Осень последней охоты.

Под утро Сергей Иванович проснулся от холода. Пересиливая озноб, выбрался из спального мешка, сел на нарах и. нашарив в темноте на столе спички, зажег лампу. Услышав хозяина, под соседними нарами завозились собаки. С первого сезона своей любительской охоты Сергей ввел для себя правило на ночь запускать собак в зимовье, чтобы хорошо отдохнув в тепле, утром они начинали работу с полной отдачей сил. Вот уже тридцать лет практически каждую осень, за редким исключением, уходил он в тайгу. Таежные угодья стали для него местом, где он проводил свой отпуск, и тайга давала ему все, что дает человеку чувство хозяина, вершителя своей жизни и судьбы. Тут, оставаясь один на один с ее мудрым спокойствием, он обретал истинную свободу, и огромное необъяснимое чувство всепоглощающей любви к ее безграничным просторам захватывало радостью жизни и повседневного бытия.
Для тех, кто разглядывал тайгу из окна вагона идущего поезда, любовался цветными пейзажами на экране телевизора или окидывал взглядом ее необъятные голубовато-зеленые просторы, медленно проплывающие под крылом самолета, она представляется доброй и щедрой. Такой она и бывает в ясные теплые дни ранней осени, когда горожане выезжают в ближайшие окрестности за грибами и ягодами.
Но она становится безжалостной и сурово беспощадной к тем, кто легкомысленно пренебрегая советами и предостережениями старых таежников, споро собравшись, уходят неизведанными маршрутами. Кто-то возвращался обратно душевно покалеченным и более до конца жизни не выезжал из города далее конечной остановки автобуса. Кого-то приходилось разыскивать с помощью вертолета, но бывали и такие, кто уже никогда не возвращался к людям, и их судьба так и остается до сих пор неизвестной. Тайга своих тайн не выдает.
Последние годы Сергей Иванович часто вспоминал теперь уже далекое прошлое, свои первые геологические маршруты в хребтах Приполярного Урала, радость первых находок и горечь разочарований. Просыпаясь на рассвете, он в полудреме погружался в мир прошлых лет. Бывало, что память воскрешала отдельные лица уже ушедших людей или события, которые, казалось бы, давно были перекрыты другими лицами и другими событиями. Человек не всегда волен в своих воспоминаниях. Иногда какой-либо звук или предмет воскрешали картины прошлого. Вот и сегодня, услышав возню собак под соседними нарами, он вдруг вспомнил, как глубокой осенью, в конце ноября этого года он чуть не поплатился за свою привычку по возвращению после дня охоты на ночь запускать собак в зимовье. Неожиданные воспоминания о событиях тех дней всколыхнули еще недавнее прошлое и стали как бы зримо реальными. Волна тогдашнего пережитого напряжения захлестнула душу, и Сергею пришлось заново прокрутить в памяти страшную опасность того утра.
В день предшествующий все складывалось благополучно. Даже хорошо. С рассветом, сразу после выхода, в километре от дома собаки прихватили свежий ночной след соболя, и уже где-то через полчаса до Сергея долетел звонкий заливистый лай. Зверек сидел на вершине невысокой лиственницы и крутил головой, рассержено уркая на собак. Сергей неспешно аккуратно выцелил его и снял из верхнего ствола «Белки» одним выстрелом. Кувыркаясь, тот упал в неглубокий снег, где его перехватила Ведьма, старая опытная сучонка. Она мягко зажала зверька зубами и, отворачиваясь, предупредительно рычала на мечущегося вокруг Басмача, двухгодовалого смелого до безрассудства, но неопытного кобеля. Сергей забрал соболя и, встряхнув за задние лапы, полюбовался волнующей красотой темного с серебристым оттенком меха. Снял с плеч понягу и, продев тушку зверька в петлю, накинул сверху лоскут сукна, прикрывающий добычу от снега, и пошел в сторону распадка, пересекающего его участок с севера на юг Собаки, недолго покружившись вокруг хозяина, вновь ушли в поиск. К обеду на поняге добавились еще пяток белок, а где-то в полдень Сергей нашел старый вывороток (корень упавшего дерева), развел под ним костер и, набив котелок снегом, поставил к огню. Собаки, вернувшись к хозяину, улеглись чуть поодаль, ожидая обеда. Пока в котелке таял снег и закипала вода, он успел ободрать белок и скормить тушки собакам, а сам достал из поняги сухари и металлическую коробочку с бульонными кубиками.
За время обеда погода начала резко меняться. Светлое утреннее небо закрылось низкими тяжелыми тучами и повалил снег. Снег большими рыхлыми хлопьями опускался на деревья и, оседая на густых ветвях елей, пригибал их к низу, а потом с тихим шелестом скатывался на землю. Ветра почти не было. Тайга затаенно и глухо молчала. Сергей, надев понягу, начал по склону спускаться в распадок. Собаки обыскивали окрестности с обеих сторон, и он дважды пересекал их след. Осенние дни коротки и. взглянув на часы, он повернул в сторону дома. Метров через двести наткнулся на почти прикрытый снегом след соболя. Приподняв его носком ичига понял, что зверек прошел тут относительно недавно, и торопливо двинулся вдоль его хода. Хотел было уже подозвать собак, но тут вышел на место, где, поднимаясь по склону, они сами наткнулись на ход соболя и, срезая углы, кинулись вдогон. Теперь он торопливо шел параллельно следам собак, напряженно вслушиваясь в звенящую тишину леса, нарушаемую только шорохом падающего снега и легкими порывами ветра. Следы тянули в сторону от направления к зимовью. Там, куда уходил соболь, было обширное верховое болото, заросшее осокой с полуметровыми засыпанными снегом кочками и редкими хилыми сосенками на островке, в самом его центре. Сергей понимал, что если собаки не смогут остановить соболя до выхода на болото, то там он легко оторвется от них. Преследование может затянуться до темноты и тогда придется ночевать у костра. Он уже отчаялся засветло догнать шустрого соболюшку, когда впереди по ходу услышал редкое взлаивание и повизгивание собак. По их голосам, еще до выхода к этому месту, он понял, что они загнали соболя в дупло или колоду. Подойдя, увидел, как Ведьма ожесточенно грызла с комля лежащий на земле ствол старой пустотелой пихты, при этом еще успевая злобно отгонять от комлевого дупла Басмача, а он. огрызаясь. пытался оттеснить ее от дерева. Кобель всем своим собачьим нутром чувствовал близкое присутствие тонного зверька и страстно желал ухватить его первым. Сергей снял понягу и, отогнав собак, обухом топора простучал ствол, на слух пытаясь определить, где кончается внутриствольная пустота. Потом достал капкан и кусок ваты от рукава старой телогрейки, установил капкан на выходе из дупла и. прорубив отверстие в стволе, зажег и протолкнул туда тлеющий трут, а сам прошел вдоль ствола, простукивая дерево обухом. Прошло не менее получаса, прежде чем ему удалось, выкуривая соболя, загнать его в капкан. По его расчетам до зимовья оставалось не менее семи-восьми километров, и надо было спешить, чтобы избежать ночевки у костра.
По компасу определив направление на старый сейсмопрофиль, выводивший его к ручью, он взял азимут и заторопился в сторону дома. До выхода на профиль собаки успели облаять еще пару белок, и на тропу к зимовью он вступил уже в темноте. С обеда не переставая шел снег, а к ночи совсем разнепогодилось, потянул северо-западный ветер. Постепенно он все более усиливался и на тропе дул прямо в лицо, забивая глаза мокрыми почти горизонтально летящими хлопьями снега. Когда до зимовья оставалось уже менее километра, собаки ушли вперед, а Сергей присел отдохнуть на присыпанную снегом валежину. Отвернувшись от ветра, он сидел лицом к собственному следу. Неожиданно в снежной круговерти мелькнула и тут же пропала какая-то тень. Ему показалось, что за ним по тропе кто-то идет. Он положил ружье на колени, рукавицей вытер мокрое лицо, но сколько ни вглядывался в темноту, так ничего и не разглядел. Решив, что от усталости ему просто померещилось, пошел в сторону дома и. спускаясь к ручью, остановился, чтобы оглянуться. В плотной темноте и вихре летящего снега невозможно было что-либо рассмотреть далее трех-пяти метров и. успокоившись, он побрел к зимовью, где у дверей его уже ждали собаки. В зимовье они сразу улеглись под нарами, а он зажег лампу, затопил печь, поставив на нее кастрюльку с утренним супом, и пока он разогревался, накормил собак. Потом, поужинав, взялся за соболей.

