Промысловая лайка Джек.

Охотники хотели бы иметь универсальную собаку: по соболю, глухарю, уткам, лосю, медведю… Такие собаки — редкость.

С лайками охотятся на зайцев, лисиц, рябчиков, куропаток, уток и даже фазанов. В большинстве случаев круглый год они живут со своими хозяевами в теплых квартирах. Такие лайки умеют многое, за исключением главного — быть незаменимыми помощниками охотнику в суровых таежных условиях.
У профессиональных охотников требования к лайке более жесткие. Им нужна рабочая собака без фокусов. Потеря собаки перед пушным промыслом — катастрофа. В тайге без лайки, как без глаз и рук. В таких случаях не до экстерьера. Один промысловый охотник, лишившийся своего четвероногого помощника, заявил: «Да у пса пусть уши хоть на крестце растут — лишь бы гнал соболя».
Каждый охотник хотел бы иметь универсальную собаку: чтобы она как мелочница работала по мелкому пушному зверю, глухарю, при случае доставала с воды утку, а как зверовая работала по копытным и медведю. Такие собаки — редкость. Каждая лайка отдает предпочтение добыче определенного вида животного. Промысловик нахаживает и поощряет своего питомца по тому зверю, добыча которого обеспечивает ему наибольший и стабильный заработок.
Универсальность собаки может сыграть злую шутку с ее хозяином. Основной заработок промысловику обеспечивает добыча соболя. Допустим, через охотничий участок проходит сезонная миграция лосей. Азартная собака может несколько суток гонять зверя, после чего возвращается в зимовье израненная об кустарник, исхудавшая, вымотанная до предела — пропало еще два-три дня и без того короткого сезона ружейной охоты. С возрастом универсальная лайка может вообще отказаться работать по соболю и полностью переключается на копытных или наоборот.
Как-то один легашатник заметил, что лайка — «мужицкая» собака. Это не совсем верно. Легавая работает в тридцати-пятидесяти метрах от охотника и полностью находится под его контролем и руководством. Лайке нужно меньше времени на нахаживание, чем легавой на натаску, потому что охотиться на диких животных у нее в крови. Это одна из первых собак, которую приручил человек и десятки тысяч лет шлифовал ее лучшие охотничьи качества Лайка полностью самостоятельная собака — работает в течение всего дня на большом расстоянии от своего хозяина — от ста метров до нескольких километров и более. Поэтому ей требуется нахаживание и специфическая выучка на послушание.
В семидесятые — восьмидесятые годы прошлого столетия я работал в госпромхозе «Ленский» на юго-западе Якутии. По роду службы мне приходилось в течение круглого года часто бывать в охотничьих угодьях площадью почти в восемьдесят тысяч квадратных километров. В служебных командировках незаменимым помощником была лайка.
Помню, в марте принес мне двухмесячного щенка восточносибирской лайки якутского направления мой дядька Александр Максимович. «Родители — отличные соболятники, береги щенка», — заверил он, передавая мне симпатягу. По личному опыту знал, что отличные собаки получались из тех щенков, которые с раннего детства жили в тайге. Мне предстоял длительный отпуск с выездом на Большую землю. Заниматься щенком не было никакой возможности. Я попросил опытных якутских охотников Романовых, отца с сыном, взять Джека в тайгу. Они практически круглый год жили в тайге, где опромышляли огромный охотничий участок на северо-западе промхоза. Их крепкий якутский конь с длинным густым волосяным покровом никогда не покидал охотничьего участка. На нем, преимущественно верхом, ездил отец. Зимой сын предпочитал снегоход «Буран».
В июле Романовы появились в городе. На мой вопрос: «Где Джек?» — старший, Михаил Васильевич, немногословный, коренастый, с коричневым от загара лицом, спокойно ответил: «В тайге». Добрая улыбка не сходила с его мужественного лица.
— Так он с голоду сдохнет.
— Однако не сдохнет. Там в яме полно карася.
Такой ответ озадачил меня. Представил щенка, одного в лесной глухомани, и мне стало тоскливо. На этом разговор закончился. Джек один пробыл в тайге полтора месяца.
В середине сентября Романовы привели ко мне Джека, превратившегося в великолепную собаку черного окраса, с белой манишкой и белыми передними лапами. Голова с округлым лбом, маленькими ушами и коротким «брусковидным» щипцом, роста высокого, крепкой конституции, с сильными комоватыми лапами и прекрасно развитыми мышцами. Впечатляла мощная грудная клетка и поджарый живот. Черный блестящий остевой волос был длинным и жестким, подшерсток густой и пышный. В дальнейшем волосяной покров ни при каких обстоятельствах не сваливался и всегда имел привлекательный и опрятный вид. В такой «шубе» пес не мерз в крепкие якутские морозы, не травмировался, продираясь через самый густой лиственничный подрост и ерниковые заросли.
