Он появился на свет в темной кочегарке совхозной кормокухни. В контраст угольной обстановке, шерсть у щенка была белой, к тому же красноватый нос и светлые глаза. Но через месяц, когда пришло время разбора щенков, наш герой хорошо сливался с серой стеной. По дороге к дому встретилась старушка, которая на смеси трех языков эвенского, якутского и русского что-то долго объясняла, периодически повторяя «Пека-то, Пека-то». Интересно, «что она хотела сказать, уже дома, думал я. От чумазого щенка во время купания долго не появлялась чистая вода, потом он ходил неуклюже, пока не высох. И сразу преобразился в белую шелковистую шерсть, которая закручивалась в колечки на спине, стал пухленьким, с белесыми ресницами как бы посыпанными мукой, точно у пекаря. Тут вспомнилась старушкина присказка, и родилось имя — Пека.
В то время, как и большинство работников нашего совхоза, я зимой работал кадровым охотником, а летом то рыбаком, то строителем, то на ферме и в основной на сенокосе. Поэтому дефицита общения со щенком не было, он был почти всегда рядом. Быстро обучался разным командам — «голос», «сидеть», «принеси». Были и другие, например, — «Покажи сонного китайца». Пека вставал на задние лапы, передние клал мне на руку, другой рукой я чесал ему грудку, он начинал щурить глаза, но не закрывал, а оставлял маленькие щелочки, при этом начинал валиться на бок. И, конечно, не успевал упасть, ведь я переставал чесать, а глаза опять превращались из китайских в нормальные. Прав его был добродушный, на цепи не сидел, при необходимости привязывали на веревку, которую он не грыз. За всю короткую собачью жизнь ни одного человека не укусил. Но очень не любил пьяных, лаял, делал вид, что кидается — пугал. Это проявилось после того, когда пришлось заночевать возле вещей. Охотничий бугор для погрузки на вертолет — «Буран», нарты, капканы, приманка, продукты и пр. Гора вещей, надо охранять от собак и воришек. Бросил шкуры, сверху куль, середина октября, больше десяти, ниже двадцати, такой мороз только бодрит.
Пека рядом с удовольствием на шкуре свернулся калачиком. Уснул быстро, без снов, но разбудил яростный лай. Пека лаял на подвыпивших людей, которые остановились рядом. Увидев спящего человека, постояли, подразнили немного собаку, и ушли, не стали подходить. Повезло, что ночные визитеры побоялись собаки. Опрометчивому риску с моей стороны было только одно оправдание — молодость. Первый раз я услышал громкий и сердитый лай моего пса. потом был такой похожий лай на соболя, может от того, что первый соболь, которого он встретил, больно укусил за нос. На лосей лаял также громко, но уже с вызывающе игривой интонацией, на белку и глухаря, тявкнет и пауза. Вот так Пека выручил меня впервые. В дальнейшем будут шатун, волк, быки с блестящими рогами, ночные коротания у костра, дальние переезды, для собаки перебеги и ежедневные лыжные маршруты. Л пока ему было только 7 месяцев, но с виду он казался уже большой собакой. Высокую, юношескую худощавость скрывала густая, шелковистая шерсть. Не острые мягкие уши торчком, саблевидный мохнатый хвост пистолетом верх. Неведомыми путями вышел ген оленегонной лайки, породы самоед.
Особенного обучения Пека не получал, был всегда рядом и по мере взросления неплохо усваивал то, что от него требовалось. На Севере команда «фу», подменяется «че», а у нас стало «цыц», хотя он понимал все и «нельзя» включительно. Думается, что собака улавливает, прежде всего, интонацию и реагирует соответственно и, конечно, запоминает звучание определенных слогов. Если ласково говорить «нельзя», то она будет смотреть и махать хвостом. На охоте Пека хорошо знал команды «ищи» и «усь». Несомненно, это были из числа его самых любимых. Перед тем как броситься вперед, он смотрел направление руки, потом несколько раз подпрыгивал повыше, ловил запах, затем скрывался в указанном направлении. Научился облаивать зверя от уже опытной охотничьей собаки. До этого в самом начале сезона я на маршруте увидел, как впереди лосиха переходит дорогу, а y ней Пека, спокойненько так прошли, как на прогулке. Вот было чему разозлиться — тоже мне подающая надежды охотничья собака! А Пека просто не знал что к чему, охотничий ген дремал, а лось похож на домашних коров, которые летом мешали дремать. Вкуса крови и мяса еще не изведал, вообще в лесу все было по новому, по-другому и не походило на спокойно-размеренную поселковую жизнь.