На улице надрывно стонал, бушевал ветер, и казалось, что охотничья избушка напряженно и испуганно вздрагивает под его мощным, свирепым напором.
В зимовье тепло, под нарами мирно посапывают умотавшиеся за день собаки, на печке мурлычет чайник, а из транзистора доносится музыка и позывные «Маяка». Обработав соболей, Сергей приспособил правилки подальше от печки, чтобы к утру шкурки не пересохли, а сам, окликнув собак, вышел на улицу. Снег кончился, и в разрыве пролетающих туч мелькали звезды. Похоже и ветер начал понемногу стихать. Сергей постоял, вслушиваясь в шум леса, стараясь предугадать утреннюю погоду, вернулся в зимовье, и почти тут же за ним запросились собаки. Среди ночи неожиданно проснулся от настороженного рычания. В полусне подумал, что собаки спорят за место ближе к печке, и, не вставая, прикрикнул на них, пообещав выпроводить на улицу. Они, для порядка, поворчали и вновь успокоились. Под утро ветер стих. И, еще лежа в спальном мешке. Сергей начал планировать маршрут предстоящего дня. Прикинул, что хорошо бы пройти в дальний угол участка, где в этом году он не был. Там по невысокому хребтику рос густой ядреный кедрач, а объемистый урожай этого года делал этот район очень привлекательным для всей таежной живности. Сергей был уверен, что соболь, рыская по тайге в поисках добычи, не пропустит этот кедрач. Ночевать там можно в старом брошеном сейсморазведчиками балке. В прошлом году Сергей его подремонтировал и даже успел заготовить дров. Окончательно решив с утра направиться в ту сторону с расчетом за день, с охотой, пересечь все свои угодья, поднялся и, затопив печку, вспомнил, что в зимовье нет воды. Он еще вечером, после обработки пушнины, вылил остатки из ведра в умывальник. Видя, что хозяин собирается на улицу, собаки забеспокоились и подошли к дверям. Сергей прикрикнул, и они с явной неохотой вновь забрались под нары. Он уже неоднократно убеждался в том, что утром, как только они оказывались за порогом, тут же начинали обыскивать окрестности в поисках добычи. Часто бывало, что он еще не успевал выйти из дома, а собаки уже находили и облаивали первую белку, совсем в стороне от выбранного им направления, а потом в азарте поиска уводили его в любую сторону. Сегодня он твердо решил пройти по намеченному маршруту, поэтому, прихватив ведро, и прежде чем шагнуть на тропу, подпер дверь поленом, лишая собак возможности выйти следом за ним. За ночь тропинку к ручью завалило снегом и ему пришлось протаптывать спуск почти на ощупь, по памяти, да еще взять в левую руку пешню, так как он был уверен, что прорубь придется раздалбливать. Разгребая ногами снег, стараясь обновить, протоптать заваленную тропу, начал спускаться по склону.
Когда человек из дня в день на протяжении многих лет ходит по одному и тому же месту, деревья и все, что он видит перед собой, с фотографической точностью отпечатываются в его памяти, и любое нарушение вызывает чувство настороженности. Завернув за старый вывороченный пень, вот уже несколько лет перегораживающий прямой спуск к воде, он подсознательно уловил какие-то изменения на той стороне ручья. Еще не окончательно поняв, что происходит, интуитивно почувствовал опасность. Резко остановился и, обшаривая взглядом противоположный берег, в густом низкорослом молодом ельнике вдруг увидел какое-то темное бесформенное пятно. Он твердо знал, что вчера его там не было. Утренние сумерки скрадывали очертания, и только когда пятно неожиданно шевельнулось, он ясно разглядел медвежью голову. Зверь смотрел на человека и медленно, как кошка, припадал к земле, готовясь к нападению. Сергей понял, что он выжидает, когда человек спустится на лед и окажется от него на расстоянии прыжка. Тогда — конец.
Морозы в начале месяца и последующие снегопады надежно прикрыли все берлоги. Он понял, что вчера вечером ему не померещилось. Это шатун. Оголодавший зверь, по каким-то причинам не сумевший обеспечить себе сытую дремотную зимовку. Голод лишил его страха перед человеком и гонит по заснеженной тайге в поисках пропитания. Это он вчера шел по его следу и караулил рядом с зимовьем, это его близкое присутствие чуяли собаки, когда ночью пытались выйти на улицу. Тогда он мог встретить его с оружием в руках, что в какой-то мере уравнивало их шансы. Сейчас человек стал для зверя просто добычей. Сергей мгновенно понял всю неотвратимость опасности и был уверен, что стоит ему побежать в сторону зимовья или просто резко повернуться к медведю спиной, тот кинется и сомнет его на втором или третьем прыжке, а пешня, которую он судорожно сжимал рукой, из-за короткого черенка не сможет послужить рогатиной, способной сдержать нападение и остановить зверя. Не спуская с него глаз, Сергей поставил ведро на снег и начал пятиться в сторону зимовья, где на гвозде в тамбуре висела заряженная пулей вертикалка 12 калибра. Он ежегодно выкупал в ко опзверопромхозе лицензию на отстрел лося. Для добычи массивного и крепкого на рану сохатого требовалось хорошо пристреленное и обладающее большой убойной силой оружие. Удар тяжелой пули такого ружья, даже не по месту, останавливал любого зверя. Продолжая медленно отступать, он старался не сбиться с протоптанного следа, а когда левым плечом коснулся корней выворотка, мысленно прикинул, что до дверей тамбура осталось не более 10 метров. Появилась надежда, что по каким-то причинам замешкавшийся с нападением зверь даст ему возможность добраться до ружья, но тут с приглушенным коротким рыком медведь поднялся на задние лапы, и Сергей понял, что сейчас он пойдет на него. Перехватив пешню в правую руку, охотник с силой метнул ее в сторону хищника, стараясь попасть в стоящее на снегу ведро, рассчитывая, что звон железа хотя бы на мгновение задержит зверя. Тут же развернувшись он кинулся к дверям, одновременно услышав, как сзади зазвенело ведро и хрустнул снег под тяжелым прыжком зверя. Все дальнейшее произошло за спрессованное до долей секунды время. Сергей успел сорвать со стены ружье и повернуться навстречу медведю, когда тот вздыбил, закрывая дверной проем. Смрадно тяжелый запах зверя ударил в лицо. Вскидывая ружье к плечу, он одновременно сдернул предохранитель и выстрелил в нависшую над ним тушу. Откинутый ударом пули медведь опрокинулся на спину, а Сергей услышал, как рядом злобно лают и грызут закрытую дверь собаки. Резким ударом ноги он отбросил полено, которое, запирая дверь, лишало их возможности прийти к нему на помощь, и они, чуть не сбив его с ног, выскочили на снег и злобно вцепились в ворочающуюся рядом с порогом тамбура тушу. Руками, дрожавшими от нервного напряжения. он выдернул из патронташа, висевшего рядом с ружьем, два пулевых патрона и. выбрав момент, когда зверь, отбиваясь от наседающих собак, повернулся к нему боком, всадил в него еще две пули. Захрипев, кровавя снег, тот осел на землю, почти уткнувшись мордой в порог тамбура. и задергался в судорогах. Все было кончено.
За долгую полевую жизнь геолога Сергей Иванович прошел тысячи километров нехожеными тропами, но только два раза в таежной глухомани ему один на один пришлось столкнуться с агрессивными голодными хищниками. Последствия такой встречи никогда невозможно предугадать заранее. Вот и в это утро до последнего мгновения оставалось неясным: кто сегодня будет завтракать — человек или зверь? Повезло человеку.