У собаки были умные глаза. При нашем разговоре она поочередно обращала свой взор на говорящего, как бы силясь понять, что он выражает при помощи непонятного «лая». Джек чувствовал, что разговор о нем, и разговор серьезный. При этом в Джеке не было и тени суетливости, присущей молодым лайкам, вертлявости и возбудимости по всяким пустякам. Передо мной была степенная, выдержанная собака с прекрасной устойчивой психикой.
Я искренне поблагодарил охотников за прекрасное состояние моей собаки и спросил:
— Джек будет работать по соболю?
— Должен, — уверенно заверил старший и, подумав, добавил: — Учугей (хорошая) собака.
Воспитанием щенка занимался Романов-старший. Промысловик потомственный, человек основательный, трезвый, умный и знающий себе цену. Послушание Джеку он привил великолепное, всякое воспитание щенка основывается на поощрении и принуждении. Якуты наказывают повзрослевшего щенка за большую провинность только один раз, но основательно — до потери сознания наказуемого. Не знаю, как было на самом деле, но у Джека был какой-то стержень понимания: что можно себе позволить, а чего нельзя, чтобы не вызвать моего недовольства. Моя команда «нельзя!» беспрекословно пресекала любое его намерение или начатое действие. Романов-старший прекрасно знал и умел нахаживать лайку, тем более что они находились в родной стихии и оба по-своему были талантливы.
Охотники-якуты не любят в тайге лишнего шума. По самому густому и захламленному лесу они крадутся бесшумной тенью. Собаки нахаживались по промысловому зверю и птице. Летней порой ни одна лайка не облает бурундука, белку, рябчика, тетерева, не говоря о прочей мелочи. Перемещаясь по тайге, собаки бегут за лошадью, привязанные за поводки к собранному в узел конскому хвосту. Все эти премудрости таежной жизни Джек освоил в совершенстве. Требовалось время для выработки взаимопонимания между мной и Джеком. Собака должна понять, чего от нее требует хозяин в каждом конкретном случае.
Мне следовало наладить наши «социальные» взаимоотношения. В понимании Джека вся наша семья в составе жены, сына, дочери и тестя с тещей — стая. Хорошее отношение к нему всех членов «стаи» было воспринято Джеком однозначно, что он тоже является членом нашей стаи. Вскоре он понял, что я являюсь «вожаком», и все встало на свои места. Мне осталось определить его роль и обязанности, научить неукоснительно выполнять законы стаи и его прямые обязанности промысловой лайки.
В начале сентября я отправился с ним собирать бруснику. На первых порах он боялся залезать в машину. Но со временем освоился и охотно, с радостью запрыгивал в мой ГАЗ-69. В тайге он чувствовал себя как рыба в воде. Его быстрый бег завораживал пластикой и согласованностью движений каждого мускула и сустава. Он не бежал — стелился над землей, как бы без видимых усилий переливаясь через встречные поваленные деревья, колодины, выворотни и ямы. По красоте движений его бег напоминал бег волка.
Пока я наполнял горбовик ягодой, Джек бегал по лесу, то и дело возвращаясь ко мне. Я решил проверить старую гарь, изобилующую спелой голубицей. Не успел пройти ста метров, как взлетел матерый глухарь и скрылся в тайге. С волнением ждал, найдет его собака или нет. К моей радости, через несколько минут залаял Джек. Голос у него оказался громким и басистым. При моем приближении молодой пес перебежал на противоположную сторону сосны, не переставая спокойно лаять. Я был рад не столько нашей первой добыче, сколько уверенной работе Джека по глухарю.
Первый охотничий сезон получился у нас с Джеком сезоном обучения и «притирки». Я нахаживал молодого кобеля таким образом, чтобы из него получился хороший соболятник. Джек не искал и не лаял белку, рябчика и тетерева. Меня это устраивало — добыча белки при низкой ее численности экономически нецелесообразна, а «гоньба» мелкой птицы только отвлекает собаку от работы по соболю.
У меня был еще один кобель по кличке Сокол, тоже восточносибирская лайка, но из иркутского питомника треста коопзверпромхозов. Отличная собака, но в «почтенном» возрасте.