Через нас возили сено магаданские ребята с прииска, в основном, это были некоренные жители, а приезжие за северным заработком. С ними иногда приезжал охотник Николай, высокий, крупный мужик с черной щетиной и густыми бровями, суровая внешность которого не вязалась с общительным характером. С одной или двумя собаками, его задача заключалась в добыче мяса по пути следования. Дорога представляла собой путь около ста километров по безлюдной таежной местности, в одну сторону. Я поведал Николаю о казусе с Пекой. «Ну, это дело поправимое, останусь, ребята на обратном пути заберут». — спокойно, и даже как-то буднично сказал он. И вот на следующий день, мы отправились на зверовую охоту. У Николая в тот раз был староватый, весь в шрамах, с ободранными лежачими ушами кобель но кличке Пират. Вез сомнения он был далек от эталона лайки, обыкновенная дворняга. Николай подтвердил, что перед поездкой поймал его на помойке и, вообще то, это не его собака, а общая. В их поселке летом идет промывочный сезон, работают по 12 часов, через 12. И большинство собак предоставлены сами себе, живут на «подножном» корме. Исключение составляют собаки местных жителей, кто живет охотой. У них собаки под присмотром. А так приходишь, на помойку выбираешь помощника и в лес. Коммунизм. Правда, к моему визиту, всех разобрали, только Пират остался. «У него есть небольшой дефект, его плохо слышно, лай глухой. Но с помощью твоей собаки, мы его устраним», — Николай довольно улыбнулся и весело глянул на меня, из-под кустистых бровей. Ничего не оставалось, как согласиться с ним.
Пират сразу исчез с глаз. Мой напарник широко шагал впереди, Пека бегал в пределах видимости. Надо отметить, что мы всегда знали, где держатся лоси, их переходные места к заветным кормовым площадкам. «Буранами» их не гоняли, хорошего оружия у населения было мало. Можно было встретить скопления лосей в десять и более особой. Так что одного, два при желании было не трудно найти. Через полчаса Николай остановился и показал рукой вперед, где подпрыгивал верх Пека. «Кажется Пират лает». — был сделан вывод. Сколько мы не прислушивались, сняв шапки, ничего не услышали. Пека к тому времени убежал. «Пойдем по его следу!» — воскликнул Николай. Он сразу преобразился и стал каким-то пружинистым, да так, что я еле поспевал за ним. И как гром средь ясного неба, звонкий лай Пеки. И моей радости не было продела, я даже услышал, как застучало сердце.
Не помню, как пробежал нужное расстояние, даже на каком-то отрезке обогнал длинноногого Николая. Только возле самого места, конечной точки нашего бега, стали слышны глухие нотки лая Пирата. Оказалось, что ему встретился бык со средними рогами и даже подход второй собаки не напугал лося. Бегство было ниже достоинства сохатого. Гордо возвышаясь, он. делал выпады в сторону собак, те пока успевали отрыгивать.
Было понятно, что видя, как Пират не убегает от сохатого и лаек, Пека по его примеру залаял, и, чувствуя поддержку, к тому же молодость и азарт, все это вместе подвигло его кинуться в бой. Схватку необходимо было остановить, кусты могли сослужить плохую службу собакам, к тому же лось разозлится не на шутку и готов был растоптать любого. Николай выстрелил, сохатый резко рухнул вниз. Когда собаки накинулись и начали драть, то тут же перегрызлись. Пеке пришлось отойти, а все основные лавры и похвальбы заслуженно стал принимать Пирату. Но свою долю поглаживания за активное участие, вместе с лакомым куском Пека получил, как и усвоил первый урок, после которого уже начал работал самостоятельно.