Отдышавшись, сидя на пороге и постепенно приходя в себя, Сергей с трудом успокоил и отогнал собак. Стволами вновь заряженного ружья пошевелил оскаленную медвежью голову и только убедившись, что зверь мертв, перевернул его на спину, освобождая проход, и начал повторный спуск к ручью. Подобрал сбитое ударом пешни и скатившееся на лед ведро, а потом еще долго разыскивал в снегу саму пешню. Пока чистил от снега, раздалбливал прихваченную морозом прорубь и носил в зимовье воду время подошло к обеду, а еще надо было свежевать добытого медведя. Запланированный утром маршрут приходилось переносить на завтра. Некоторое время он постоял над поверженным зверем, пытаясь определить причину, толкнувшую его на смертельный конфликт с охотником, но так и не понял, что заставило этого крупного и внешне вполне здорового самца напасть на человека. Только начав обрабатывать тушу, он увидел, что медведь был предельно истощен и в любом случае должен был погибнуть от голода еще в первую половину зимы, а когда из правой передней лопатки извлек застрявшую там карабинную пулю, стало понятно, что еще ранней осенью он попал под неудачный выстрел. Вероятно, стреляли издалека или пуля срикошетила от ствола дерева,
так как пробивная сила прямого попадания из боевого карабина обычно столь велика, что прошивает тело зверя насксозь. Очевидно, тот. кто стрелял. побоялся преследовать раненого хищника, а покалеченный медведь так и не смог окончательно оправиться от ранения и накопить жир для предстоящей зимовки
С первых лет перестройки практически был полностью утрачен государственный контроль над охотпромыслом. В тайге начали появляться люди, не признающие ни божеских, ни людских законов. Они уничтожали все живое, что попадалось на их пути. Времена, когда охотники, заканчивая сезон, безбоязненно оставляли в зимовьях под нарами связки капканов и пачки патронов, а на лабазе рядом с зимовьем хранили продукты, отошли в прошлое. Сегодня двуногие хищники, как скользкая плесень, выползающая из грязных углов перестроечного «рая», грабят охотизбушки, тащат все, что могут унести, вплоть до старой посуды, служившей не одному поколению таежников
Такие невеселые мысли и жуткие, до холодного пота воспоминания о той страшной встрече с оголодавшим хищником навалились на Сергея Ивановича в это утро, когда он вновь растопив печку и поставив на нее чайник, экономя керосин, притушил лампу так, что ее свет чуть выхватывал из темноты круг старой затертой клеенки на столе, а сам лег поверх спального мешка. Незаметно вновь задремал и окончательно проснулся оттого, что приученные к порядку собаки, скуля, запросились на улицу. Печка разгорелась и от нее несло жаром, чайник кипел, постукивая крышкой, а лампа на столе нещадно чадила, и по зимовью, на уровне нар. растекаясь висел пласт копоти, от которого почерневшие стены казались еще более черными. Сергей Иванович поднялся, выпустил собак, загасил лампу и. отхаркиваясь от копоти, вышел следом в предрассветную темноту леса. Какое-то время он молча стоял, вслушиваясь в морозную тишину тайги, и ему казалось, что во всем этом огромном укрытом снегом необозримом пространстве он один. Одинокий человек, а над ним медленно проплывают миллиарды миров звездного неба и всепоглощающая тишина вечности. Вся его жизнь полевого геолога была связана с тайгой. Много лет прошло с тех пор, как, окончив институт, он ушел в свой первый самостоятельный маршрут. Профессия рудознатца дала ему не только знания, послужившие фундаментом его работы и жизни, но открыла перед ним все необозримые просторы восточных регионов Отчизны. Теперь, похоже, пришла пора подводить черту. По возрасту он уже давно был на пенсии, но первые годы продолжал работать, так как не мыслил свою жизнь в отрыве от геологии. Жизнь без летних сказочно волшебно-прекрасных таежных рассветов и морозных утренников ранней осени, когда желтая хвоя на лиственницах, покрытая кристалликами ночного инея, алмазно сверкает в лучах восходящего солнца. Потом с развалом СОЮЗА и началом разграбления всего, что было создано упорным трудом целого поколения советских геологов, началось планомерное уничтожение самой геологии как самостоятельной отрасли промышленности. Государство практически почти полностью прекратило финансирование всех поисково-разведочных, геологических и геофизических исследований. Начался массовый уход специалистов и отток людей с территорий, освоение и благосостояние которых полностью, на сто процентов, зависело от работы геологов, ибо они первыми приходили и начинали обустраивать районы, где впоследствии вырастали поселки. Попав под каток демоперестроичных выкрутасов кто-то покорно лег рядом с раздавленной геологией, кто-то продолжал цепляться за крохотные дозы материального благополучия, месяцами не получая зарплату ходил на работу или делал вид, что продолжает работать, и только очень мало было таких, кто открыто и громко протестовал, пытаясь загасить красный фонарь Российского перестроечного бардака.
Сергей Иванович в одночасье оказался среди тех, кого просто выдавили и лишили возможности заниматься делом, которому он посвятил всю жизнь. 8 отличие от многих своих товарищей, так и не сумевших определиться в этом перевернутом мире, он ушел в тайгу. Ему повезло. Он любил, знал, глубоко осознанно и бережно относился к ее жизни, и тайга отвечала ему взаимностью. Проживая как бы в стороне от кавардачных перемен, калечивших судьбы людей, он не мог оставаться безучастным наблюдателем.
Багаж знаний и весь опыт работы, накопленный им за многие годы геологических исследований на просторах Сибири. Якутии и Урала, сегодня оказался никому не нужным. Обидно и больно было сознавать, что тысячи его соратников и побратимов в одночасье стали, если не изгоями, то невостребованными и ненужными государству, которому они верно служили всю жизнь. Месторождения, открытые ими, оказались захваченными жадными алчными людьми, для которых вся цель, все стремления были и остаются направленными только на собственное обогащение.
Сергей Иванович, следуя годами укоренившейся привычке, ставшей как бы его вторым Я, не мог пройти равнодушно мимо встреченного в тайге скального обнажения пород, даже россыпь под корнями выворотка привлекала его внимание. Он всегда по возможности тщательно и скрупулезно обследовал их, отбирал образцы, нанося на карту место отбора. а потом уже в зимовье внимательно и вдумчиво изучал. Вел для себя полевые дневники и долгими зимними вечерами, перечитывая записи, анализировал собранный материал, убеждал себя, что придет время и его труды будут востребованы, и его находки и выводы еще обязательно потребуются людям.
Вот уже вторую осень Сергей Иванович чувствовал, что все труднее даются ему таежные километры. Три года назад, отмечая свое семидесятилетие, он был уверен, что впереди у него еще не менее десяти продуктивных и напряженных охотничьих сезонов, но похоже ошибся в своих оптимистических прогнозах. В короткие, бесконечно долгие зимние вечера в зимовье, упрятанном в глубине иркутской тайги, на берегу извилистой порожистой реки он начал понимать, что кончается его время. Понемногу, почти незаметно для окружающих, но не для себя, начали уходить силы. Началось с того, что однажды он почувствовал, как резко упала острота слуха. Он уже не мог слышать собак на расстоянии нескольких сотен метров. Приходилось идти к ним, придерживаясь их следа, и только так ему удавалось подойти к найденному ими зверьку. Он уже много раз возвращался в зимовье почти пустым. Несколько белок на поняге задень утомительной ходьбы по таежным буреломам и случайно (накоротке) добытый соболь только подтверждали его выводы. Собаки, приученные держать соболя до прихода охотника, теперь не понимали, почему им приходится сутками облаивать загнанного на дерево зверька, а бывало, что хозяин так и не приходил. Они возвращались к зимовью на второй или третий день, голодные и предельно измотанные. Повиливали хвостами и, казалось, недоуменно, укоризненно заглядывали ему в лицо. А тут еще в угодьях он уже дважды натыкался на припорошенные снегом следы волков, и такое соседство грозило потерей верных помощников.
До дня выхода из тайги, когда по договоренности с сыном тот должен был заехать за ним. оставалось менее недели. и Сергей решил, что последние дни он потратит на поиски лося. Лицензию на отстрел надо было закрыть до нового года, но он уже окончательно определился, что этот сезон будет для него последним и он навсегда распрощается с этими ставшими для него до боли родными таежными угодьями. Сейчас он стремился полностью и наиболее продуктивно завершить свою долголетнюю охотничью эпопею. Последние годы он проводил на своем участке, почти не выезжая в поселок, и досконально исследовал весь район. За этот период он исходил его вдоль и поперек и знал, где с осени сохатые сбиваются в небольшие группы по три-четыре особи. Одна такая семья из трех голов — быка, матки и весеннего теленка — прижилась на участке молодой поросли осинника, на краю гари, в пяти-шести километрах от его зимовья. Их следы он неоднократно пересекал, когда, преследуя соболя, выходил в тот район. Теперь он хотел отстрелять быка и, хоть был уверен, что сделать это весьма не просто, надеялся на свой опыт. Сохатый — зверь чуткий и очень осторожный. Если почувствует опасность, к нему практически невозможно будет подойти на расстояние уверенного выстрела. В начале Сергей планировал, оставив собак в зимовье, попробовать подобраться к лосям скрадом, но погода последних дней спутала карты. Всю неделю на чистом безоблачном небе сияло не по-зимнему яркое солнце, и днем снег начинал чуть подтаивать, а ночью его прихватывало морозцем, и утром образовывался не толстый, но хрустящий наст. По такому насту надеяться скрытно и тихо подойти к зверю невозможно. Приходилось рассчитывать только на собак.