В первый день промысла Сокол загнал соболя в дупло трухлявого пня. Я привязал его к стоящей рядом тонкой листвяжке. Решил Джеку дать возможность самостоятельно придушить выкуренного из убежища соболя с тайной надеждой, что агрессивный зверек, защищая свою жизнь, наглядно «покажет» Джеку свои сильные «аргументы» и слабые места. В пне заткнул входное отверстие и вырубил топором небольшую щель, из которой в то же мгновенье высунулся кончик соболиного носа, что вызвало у собак взрыв азартного лая, а в моей душе ликование — у Джека проснулся зов его родителей, отличных соболятников! Я обстучал обухом топора весь пень. Дупло заканчивалось около земли. Прорубая небольшие отверстия от верхней части пня и затыкая их, всякими палками, «выдавил» к земле до предела возмущенного зверька. Затем чуть расширил щель до таких размеров, чтобы он не смог беспрепятственно выбраться наружу. Собака и соболь оказались нос к носу: маленький хищник угрожающе урчал, фыркал — Джек визжал, лаял и грыз неподатливое дерево, но достать желанную добычу не мог. Вот поистине — видит око, да зуб неймет.
Я еще на несколько сантиметров расширил щель с таким расчетом, чтобы соболь мог через нее выбраться наружу. Но Джек опередил меня — первым просунул свой нос в дупло. В тот же миг с визгом отпрянул назад. На его морде, вцепившись острыми зубами в кончик носа, висел маленький рыженький соболь. Я не успел его схватить, как он, почувствовав свободу, разжал челюсти и бросился прочь. Я опешил от такой наглости и вероломства, но только не Джек. Через пять секунд он настиг обидчика и сделал хватку по месту — за хребет в районе лопаток, мотая обреченного зверька из стороны в сторону с неимоверной частотой до тех пор, пока тот не испустил дух.
Снегоход «Буран» значительно облегчает промысел соболя и других охотничьих животных. Вот только собаки не готовы покрывать огромные расстояния вслед за чудо-техникой. Сокол покорно бежит по готовой буранице, значительно отставая от железного «коня». Джек никаким образом не хочет отставать и дышать выхлопными газами. На первых порах он, легко перепрыгивая через всякий лесной хлам, бежит слева от снегохода. Через три десятка километров он устает. Мне не нужна усталая собака. Прибавляю скорость, насколько возможно в таежных условиях. Через несколько километров останавливаюсь и по команде «на место» привязываю уставшую собаку сыромятными ремнями поперек сиденья снегохода таким образом, что передняя часть ее тела находится с левой стороны, а задняя с противоположной. Такое положение не устраивает Джека. Он пытается высвободиться от пут, но тщетно. После десятка километров езды по таежным хлябям отпускаю шокированную собаку на свободу. На следующий день обучение продолжил по аналогичной схеме. На третий день Джек без всякого принуждения занял на «Буране» свое место за моей спиной. Через четыре дня он приноровился балансировать и не падать даже при резких наклонах снегохода на различных таежных колдобинах. Когда на пути снегохода встречались различные ветки деревьев и кустарников с левой стороны на уровне головы собаки, я снимал левую руку с руля и прикрывал ее голову от ударов и повреждений.
При любой, даже самой низкой, активности соболя обязательно встретится хоть один его свежий след. Обычно собака быстро привыкает работать по «горячему» следу. Только мы останавливаемся, как Джек спрыгивает и проверяет соболиный след. По свежему он начинает работать моментально, без моего посыла. Не успеет пес согреться, как соболь уже на дереве. В тех же случаях, когда снегоход пересекает старый след, а я впопыхах ошибаюсь и посылаю Джека в поиск, он, пробежав по следу тридцать-сорок метров, возвращается, демонстративно заскакивает на сиденье, отворачивается от меня и как бы укоряет: «Постыдись, хозяин, след-то вчерашней давности».
Я нахаживал его на правильный манер поиска соболя. Сначала он терял много времени, чтобы распутать мозаику жировочных следов, Я брал его на поводок, «обрезал» по кругу путаницу следов таким образом, чтобы они оставались в круге. Найдя выходной след, спускал его с поводка. Вскорости Джек превосходно усвоил данный урок. Скорее всего, в этом не моя заслуга, а прекрасные генетические данные его родителей и дальних предков. Плохая собака гонит соболя по следу, затаптывая его своими лапами, со всеми негативными последствиями. Хорошая — никогда. Джек был отличным соболятником. С первых дней промысла гнал соболя, преследуя его вдоль следа.
День выдался пасмурным. С серого неба, медленно кружась, сыпался пушистый снег. В старом сосняке соболь лакомился вкусными голубичными ягодами, оставляя на голубеющем снегу темно-красные бусинки сока. Все было испещрено его следами. Казалось, никогда не разобраться, откуда он пришел и куда удалился. Я внимательно осмотрел следы под молодой разлапистой сосенкой, где свежевыпавшего снега было поменьше. Следы были большими и округлыми. Радостно забилось сердце. «Старый соболь», — решил про себя, подбрасывая на суконной рукавице снег, примятый лапками зверька. И тот рассыпался наполовину. «Прошел чуть более часа назад. Далеко не уйдет!» — удовлетворенно решил я. Джек сделал круг, нашел выходной след и помчался на махах, оставляя след слева.
