу ехать» — резюмировал Ерофеич. Все окружили Николая, помогая ему подняться. В это время у нас за спиной раздался такой собачий рев, а потом и жалобный визг, что мы разом оглянулись и увидали, как от берлоги в чащу улепетывает еще один небольшой медведь, который выскочил из берлоги и раскидал собак за нашими спинами. Мы только проводили его взглядом — у меня и егеря ружья были разряжены, а Иван поддерживал Николая. «Ну вот, у нас появилась еще одна задача — придется напрячься и быстренько достать этого мальца, пока он не создал проблемы в деревне», — произнес Ерофеич. А на снегу лежала одна из собак и тихо скулила. «Задел-таки тебя зверюга» — простонал егерь. Скинув с себя полушубок, он положил на него собаку и осмотрел ее. У собаки был вспорот бок и видны были внутренности. Я впервые видел, как собака может плакать. Вот так — смотреть преданно и с мольбой на хозяина и плакать. Вторая лайка в это время не отходила от берлоги и лаяла в темноту отверстия. «Свежий медвежий дух ее возбуждает», — предположил Ерофеич, но, на всякий случай, перезарядился, и вовремя, потому что появился, с другой стороны выворотня, еще один достаточно крупный медведь. Он поднялся на дыбы перед отступавшим Иваном. «Пестун», — охнул Ерофеич. Лайка повисла у зверя на «задних штанах — гачах» и заставила его закрутиться на снегу «волчком». «Стреляй, батя, стреляй, а то вторую собаку потеряем» — закричал Иван. Четыре выстрела остановили эту пляску смерти. Вокруг нас лежало — три медведя, тяжело раненная собака и на снегу сидел травмированный человек. «Ничего себе, поохотились», — прохрипел егерь. «Отдохнули, развлеклись», — простонал Николай. «Нарушили все правила, о которых я Вам говорил, да и я тоже «хорош», — ругнулся старый егерь. «Не ожидал я такого развития событий, хотя должен был все предусмотреть. Не было у нас такого случая — такого скопления медведей в одной берлоге». «Иван, давай зеленку», — и с этими словами Ерофеич подошел к лежащей неподвижно собаке, достал из под воротника большую иголку, и стал не спеша, аккуратно, стежок за стежком зашивать собаку, ласково утешая ее и подбадривая. «Ну, вот и все» — сказал егерь, закончив операцию и густо смазав шов «зеленкой». «Если до завтрашнего рассвета доживет — значит будет жить». С этими словами он осмотрел медведей, с участием посмотрел на Николая и меня и сказал: «Иван, давай «двигать» к дому — сил ни у кого больше нет.
Отправим городских и вернемся за медведями с подмогой. Одним нам тут не справиться». С этими словами он поднял раненую лайку, завернутую в полушубок, и бережно понес ее к трактору. Я повел Николая, а Иван протаптывал впереди нас лыжню. К общему заключению — охота удалась на «славу» и при такой ситуации — благополучно.
Долго мне еще снились заснеженные леса Вологодчины, Ерофеич со своим другом главным инженером и медвежий взгляд, который, как мне тогда казалось, должен был навсегда отбить у меня всякое желание охотиться, хотя бы на медведей.
Но жизнь показала, что если уж суждено человеку стать охотником — то этот инстинкт предков невозможно утратить — НИКОГДА!
Леонид Лясковский
“Охота” №3 – 2009