Дожидаясь рассвета Сергей Иванович, коротая время, перезарядил прошлогодние пулевые патроны, а перед выходом затолкнул в патронташ еще десяток, снаряженных картечью, да в оставшиеся пустые гнезда сунул несколько дробовых зарядов (на случай если придется стрелять по белке). Сегодня это было бы крайне нежелательно и могло произойти только, если до вечера он так и не обнаружит следов лосей. Возвращаться пустым для него было непомерно обидно. Картечные патроны он начал постоянно носить с собой еще два года назад, когда на участке, впервые за много лет. наткнулся на свежие волчьи следы. Тогда напуганные резким волчьим запахом собаки бросили поиск и весь день не отходили от хозяина далее 50-ти метров. На следующее утро по следам он разобрался в случившемся. В ту осень стая из шести-семи волков с периодичностью в восемь-десять дней наведывалась в его угодья. Их тропа обычно проходила вдоль северной границы участка, но по опыту прошлых лет. когда ему приходилось сталкиваться с волками восточных склонов Урала и в бассейне Вилюя, он знал, что гонимые голодом к середине зимы они обязательно начнут расширять район своих владений и проложат тропу к его зимовьям.
Волк извечно был и остается врагом человека. Его отлавливали в ямы, травили ядами, устраивали коллективные облавы, а в советское время уничтожали с вертолетов, но он продолжал уверенно собирать дань со всего живого, что встречалось на его пути. Во время войны количество серых разбойников резко возросло. Мужики ушли и сражались на фронтах, а волки ринулись в наступление, терроризируя женщин и стариков в опустевших российских деревнях. Потребовалось целое послевоенное десятилетие, чтобы оттеснить хищников обратно в глубь тайги. Вторая волна волчьей напасти пришлась на время перестроечного распада и продолжается до сих дней.
Сегодня, собираясь за сохатым. Сергей Иванович понимал, что рискует потерять собак, так как последнюю неделю, проверяя капканный путик, он натыкался на следы волков не далее трех-пяти километров от зимовья. Он решил, что возьмет собак на поводки и отпустит, только когда выйдет на след лосиного семейства. Его успокаивало, что волчья тропа, хоть и приблизилась к зимовью, проходила по северной стороне участка и пока еще не пересекалась со следами лосей. Дождавшись рассвета, когда на фоне чуть просветлевшего неба начали просматриваться вершины елей на той стороне ручья. Сергей, предугадывая, что при любом, даже удачном, раскладе ему придется следующую ночь провести на сендухе, свернул и крепко привязал к поняге кусок тонкого плащевого брезента, предварительно проверив и убедившись в том, что он не забыл ничего из снаряжения, подготовленного еще с вечера.
Взяв собак на поводки, охотник вышел на тропу. Вначале они цеплялись за кусты, но уже через полчаса, уловив темп и направление его хода, спокойно и слаженно пошли впереди, лишь изредка отвлекаясь на беличий след, пересекающий тропу. Сергей молча дергал поводок, и они послушно возвращались на место. К распадку, где ранее он встречал следы лосей, они вышли, когда уже совсем рассвело и на голубовато-белый снег легли вытянутые корявые тени осин.
Несколько минут он молча стоял, напряженно прислушиваясь и всматриваясь в молчащую тишину тайги, а потом тихо, стараясь не создавать шума, двинулся вдоль кромки осинника, где ранее встречал следы зверей. Еще с вечера он настраивал себя на длительный поиск и когда собаки, спокойно шедшие рядом, неожиданно заволновались и потянули его в глубину низкорослого молодого подростка, понял: лоси где- то рядом. Он послушно пошел за ними и уже метров через сто или сто пятьдесят наткнулся на свежую ночную лежку зверей. Вероятно, услышав его шаги, лосиное семейство поднялось с пригретого места и, судя по следам, спокойно и неспешно двинулись вдоль распадка, постепенно заворачивая в сторону старого горельника.
Собаки возбужденно рвали поводки. Сергей снял ошейники и, подтолкнув их на след, сам кинулся им вдогонку. Только убедившись, что они прочно вцепились в свежие следы лосиного наброда. он резко сбавил темп и уже неторопливо двинулся за ними. Где-то через полчаса, или чуть более, до него долетел чуть слышный лай. Сергей остановился и прислушался, стараясь определить направление хода лосей. Лай то умолкал, то наваливался с новой силой. Скоро ему удалось вычислить направление хода зверей. Он понял, что сохатые с короткими остановками, когда собакам удается задержать их на месте, стараются уйти от назойливой, голосистой пары, тянут в сторону старой гари. Несколько раз ему удавалось подойти к лосям относительно близко, но, когда он уже готовился к выстрелу. они срывались и уходили. Похоже, звери улавливали запах человека или шорох его шагов. Уже во второй половине дня ему, наконец, удалось подойти к лосям на расстояние верного выстрела. Он, крадучись, стараясь ступать бесшумно, вышел на край горельника, куда по направлению перемещающегося лая двигались преследуемые собаками звери. Прижавшись к стволу невысокой разлапистой ели, на самом краю старой гари он напряженно всматривался в просвет между густой порослью осинника.

Расчет оказался верным. Преследуемые собаками лоси вышли на край гари, именно в том месте, где он ожидал их увидеть. Вначале матка с теленком, а следом, злобно фыркая с пеной на морде, угрожающе мотая рогатой головой, стараясь зацепить наседающих собак, в просвете остановился бык. Собаки стремились обойти его, но он резко поворачивался к ним мордой, при этом выбрасывал передние ноги, норовя попасть копытом в ту. которая оказывалась ближе, но они. проворно уворачиваясь. отскакивали в сторону. Сергей вскинул ружье и. выбрав момент, когда бык, наклоняя голову, кинулся на собак, прицельно выстрелил ему в шею. Пуля перебила позвонок, и сохатый, головой пропахав снег, рухнул на землю. Для большей уверенности Сергей выстрелом из второго ствола добил пытающегося подняться на ноги лося. Собаки тут же оседлали еще живого зверя, а он в страстном последнем порыве сил хотел стряхнуть их и судорожно бился на снегу, но жизнь уходила из могучего тела. Бессильно дернулись мускулы на задних ногах, опали и повисли уши.
Охотник уже не спеша снял понягу и, достав топор, начал выбирать подходящую для костра сухостойную лесину. Он прикинул, что оставшегося светлого времени ему только-только хватит на разделку добычи и эту ночь придется коротать у костра. Для него ночевка на сендухе была привычной. За многие сезоны охоты ему неоднократно приходилось, отогреваясь крепким чаем, коротать у костра долгие морозные ночи. Теперь, уже торопясь, он свалил три не толстых, но до звона высушенных лиственничных ствола на краю гари и, разжигая костер, набил снегом котелок. Потом взялся свежевать тушу сохатого, стараясь по возможности управиться до темноты, но как ни торопился, морозная тьма ночи накрыла тайгу, когда он успел обработать чуть более половины, и доканчивать работу ему пришлось уже при свете костра. Хорошо, хоть дров он успел нарубить еще до темноты и оборудовать под ночлег облюбованное место. Притащил из ближайшего ельника охапку веток, разгреб снег и уложил ветки на землю, а сверху прикрыл их снятой лосиной шкурой. Рядом, под углом к костру и к месту ночлега, натянул на трех шестах прихваченный из зимовья брезент так, чтобы тепло от ровного пламени нодьи отражалось и прогревало место, где он будет лежать. Потом отошел в сторону и убедившись, что все получилось нормально, начал разрубать на подручные куски уже чуть прихваченную морозом тушу. Раскидав мясо на отдельные кучи с расчетом, что за длиную ночь они успеют промерзнуть, он заполнил котелок мелко нарубленными кусками грудинки и, повесив над огнем, облегченно улегся на шкуру. Все это время досыта накормленные собаки лежали рядом с костром, наблюдая за работой хозяина и лишь изредка чем-то потревоженные отходили в сторону и, только убедившись, что в тайге все тихо, возвращаясь, занимали свои места по обе стороны нодьи.