Осень, как обычно подобралась неожиданно. В жизни всегда так, вроде знаешь, что событие произойдет, вроде ожидаешь, а оно застает врасплох, как-то неожиданно. Вот только собирались покупаться, на теплом песочке побыть, да на водных лыжах погонять, а нет затянула пасмурность, посвежело, повеяло прохладой. Солнышко, через день, два выглянуло, пригрело, но вода уже стала холодной. Так закончилось лето. На Севере этот переход к осени, занимает совсем короткий промежуток времени.
В октябре уже стабильно минус, люди одеты в куртки и шапки. Если поэт сказал: «Унылая пора, очей очарованье», то для промыслового охотника, — «души очарованье». Промысловики в огромной охотничьей армии — люди, особой категории. Обязательно фанатики дела, по другому не состоится. Раньше они назывались «кадровыми», потому как входили в кадровый отдел совхозов. Это была основная профессия и специальность, и запись, соответствующая в трудовой книжке — кадровый охотник. Социальное обеспечение, путевка на курорт, стаж в 14 лет позволял раньше выйти на пенсию. В свободное от промысла время работ в совхозе хватало — рыболовство, звероводство, сенокос. Осенью всех собирали на собрание, поощряли за предыдущий сезон, выдавали снаряжение, топливо, продукты, забрасывали вертолетом на участки и это все с одним наказом, выполнить по «мягкому золоту».
Лето с Пекой мы провели вместе. Удалось попутно с геологами попасть на участок, где весной с братом срубили новое зимовье. Закрывал крышу, подсыпал землю, конопатил, где то что-то подправлял. Два раза ночевали. В первую ночь Пека все ворчал и даже лаял. Я просыпался от каждого звука, чуть ли не от шороха. Незримо чувствовалось, что вокруг зимовья кто-то кружит. Кроме медведя, который видимо проверял свои угодья и интересовался, кто это появился, быть некому. Вчера, когда нас подвозили на вездеходе, одного видели, даже пробовали погнаться. Но мишка как мячик, вроде был на открытом месте был, а вот прыг, прыг и уже укатился, за кусты, которые тоже там вдруг оказались. А место с виду только ровное, гоняться так сплошь ямы, да бугорки.
На вторую ночь устроился на лабазе, чтобы выспаться. Лабаз стоит на двух столбах, с крышей, высотой за четыре метра, залез, за лестницу привязал веревку и опустил вниз. Шкуры, полог, спальник —благодать, а главное спокойно. Пека устроился внизу, у него четыре ноги, уши, чуткий нос, лабаз не нужен, притом я наверху с ружьем. Ночь прошла тихо. Если медведь захочет напасть, то сделает это тихо, тихо. Ничего не треснет, не зашуршит. Возникнет как привидение. Собака должна быть обязательно отвязана.
Обратно до базы геологов путь был не близкий, добираться должны были сами. До озер Медвежьих 15 км, затем вниз по реке еще 45. Первую половину пути по лесной дороге прошли припеваючи, затем началась марь. Жижа с препятствием из кочек сразу выгнала повсюду пот, дочавкали к озеру и сразу бросалось в глаза обилие медвежьих следов. Большие, маленькие, средние —разнообразные. Большинство вдоль высокого берега, где рос кедровый стланик в редколесье. За озером была река с избушкой, где первым делом можно было искупаться и всполоснуть одежду. Вода в горной реке холодная, может поэтому моментально бодрит, приносит свежесть и облегчение.
Костер помог приготовить универсально-национальное блюдо из вермишели с тушенкой. Вовремя еды на глаза попались железные бочки, возникла мысль, связать их наподобие плота. Две двух сотки покрыл сверху жердями и накрепко перевязал между собой. За работой подошел вечер и на ночевку я забрался снова на лабаз, не искушая судьбу. Ночью Пека глухо ворчал, я просыпался и снова засыпал с чувством безопасности. Утром оказалось, что место работы затоптано следами с когтями. В соседней луже не осевшая муть, примерно час назад ее взбаламутили. Возникло желание побыстрей покинуть медвежье царство.