В густом лиственничнике след повернул направо. Собака пересекла его, учуяла и увидела. Теперь она преследовала соболя слева от следа. Зверек мышковал. Его перемещение по тайге напоминало броуновское движение. Но
умная собака и не пыталась распутывать соболиный ребус. Она упорно оставляла соболиный след справа, который повел в еловый распадок. Джек долго не пересекал его и начал подваливать направо.
Зверек прошел короткими шажками по наклоненной над землей елью, осыпая пушистый снег, спрыгнул и побежал двухчеткой дальше. Джек пробежал под этой елью, как под шлагбаумом, но каким-то образом учуял след, и погоня продолжалась.
Работать после пороши по свежему следу одно удовольствие! Стерильно чистая снежная пелена хранила целомудренную тайну таежных страстей прошедших дней. Ничто не отвлекало внимания собаки. Я не распутывал собачьи, тем более соболиные следы. При этом прислушивался — не лает ли верный помощник!
На противоположном склоне распадка соболь сделал круг, пересек свой след почти под прямым углом; но кобель учуял разницу в свежести запахов и погнал по свежему. Зверек спокойно обследовал выворотни и поваленные деревья. Я легонько поддел носком ичига соболиный след, который рассыпался в прах. «Горячий — подумал я, вытирая пот с разгоряченного лица, — вот-вот загонит».
Соболь услышал собаку метров за триста. Посидел несколько секунд, внимательно прислушиваясь, определил, что преследуют именно его, и помчался к старому кедру, в дупле которого было его надежное укрытие. Собака бежала быстрей, с легкостью перепрыгивая через поваленные деревья и заснеженный бурелом. Выскочив из ельника, Джек наконец увидел бегущего соболя. Его гибкое темно-каштановое тело змеисто извивалось среди изумрудной зелени молодых елочек. Кобель наддал. Соболь, очумевший от страха, увернулся от острых клыков собаки и заскочил на тонюсенькую березку. Таежную тишину расколол радостный лай. Соболь, балансируя, с трудом удерживался на гибких ветвях голоногой березки.
— Молодец, Джек! Молодец! — хвалил я быстроногую собаку. Но пес отбежал на противоположную сторону березки, не спуская зорких глаз со зверька, и как бы укорял меня: «Рано радоваться. Надо еще изловить этого хитреца».
Зверек заволновался: бусинки его черных глаз, не обращая внимания на странного зверя, который не может лазать по деревьям, уставились на меня. Каждой клеткой своего возбужденного организма он чувствовал, что наибольшая угроза исходит от меня. Он заурчал, закрутил красивой головкой, подобрался весь и. оттолкнувшись всеми лапами одновременно, птицей взвился в воздух, пролетел вперед несколько метров и, потеряв инерцию, падал отвесно вниз с вытянутыми и широко расставленными передними и задними лапами. Не успел он коснуться земной тверди, как челюсти собаки сомкнулись на его загривке.
Я обучал Джека всем премудростям промысловой охоты. Только в процессе промысла лайка накапливает опыт в познании повадок зверей, что позволяет ей предугадывать самые хитрые их уловки. Долгие годы Джек был верным помощником в моей охотоведческой работе. Каждый год в марте брал его на послепромысловый учет соболя. Как правило, залетали в охотничьи угодья на вертолете. Со временем он привык к его громкому реву, в тайге самостоятельно, вслед за мной, заскакивал в его трясущуюся утробу.
Весной он сопровождал меня на вылов карася и отстрел водоплавающей дичи. Бывало, я на утлой плоскодонке толкаюсь шестом вдоль берега озера, заросшего осокой и тростником, а он бегает рядом по холодным весенним лужам, переплывает затоны и протоки. В морозные утренники его волос индевеет и при каждом движении легонько позванивает тысячами маленьких льдинок.
Летом мы с ним на моторной лодке обследовали отдаленные угодья или проверяли бригады рыбаков на боковых речках великой Лены. Я на корме за румпелем, Джек на носу. Ночевать приходилось в любом месте дикой тайги, где застанет ночь. Спал я всегда спокойно под пологом, потому что меня чутко охранял Джек. В период промысла пушных зверей мне часто приходилось посещать охотничьи участки штатных охотников, ходить по путикам с настороженными капканами и подвешенной приманкой. Иногда в ловушках были соболи и белки. Джек их не трогал.
Я промышлял только с Джеком. Меня он устраивал по всем требованиям к рабочей лайке. Со временем он превратился в мастеровитого соболятника. В его мозгу была заложена превосходная генетическая программа, на основании которой проявлялись различные стереотипы поведения для выслеживания, преследования и добычи лесных обитателей.

Г. Лапсин
“Охота и охотничье хозяйство” №1 – 2007

Назад к содержанию.