Пока в котелке закипала вода и доваривалось мясо, Сергей, лежа на шкуре и пригретый ровным, спокойным пламенем, только сейчас почувствовал, как тяжесть усталости все больше придавливает тело. Надо было вставать, поправлять дрова в нодье и хорошо бы еще свалить пару лесин, чтобы обеспечить тепло на всю бесконечно долгую морозную ночь. Физическое напряжение прошедшего дня так его вымотало, что, несмотря на требование разума, он решил, что возьмется за топор только, когда холод начнет донимать и прогорят сутунки, сложенные в нодью. Сергей стащил с ног ичиги, подсунул их под голову и, не дожидаясь, когда сварится мясо, задремал. Очнулся где-то через час в момент, когда почувствовал, как сквозь шерстяные носки начало припекать ступни ног. Нодья горела ровным жарким пламенем, и тепло от нее и от натянутого брезента хорошо прогревало шкуру и место, на котором он лежал. Вода в котелке почти выкипела, и ему вновь пришлось набивать его снегом. Сергей заставил себя подняться и. пересиливая непомерную усталость, взялся за топор. Пока в темноте заготавливал дрова и перетаскивал их к костру, мясо хорошо проварилось, и он, поужинав, вновь улегся на шкуру. Ночью ему еще трижды пришлось вставать с нагретого ложа, поправляя нодью, и он даже вслух похвалил себя за то, что с вечера заготовил сухостойные лиственные поленья. Услышав голос хозяина, собаки, лениво и сытно потягиваясь, подходили к костру, выжидательно смотрели на него и. только убедившись, что человек не собирается никуда идти, возвращались на свои места.
Утром, незадолго до рассвета, Сергей начал собираться домой. Он перетаскал и сложил все мясо в одну кучу, предварительно плотно загрузив понягу, и, подымая ее на плечи прикинул, что ему придется крепко потрудиться прежде, чем он дотащит ее до зимовья. Потом подумав, разделся до пояса, снял пропитанную потом майку и водрузил ее на невысокий шест в центре собранной и прикрытой брезентом кучи мяса. Он рассчитывал, что запах человека остановит таежных хищников, когда те захотят полакомиться на дармовщину. Он знал, что даже голодный волк вряд ли осмелится подойти к мясу, когда учует этот запах, и только пакостливая и дерзкая росомаха может растащить по окрестности его захоронение, но росомах тут было очень мало. По крайней мере, в этом сезоне он еще не встречал на своем участке их следов.

Небо над тайгой чуть просветлело, когда Сергей, подозвав собак, надел на них ошейники и привязал к ним красные матерчатые ленты, рассчитывая, что такое украшение послужит отпугивающим средством в случае неожиданной встречи с волками. Потом с трудом надев на плечи понягу и чуть пошатываясь от вчерашней усталости и тяжести груза, встал на свою тропу. В распадок к зимовью он вышел уже к вечеру. За день обратной дороги с тяжело нагруженной мясом понягой ему удалось добыть тройку бельчат, да отдохнувшие собаки накоротке перехватили соболя, и он легко, одним выстрелом, снял его с дерева, практически не сходя с тропы. Уже на подходе к дому он уловил запах дыма и обрадовано подумал, что это, вероятно, приехали за ним. Хотя до обусловленного срока оставалось еще два дня. Собаки, обгоняя его, умчались к зимовью, но вдруг он услышал впереди заливистый, лай и понял, что там кто-то чужой.
Сергей Иванович не принадлежал к людям безрассудной храбрости. Всякий, кто осознает опасность, начинает волноваться. Долгая таежная жизнь научила его осторожности, и он стремился всегда обезопасить себя от любой неожиданности и умел находить выход практически из любого, самого трудного положения. Геологическая практика сделала его осмотрительным и с годами научила умению выпутываться, как казалось, из безнадежной ситуации. Всякий раз, когда по долгу службы или стечению обстоятельств ему приходилось принимать решения, грозящие опасностью лично ему или его спутникам, он напряженно обдумывал сложившееся положение, стараясь до предела уменьшить фактор риска. Зная, что неожиданное появление нежданных и непрошеных гостей может обернуться для охотника бедой, он снял с плеча ружье и. перезарядив стволы картечью, неспешно вышел на поляну перед домом.
Всего на его охотничьем участке было три зимовья, построенных с учетом одного дневного перехода, а это (крайнее) располагалось на его южной границе. От него до лесовозной трассы напрямую было не более двух километров, и обычно сын оставлял машину на дороге у охотизбушки соседа, а сам приходил в зимовье, где и дожидался выхода отца из тайги. Когда Сергей пересекал поляну и уже подходил к дому, увидел на пороге тамбура силуэт крупного мужчины и собак, которые, приседая на задние лапы, злобно облаивали незнакомца. Сергей внешне уверенно и спокойно подошел к зимовью, прикрикнул на собак, и они недовольно ворча отошли в сторону. Отряхивая ичиги от снега, вопросительно глядел на гостя, но так и не дождавшись от него ни слова привета, радушно поздоровался первым. Тот что-то буркнул в ответ, а в дверях появился и встал на пороге еще один пришелец. Это был плотный коренастый мужик 40—45-ти лет с недельной щетиной на лице. Он широко улыбался, но глаза смотрели настороженно, холодно.
— Здравствуй, дед. Твое зимовье? — и, не дожидаясь ответа, продолжил: — Мы тут заночуем у тебя. Лады?
— У нас гостей не выгоняют. Ночуйте. Только не обессудьте — места у
меня мало. Сейчас сын с друзьями должен подъехать. Откуда вы. гостюшки?—спросил Сергей, уже стоя на пороге и пропуская их вперед. Он успел определить, что тому, кого он встретил первым, было не более 25 лет. Старший, чуть замешкавшись, ответил:
— Да вот, ищем подходящее место. Хотим застолбить участок. Решили промыслом заняться. Авось повезет. — Помолчав, продолжил: А то времена сейчас сам знаешь какие. Волчьи. Как потопаешь, так и полопаешь. А ты, дед. с добычей пришел? — Не то спрашивая, не то утверждая, поинтересовался мужик. — Собаки, похоже, у тебя классные?
— Нормальные собаки.
Сергей снял ружье и по установившейся годами привычке вынул из стволов патроны, а ружье повесил на гвоздь в тамбуре. Обычно, разряжая оружие, он возвращал невыстреленные патроны в пустые гнезда патронташа, сегодня же сунул их в карман куртки. Шагнув за порог, он окинул зимовье взглядом и первое, что почувствовал, был запах водочного перегара. В центре стола стояли почти пустая бутылка водки и две начатые банки дешевых рыбных консервов, валялись небрежно нарезанные куски колбасы. Мужики уселись на нарах по обе стороны стола, и Сергею ничего не оставалось, как примоститься на чурку возле печки. Не раздеваясь и не снимая патронташ, он устало привалился к стене и сквозь приспущенные веки внимательно смотрел на неожиданных гостей.
— А вы не очень приветливо встречаете хозяина.
Старший чуть замешкался, потом быстро вылез из-за стола, сказал:
— Извини, дед, подрастерялись. Проходи к столу. Давай знакомиться. Меня Николаем зовут. А это, — он кивнул головой в сторону напарника. — Иннокентий. Кеха значит. А тебя, дед?
— Зовите Сергеем Ивановичем. Я гляжу, вода есть. — Он посмотрел в стоящее на лавке ведро. — Чай поставьте. Я пока собак накормлю.
Старший, наклонившись, спросил:
— Может. Сергей Иванович, водки выпьешь с устатку? У нас есть.
— Выпью, но сначала надо собак накормить. Охотнички…
Прихватив ведро с остатками вчерашнего собачьего корма, он вышел на улицу. Нарочито громко гремя мисками и разговаривая с собаками, он зашел за первую от зимовья поленницу дров и вытащил из лежащей на земле присыпанной снегом пустотелой валежины магазинный карабин ТОЗ-18. Там же находилась аккуратно завернутая в промасленную мешковину «Белка». Сергей постоянно охотился с этим удобным оружием, а тяжелую вертикалку использовал только для отстрела зверя. Тщательно замаскировав нарушенный снежный покров, он, вернувшись к дому, поставил карабин в темный угол тамбура, а сам, прихватив понягу. зашел в зимовье.