Пека спереди, рюкзак с ружьем посередине, я в заде с веслом. Уже за первым поворотом, заметил, что плот начал терять устойчивость, кренился. Дальше больше, и вот неожиданно он перевернулся. Было это на небольшой глубине, со спокойным течением, так что все осталось целым, только мы вымокли полностью. Оказалось, что одна из бочек набрала воды, дырявая, так что немного просохнув, продолжили путь по берегу. Переходя старицы, боковые протоки, было видно, что по основному руслу много мелких перекатов, узких мест с глухими заторами из плавника, от чего стало ясно, что на громоздком плоту мы бы не прошли. На прилегающем озере плавали линные гуси, а на противоположном берегу стояла лосиха, вся какая-то рыжая. Мы проходили не церемонясь, она, конечно, увидела, но не убежала, а зашла в лес, высунула через чащи рыжую морду и наблюдала, пока мы не потеряли друг друга из виду. В другом месте были целые кучи помета медведя, из непереваренного зерна, банки сгущенки сплющенные и изгрызенные в железную жвачку. Видать косолапый грабанул чей- то лабаз. На второй день благополучно добрались до друзей геологов. Закончилось короткое летнее путешествие.
Второй свой рабочий промысловый сезон, Пека начинал уже взрослой с виду собакой. За лето немного поправился, это когда щупаешь крестец возле хвоста, а кости явно не выпирают. Надо отметить, что ел он не жадно, возможно сказывалось регулярность кормления. В манерах проскальзывала какая-то деликатность, вроде собачьей интеллигентности. С рук брал вежливо, аккуратно, не хапал, когда опасаешься за пальцы. Почему-то больше всего ему полюбились конфеты-крохатульки. Я использовал их в виде поощрения, за каждый усвоенный урок. Идя по маршруту, останавливался достать конфету, зашуршу бумажкой, а Пека, если рядом тут как тут, и слегка взлаивает потихоньку, делю пополам, кидаю, он ловит розовой пастью и грызет. Я говорю: «Зубы испортишь!» На это, он щерится, давая знать, что будет от такого пустяка.
И вот Пека осенью потерялся. Это была моя вина, родственник вернулся с верховьев, где видел по берегу несколько раз лосей. Выпросил у Юрки Белку, мать Пеки, и для надежности стал упрашивать дать Пеку, мол, он с матерью хорошо пойдет, прогуляется, поработает, навыки закрепит. Я согласился дать, а через неделю они приехали без собак. Говорят, что на последней стоянке собаки ушли и они ждали два дня, не дождались и приехали. Мы с Юркой все бросили, быстро собрались и на поиски. До той стоянки на моторе хода часов восемь, добрались, когда темнеть начало.
Палатку поставили, Юра аккуратист, все делал основательно, чтобы натяжка, ни одной морщинки не было. Печку установили, дров нарубили, все чин по чину. Огонь угостили, просили помочь. Начало октября уже ледок под ногами шуршит. Ночь выдалась тихая, звезды высыпали в своей бескрайности и юкагирские огни зажглись (северное сияние). Мы периодически выходили из палатки любовались небом, потом свистели и звали собак. В ночной тишине эти звуки разносились на километры, вообще-то в лесу не полагается шуметь, тем более ночью, но думается в виду обстоятельств местные духи отнеслись к нам снисходительно. В часов десять вечера выходим, и Юра слышит шум, потом и я услышал — потрескивание. Ну думаем зверь, лось что ли, ломится, ведь у них гон. Ружье, карабин схватили на готовности стоим. А звуки в тишине уже явно слышны, почему-то про собак в тот момент совсем забыли, даже стрелять приготовились. И тут два клубка из темени выпрыгнули. Это были наши собаки. Восклицания, облизывания и безграничная радость от встречи с верным другом. Нам с Юрой только и оставалось вздохнуть с облегчением.
В середине октября мы выехали с Пекой в очередной пушно-промысловый сезон.
В. Яхонтов.
www.bayanay.info
«Байанай» №6 [56] – 2013