Неожиданные гости и манера их поведения вызвали у Сергея чувство неосознанного подозрения и настороженности. Последние годы всякий человеческий хлам, выкинутый на поверхность грязными перестроечными завихрениями, все чаще и глубже начал проникать в таежные угодья. Пока он занимался с собаками, мужики успели прибрать на столе, протерли стаканы, выставили непочатую бутылку, а сами переместились на одну сторону стола, ожидая его прихода. Сергей поставил понягу на свободный край нар. рядом разместил шкурки белок, а соболя аккуратно уложил на полке под окном возле правилки и только потом подвинулся к столу. — Что-то, мужики, пригорюнились? Ну, раз грозился, наливай, — сказал он, обращаясь к старшему.
Потом они долго сидели, обсуждая таежные проблемы, и по мере того, как постепенно хмелели гости и развязывались языки. Сергей все больше убеждался в том, что они совсем не те наивные горожане, коих перестроечная экономика вытолкнула на обочину жизни и заставила искать удачу в рисковом таежном промысле. Сергей умел пить, практически долго не хмелея, и когда Николай достал из сумки еще одну бутылку, не стал возражать, открыл понягу, поставил на стол котелок с остатками вареной грудинки и предложил сварить мяса или нажарить печенки. Мужики радостно поддержали. Сергей встал, чуть пошатнулся, неспешно подошел к печке и. достав с полки сковородку, начал нарезать печенку.
На улице неожиданно залаяли собаки, но тут же замолчали, а лай сменился радостным повизгиванием. Сергей понял, что пришел кто-то хорошо им знакомый и одновременно услышал в тамбуре за дверью зимовья голос сына, успокаивающего собак. Он собрался выйти навстречу, когда в отворившуюся дверь протиснулась фигура крупного мужчины с рюкзаком на спине, в котором Сергей узнал старого школьного друга сына Алеху Грязного. Следом за Алексеем вошел сын. В маленьком зимовье стало непривычно многолюдно. Пять здоровых мужиков еле разместились по углам на нарах. Незанятым остался только узкий проход от печки до стола, но прямо у дверей его перегораживали два рюкзака сына и Алексея, не уместившиеся под нарами.
Пока Сергей Иванович нарезал печенку, пристраивал на печке сковородку. добавлял в нее масло, мужики, тесно разместившись у стола, после несложной процедуры знакомства, вели вялотекущий негромкий разговор о перспективах таежного промысла этого года и прогнозах на будущее. Только после того, как хозяин попросил очистить стол и водрузил в центре его полную до краев сковородку и по всему зимовью распространился волнующий дразнящий запах свеженины, ребята, разлив по стаканам, опорожнили бутылку гостей, беседа приняла более раскованный характер. Спустя какое-то время на столе появилась еще одна бутылка водки, уже из запасов хозяев, и разговор пошел о результативности и удаче в нелегком таежном промысле. Николай рассказывал, что два сезона он отработал в геологической партии а Эвенкии, где встречался с охотниками-промысловиками, и тогда у него зародилось желание попробовать самому заняться этой, в его понятии, нетрудной, но доходной профессией. Сергей Иванович, не переча и одобрительно поддакивая, выслушивал красочные, но далекие от реальной действительности мечты захмелевшего мужика. Антон с другом тоже хорошо понимали наивность бредовой хмельной фантазии, но слушали и только отдельными ироничными репликами прерывали обильное словоизлияние гостя.
Тон вечерней беседы задавал Николай, а Кеха только поддакивал старшему, да изредка вставлял замечания, но по тому, какой это делал. Сергей понял, что в этом тандеме тот играет роль исполнителя, лишенного права принятия самостоятельных решений. По отдельным словам и оборотам цветастой речи, присущей обитателям «зоны», по наличию наколок на руках гостей Сергей сделал вывод об их недавнем прошлом. А по настойчивому желанию узнать о количестве добытый им пушнины и месте ее хранения предположил, что еще до его возвращения они обшарили зимовье и ближайшие окрестности в поисках его добычи, но ничего не найдя, теперь делали ставку на пьяную старческую болтливость хозяина. Неожиданный приход сына и его друга, похоже, озадачил и смешал планы гостей.
Несколько последних лет многие охотники, на день уходя из зимовья, прятали добытую пушнину в только им известных местах. Такое место было и у него. Метрах в трехстах от избушки Сергей подобрал густой развесистый кедр. Про такое дерево говорят, что в его кроне медведя можно спрятать. Ему сварили на заказ объемистый металлический ящик с двумя крепкими ручками, и он, используя сук как ролик лебедки, поднимал его на дерево, где этот «сундук», надежно прикрытый густой хвоей, скрывался от чужих глаз. Выходя на тропу. Сергей замаскировал свой след, а когда его чуть присыпало снегом обнаружить схрон среди тысяч других деревьев становилось практически невозможно.
Сидя за столом. Сергей, удовлетворяя неуемное любопытство гостей, как бы случайно проговорился, что в этом сезоне ему не повезло, и он только-только сможет натянуть на план. А на вопрос Николая: «А какой план-то, Сергей Иванович?» ответил, что в этом году договор с ним заключили на тридцать соболей и сто пятьдесят белок. По тому, как жадно заблестели глаза собеседника и как, оторвавшись от сковородки. Кеха напряженно повернулся в его сторону, он понял, что верно угадал цель их появления в угодьях. Сергей даже почувствовал облегчение от того, что его интуитивные догадки находят все новые и явные обоснованные подтверждения. Теперь, когда они считают, что смогли выудить у подпившего старика первые, но столь важные для них сведения о количестве припрятанной пушнины, им остается только выведать место, где она хранится. Сергей понимал, что они постараются дождаться пока он вновь останется один и только тогда начнут действовать. Они не догадывались, что он собирается закончить этот сезон и выехать в поселок. До официального срока закрытия охоты в феврале и выхода из тайги всех охотников было еще далеко. Они, вероятно, рассчитывали, что, забрав сохатину, сын с другом уедут в город, а старик, оставшись наедине с гостями, не сумеет скрыть от них место, где хранится добытая пушнина и им удастся грабануть беспечно-доверчивого охотника.
Подобные случаи уже были в этом краю. Так, осенью прошлого года еще до открытия зимнего промысла на перегоне железной дороги было найдено тело одного из старейших охотников коопзверопромхоза Валерия Поделкина. Он вышел на ближайший полустанок, и там его видели, когда он садился в электричку, шедшую в сторону города. Охотник вез на сдачу в участок добытую осенью ондатру и. вероятно, неосторожно сказал об этом кому-то из вагонных попутчиков. Его убили, ограбили, а тело на ходу выбросили с поезда. Преступников так и не нашли. Охотники долго обсуждали эту трагедию, послужившую грозным предупреждением для всех, кто, выходя из тайги, нес на себе добычу сезона. После гибели Поделкина они всегда старались выбираться из леса совместно по два-три человека и. только сдав пушнину приемщику кооппромхоза, позволяли себе расслабиться в знакомой дружеской компании.
Пока ребята вели с гостями долгую застольную беседу. Сергей успел обработать соболя и, натянув шкурку на правилку, взялся за белок. Мужики вначале пристально с нескрываемым любопытством наблюдали за его работой, и по тому, с какой неподдельной заинтересованностью они это делали, он понял, что вопреки их уверениям о том, что ранее они уже занимались промысловой охотой в Эвенкии, на самом деле никогда не видели, как обрабатывают пушнину. Николай, очевидно, сообразил, что столь неприкрытый интерес к повседневному рутинному охотничьему труду изобличает их, и завел разговор о погоде и о том, как жаль, что поблизости нет магазина. Он с наигранным сожалением покрутил в руках пустую бутылку и. прежде чем поставить ее под стол, спросил:
— А что. Сергей Иванович, тут у тебя рядом есть свободный участок?
— Есть. Только не совсем рядом, а километров 15 на юго-запад. Участок богатый. Там два зимовья, а может и три. Я точно не знаю. Там штатник охотился, да в прошлом году ушел на пенсию. Теперь никого нет. Пустует тайга, — и, помолчав, добавил: — Поговорите в промхозе. Они его закрепят за вами. Только в этом году уже поздновато. Пока вы оружие оформите, собак достанете, продукты закупите да туда заберетесь и сезон кончится. — Нагнувшись над умывальником и обмывая руки, он продолжил: — Утром я покажу и объясню дорогу, ну, а дальше все сами. Задержитесь там на неделю, осмотритесь, прикиньте, что и как и, если понравится, идите в промхоз.
Антон, прислушиваясь к рассуждениям отца, недоуменно покачивал головой, а его друг мало понимал, о чем идет речь и почему дед старается направить гостей в эти отдаленные угодья, когда пустующий участок есть гораздо ближе к дороге. К полуночи начали постепенно стихать разговоры, и мужики уже подремывали, привалившись к прокопченной стене зимовья. Наконец Сергей Иванович предложил располагаться на ночлег и позвал Антона помочь ему привязать собак, при этом, обращаясь к новым знакомым, добавил: «Вы пока посидите. Мы собак привяжем. А то эти звери вам ночью из дома выйти не дадут. Не терпят они чужих».
Мужики согласно закивали в ответ. Сергей, пьяно чертыхаясь, пропустил Антона вперед, шагнул за порог и громко позвал собак. Какое-то время они возились с ними, одновременно прислушиваясь к голосам, доносящимся из-за дверей. Не переставая возиться с собаками. Сергей коротко вполголоса объяснил сыну сложившееся положение и свои подозрения по поводу визита непрошеных гостей.
— Я понял, батя. А нам с Лехой что делать?
— Вы утром собирайтесь и идите за мясом. Я тоже пойду с вами. Вот только гостей проводим. Потом я вернусь с дороги, а вы сами по моим следам выйдете к мясу. Если они не вернутся и уйдут осматривать тот участок, значит они всерьез рассчитывают заняться промыслом, ну а если просто будут пережидать, пока мы уйдем и начнут обшаривать зимовье… Тогда я с ними встречусь и поговорю. Собак с собой возьмите. Ну что, добро?
— Ладно, давай так. Только пока мы ходим как бы беды не случилось. Если ты прав и это бандиты, они просто могут грохнуть тебя и упрячут под валежину.
— Вряд ли они рискнут, зная, что вы недалеко. Но вы все же поторапливайтесь вернуться.
Ночь мужики провели в полудреме. Отдыхать в зимовье, рассчитанном на двоих, пришлось сидя на нарах, привалившись к стене и друг к другу, а утром после двух напряженных ночей Сергей Иванович чувствовал себя разбитым. Да и мужики, вяло собираясь в дорогу, долго сидя за столом, отпаивались чаем. Наконец, окончив затянувшиеся сборы, все вышли на улицу. Ребята, поглядывая на чистый солнечный рассвет, начали поторапливать хозяина, а Сергей Иванович, закинув на плечо карабин и позвав гостей, пошел по тропе в сторону лесовозной трассы, предварительно наказав сыну не дожидаться его возвращения, а по вчерашнему его следу идти за мясом. «Я ребят провожу. Поставлю их на тропу и пойду за вами. «Белку» прихвати, — сказал он Антону. — Может, повезет по дороге. Бельчонку где собаки прихватят. Да и так в тайге без ружья нельзя». Антон снял с гвоздя и закинул на плечо «Белку». Мужики, пожав руки, разошлись, а Сергей торопливо повел гостей за собой, в сторону визирной просеки, проложенной лесоустроителями еще лет пять назад и уже почти заросшей молодой порослью. Когда вышли на визирку, он подробно обьяснил им, как найти зимовье, оставленное старым охотником, на часах было уже десять утра. Наскоро попрощавшись и пожелав им удачи, он заторопился в обратный путь.
Выйдя к зимовью, Сергей прошел к схрону с пушниной и убедившись, что его никто не посещал, нарочито небрежно маскируя свои следы, вышел на тропу, по которой недавно прошли за мясом ребята. Он уже собрался свернуть в куртину молодого ельника, чтобы разжечь костерок, возле которого скоротать время до возвращения ребят или, выждав с час, вернуться в зимовье. Если не обнаружит там вчерашних гостей, значит убедится в их добрых намерениях и необоснованности возникших у него подозрений. Он присмотрел подходящую лесину и уже взялся за топор, когда неожиданно по его следу пришли собаки. Утром они уходили с ребятами, и он рассчитывал, что они весь день пробудут с ними и обязательно приведут их к месту, где он оставил сложенное в кучу мясо добытого лося. Но они, вероятно, быстро убедившись в том, что хозяин где-то отстал в тайге, бросили парней и, разыскав его по следам, теперь довольные и радостные улеглись рядом, выжидательно наблюдая за тем, как он разжигает костер, готовые по первому слову или знаку начать работу. Неожиданное появление собак изменило первоначальный план. Сергей рассчитывал, что если «гости» вернутся с целью поживиться его пушниной, он постарается подойти к ним тихо и накрыть их на месте. Теперь, с появлением собак, это отпадало. Стоит ему пойти в сторону дома, собаки будут обшаривать тайгу впереди по ходу и, если застанут людей у зимовья, обязательно затеют скандал. Он еще надеялся, что его предположения о преступной сущности новых знакомых просто ошибочны и навязаны памятью о недавней гибели Поделкина. Для Сергея было непривычно подозревать и выслеживать людей. Он предпочитал верить в людскую порядочность и, даже когда ему приходилось напрямую сталкиваться с проявлением человеческой подлости, всегда пытался найти оправдательные аргументы.
Сергей посмотрел на часы. С того времени, когда он оставил на тропе двух «гостей», прошло уже более часа, и надо было возвращаться к дому. Для верности проверив магазин карабина и убедившись, что тот полон, Сергей двинулся в сторону зимовья. Собаки с видимым удовлетворением ушли в поиск. Минут через 15, уже на подходе к дереву, где хранилась его сезонная добыча, собаки промелькнули в стороне и деловито ушли вперед, а еще через минуту он услышал злобный разноголосый дружный лай. Охотник понял: новые знакомые посчитали, что пора воспользоваться отсутствием хозяев и, решив поживиться добытой пушниной, вернулись в зимовье. Сергей Иванович не спеша подошел к кедру, где висел ящике пушниной, и, еще на подходе увидев утоптанный вокруг дерева снег, понял, что «гости» по незамаскированному следу вышли к схрону и уже успели унести ящик в сторону зимовья. Почти бегом кинулся Сергей к дому и на краю поляны увидел, как Николай, согнувшись под тяжестью металлического увесистого ящика, спешит по тропе в сторону трассы, а Кеха, отбиваясь палкой от наседающих собак, отступает, прикрывая его отход. Не останавливаясь, охотник на ходу сдернул с плеча карабин и выстрелил в ствол дерева прямо над головой вора. Тот резко сбросил со спины ящик и, пригибаясь, петляя и не оглядываясь, кинулся вдоль тропы. На выстрел мгновенно среагировали собаки: видя убегающего, они отскочили от Кехи и в несколько прыжков догнали и с двух сторон оседлали вора. Пытаясь удержаться на ногах, тот еще успел сделать несколько замысловатых па, но они сбили его с ног и принялись рвать, стараясь вцепиться в горло. Пока Сергей добежал и, ухватив за ошейники собак, оттаскивал их от барахтающегося в снегу Николая, они успели изрядно его потрепать. Потом уже по завершению схватки Сергей подобрал клочки телогрейки и разглядел на снегу следы крови. А тогда, оттащив собак, он выдернул из снега перепуганного, дрожащего от страха жулика и пинком отправил его в сторону дороги, куда уже успел убежать его подельник, и тот молча, натыкаясь на стволы деревьев, кинулся вдогонку Кехе, удачно избежавшему зубастой расправы.
Сергей неторопливо вернулся к зимовью, подобрав по дороге брошенный ящик с пушниной. Удостоверившись, что жулики так и не успели сорвать замок, поставил его в тамбуре и вышел к кострищу. Он был убежден, что бандиты, получившие хороший урок, не вернутся за добавкой, но все же решил, что будет спокойней, если собаки будут закрыты в тамбуре. В зимовье он растопил печку и, наведя на столе порядок, лег отдохнуть. Окончательно успокоившись, он уже с юмором вспоминал некоторые подробности дня и задремал. Очнулся от лая собак и судя по тому, как они радостно повизгивали, стремясь вырваться из тамбура, понял, что из тайги вернулись с мясом свои. Сунув ноги в войлочные тапочки (так он шутя называл старые обрезанные валенки), Сергей вышел на улицу. Скинув набитые до предела мясом рюкзаки, ребята сидели на чурках, привалившись к дощатой стене тамбура, по усталым отрешенным лицам было видно, что этот день вымотал их до предела физических возможностей. Антон с заметным трудом поднялся с чурки и, устало улыбаясь, сказал:
— Ну, батя, горазд спать. Собаки глотки сорвали, а ты, похоже, только глаза открыл. Ну, как дела? Не оправдались твои опасения? Гости так и не вернулись?
— Да нет, вернулись, но я вовремя подоспел на это рандеву, а то пришлось бы нам сейчас на трассе их догонять или в тайге по следам разыскивать. Пошли в зимовье, пока вы будете чаи гонять, я расскажу, а вначале вон там на тропе, — он поворотом головы указал направление, — посмотрите на арену нашей последней «дружеской» встречи.
Ребята подошли к вытоптанному на снегу месту и Антон, видя следы крови. с тревогой спросил отца:
— Ты что, подстрелил кого?
— Успокойся. Нет, конечно. Зачем брать грех на душу. Пусть живут. Это собаки старшего потрепали. Пока я их оттаскивал.
Потом, уже в зимовье. Сергей подробно рассказал ребятам обо всех перипетиях прошедшего дня. Антон долго выговаривал ему за необдуманный риск, а Сергей Иванович, оправдываясь, ссылался на то, что у него фактически нет и не было никаких доказательств их разбоя кроме собственных слов, а их, как известно, к делу не пришьешь.
Утром на следующий день, закинув на плечи ружья, они по следам сбежавших жуликов вышли на трассу к месту, где в ожидании попутного лесовоза те жгли костер. Потом завернули в зимовье соседа, у которого оставляли свою машину, и только убедившись в том, что бандиты не обнаружили ни самого зимовья, ни припрятанной машины, вернулись в свои угодья.
Следующий день они потратили на изготовление саней, использовав для этого старые лыжи, и только на второе утро, прихватив собак, предварительно повязав к ошейникам красные ленточки, ребята отправились по тропе за мясом. Сергей Иванович вновь остался в зимовье. Недавнее посещение «гостей» научило его осторожности, и теперь он благоразумно держал под рукой заряженное картечью ружье. Потом им еще пришлось перетаскивать мясо к дороге. Наконец, полностью покончив с делами, заторопились домой. Перед уходом, когда они сидели за столом, Сергей Иванович наконец сказал, что он уже давно решил закончить свою таежную жизнь и этот сезон был для него последним. Антон, молча выслушав заявление отца, какое-то время задумчиво крутил в руке пустую кружку, а потом, поставив ее на край стола, спросил:
— А ты не думаешь, что следующей осенью тебя опять в тайгу потянет?
— Все может быть. Антоха, только я думаю удержаться. Старый я уже стал. Угодья постараемся за тобой закрепить. В промхозе, я надеюсь пойдут навстречу. Я, наверно, буду иногда заходить по старой памяти, только проку от меня уже мало. — Помолчав, с нескрываемой горечью вновь повторил: — Старый я стал.
Когда, закончив сборы, они вышли на улицу. Сергей проводил ребят, попросив подождать его на дороге, а сам задержался у зимовья. Он сел на чурку у костра, молча, задумчиво смотрел, как замирают и подергиваются пеплом затухающие угли. Он прощался с тайгой. Неизмеримо тяжелая, всеобъемлющая тоска навалилась и давила на душу. Позади остались тысячи невообразимо тяжелых, трудных и одновременно радостных геологических маршрутных километров, годы плодотворного и творческого труда. Годы радости, годы надежд и разочарований, всего, что делает жизнь человека по-настоящему полной и нужной.

Он сидел над затухающим костром, не замечая как постепенно начали сгущаться таежные сумерки, и пришел в себя, когда в безвольно опущенную ладонь ткнулся холодный собачий нос. Псы уходили к машине одновременно с ребятами и там ждали, должны были ждать, его прихода, но он долго не появлялся, и тогда они вернулись к нему. Это его лицо они увидели, когда впервые открыли глаза, его руки ласково теребили их, когда они еще только начали ползать, его запах они всегда чувствовали рядом с собой, и он был для них запахом их жизни. Этот человек. ХОЗЯИН, был для них божеством, и они не могли да и ни хотели жить без него. Сергей поднялся и, закинув на плечо ремень карабина, отошел от костра. На секунду нерешительно задержался у дверей зимовья, но так и не зайдя внутрь, повернулся и, не оглядываясь, пошел в сторону дороги. Собаки привычно ушли вперед.
Спустя два месяца Сергей сидел у окна поезда, уходившего на запад. Он возвращался в край своей юности, туда, где начинал осваивать профессию рудознатца. Поезд уходил поздно вечером, и соседи по купе, разобрав постели. утомленные посадочной суетой, уже спали, а он, погасив свет, все сидел у окна. Рельсовый путь долго повторял все изгибы реки, местами вплотную подходя к берегу, и тогда казалось, что вагон, пересекая серебристую дорожку луны на чисто вымытом ветром льду, пролетает по воздуху, и только перезвон колес на стыках разрушал эту иллюзию. На участке, где рельсы отходили в сторону и река скрывалась за темным частоколом елей, луна продолжала прыгать по сопкам, временами пропадая, теряясь в густоте ночного леса, и вновь бежала за поездом, выныривая в распадках… Изредка на трассе, проложенной вдоль железной дороги, мелькали фары автомашин и тут же терялись где-то в глубине тайги. Сергей хорошо знал, помнил эти места. Еще работая геологом, он десятки, если не сотни, раз проходил или проезжал по этой трассе. Он помнил все повороты дороги, все изгибы реки и сейчас, несмотря на черноту ночи за окном поезда, зримо представлял весь этот участок пути, вспоминая все, что было связано с тем или иным поворотом. Сергей Иванович думал, что сегодня, покидая этот за долгие годы жизни ставший для него родным край, он расстается с ним навсегда и ему хотелось запомнить все, что происходило здесь. Все, и хорошее и плохое, что связывало его с людьми, прошедшими рядом с ним трудными геологическими маршрутами, теми кто, как и он, не считаясь с душевными и физическими потерями, делали свою работу….
Человеку не дано знать свое будущее. свою судьбу, написанную на небесах. Он еще долго сидел у окна, обдумывая, как строить дальнейшую жизнь среди малознакомых, отягощенных своими проблемами и заботами людей деревни, где теперь ему предстояло жить. Он и ранее неоднократно бывал там, в местах, где прошло детство его жены. Тогда это было отделение совхоза миллионера, и в каждый свой приезд он видел, как из года в год крестьяне села начинали жить все лучше. Был заметно, как быстро и планомерно росло их благосостояние. Жена, выехавшая туда ранее, когда старая мать, оставшись одна, наотрез отказалась уезжать от родных могил, писала ему, что теперь их деревни он просто не узнает. Перестроечные чиновники быстро смекнули, как в угоду себе использовать сложившееся положение. Имевшие власть безнаказанно и быстро растащили совхозное имущество, и сегодня один из богатейших совхозов юга Тюменьщины практически прекратил свое существование.
Все это Сергею предстояло еще увидеть, оценить и осознать уже на месте, а пока он смотрел в окно уходящего в прошлое поезда и мысленно прощался с дорогими местами. Он рассчитывал, что вся его будущая жизнь будет напрямую связана с землей. Отойдя от сурового насыщенного повседневной опасностью таежного бытия, он напрямую займется хозяйством. Купит корову, заведет свиней, овец, гусей и обязательно обзаведется пасекой. Он тогда еще не мог предположить, что через два года селяне выдвинут его кандидатуру в депутаты вновь созданного муниципального образования, а когда, уже будучи депутатом, он займет кресло спикера, ему придется столкнуться с коррумпированной чиновничьей ордой, и эти хищники окажутся гораздо опасней и изощреннее в ненасытной жадной свирепости оголодавшего «шатуна» в тайге. Все это будет потом, а сейчас, сидя за столиком у окна вагона, Сергей рисовал себе радужное спокойное будущее…

Г. Селецкий
Рисунки Н. Сапуновой.
“Охота и охотничье хозяйство” №11 – 2009

Назад к содержанию.