Как-то знакомый охотник подарил мне шкуру медведя, добытого накануне. Свернув шкуру в трубу, я взвалил эту нелёгкую ношу на плечо и пошёл через всю деревню домой. Обычно на деревенских улицах полно собак. Сейчас же их как ветром сдуло, — попрятались по дворам и тявкают из подворотни. Свежая медвежья шкура обладает сильным специфическим запахом, который очень действует на собак. Они боятся его инстинктивно, даже те, которые никогда не видели медведя.
Придя домой, я повесил шкуру на забор для просушки. Выпустил во двор своего добермана. Тот, почуяв запах зверя, пришёл в страшное возбуждение: шерсть дыбом, бегает в метре от шкуры, злобно рычит и лает, но её саму не хватает. Едва удалось отозвать его снова в дом.
Шкуру отдали выделывать, а потом постелили в квартире на пол. Рекс уже не лаял на неё, но и не наступал. Пришлось провести «разъяснительную» работу, используя для этого лакомство. Вскоре пёс привык и стал на ней спать.
Однажды мне позвонил приятель из небольшого поселка: «Пришло много медведе их соседнего края, уходят от пожара, приезжай, можно добыть».
Мне ранее не приходилось охотиться на медведя, только мечтал об этом. Естественно, предложение было принято. У меня тогда была одностволка шестнадцатого калибра. Приятель посоветовал её не брать, мол, у него для меня найдётся двустволка. А два ствола — не один!
И вот приехал я к нему на мотоцикле за сотню километров по разбитой таёжной дороге. Мог, конечно, и не доехать, так как в одном месте засадил мотоцикл в полужидкую глину по выхлопные трубы. Часа три освобождал своего верного коня из глиняного плена. Как обычно, выручила только собственная физическая сила и настойчивое желание попасть на медвежью охоту.
Стояла тёплая предосенняя погода, недавно прошли дожди, стало подсыхать. Приятель полез на чердак за обещанным ружьём. Курковая тулка шестнадцатого калибра — неплохое ружьё. Однако данное конкретное ружьё оказалось непригодным. Оно не эксплуатировалось уже несколько лет и, несмотря на все наши старания: и стучали по нему, и обливали керосином, — открыть его не удалось из-за мощного слоя ржавчины. Что делать? Другого ружья нет, есть только малокалиберная винтовка, с которой можно охотиться на глухаря и белку, но никак не на крупного зверя. А день чудесный, такой терять жалко, да и медведи не часто приходят толпами к деревне!
У приятеля хорошая собачка по кличке Верный, ласковый такой пёс с грустными глазами. Хорошо идёт по всякой мелочи, как-то раз всю ночь отгонял медведя от костра, но добывать медведя с ним не приходилось.
Отмели все сомнения прочь — уж очень хотелось медведя. Вышли рано утром. Товарищ с двустволкой (к счастью, исправной), я с малокалиберкой, мелкашкой, как её там называли, и милый, но не проверенный в задуманном деле Верный. Идём по старой просёлочной дороге, вдоль мощных зарослей осины, черёмухи, каких-то других кустов, тесно переплетённых друг с другом. Среди кустов высятся одинокие могучие сосны. На дороге — подсохшие лужи. Верный спокойно бежит впереди, иногда ненадолго сворачивая в кусты. Отошли от посёлка километра два-три. Вдруг на подсохшей грязи увидели чёткий, относительно свежий огромный медвежий след.
— Какой у тебя размер? — кивнул приятель на мои сапоги.
— Сорок пять.
Я поставил свою ногу рядом со следом — примерно одинаковая длина, но медвежий след шире.
Чуть дальше вся дорога стала дном огромной подсохшей уже лужи. И всё это пространство длиной в несколько сотен метров было истоптано медведями. Казалось, мы попали на скотный двор. Следы — от очень маленьких до огромных. Наверное, здесь у медведей проходило партийное собрание, как сказали бы тогда, или воровская сходка, как написали бы теперь. Мы постояли. Такого даже мой опытный товарищ никогда не встречал. Ну, а обо мне и говорить нечего. Мы сняли с плеч оружие, я проверил на всякий случай большой нож на поясе. Двинулись осторожно дальше. Шли молча, не до разговоров. Верный нюхал следы, не проявляя ни страха, ни злобы. Понюхав, спокойно бежал дальше по дороге впереди нас, не сильно отдаляясь. Внезапно он метнулся влево, в чашу. Мы остановились. Через короткое время раздался злобный лай, рычание собаки и зверя, потом короткий собачий визг. Тут же Верный вылетел из кустов и прижался к нашим ногам. Сколько мы его ни посылали, он не пошёл.
В это время вершины деревьев и кустов ходили ходуном и были отчётливо слышны звуки, издаваемые зверем, похожие на «фу, фу». Кус-ты качались метрах в пятнадцати от дороги. События развивались стремительно. Мы увидели, как чуть дальше от бегающей мамаши на верхушку высокой сосны очень быстро, винтом, забрались два медвежонка. Они были от нас метрах в пятидесяти-шестидесяти. Я направил было винтовку на медвежат, но приятель жестом показал: не надо. Я опомнился и перевёл винтовку на кусты. Но ничего не видно, лишь кусты высотой два-три метра, проходимые только для медведя. Собака лежит у наших ног. Верхушки кустов качаются, как в бурю, слышен рёв медведицы. Медвежата замерли на вершине сосны. Мы стоим, ожидая, что медведица выйдет на открытое место. Надежда у меня единственно на двенадцатый калибр моего товарища. В самом крайнем случае — нож. Но медведица не вышла. Лезть за ней в непроходимую чащу — это самоубийство.
Прошло с полчаса. Положение не изменилось: медведица бегает внутри зарослей, пугает нас, медвежата на дереве, мы ждём. Поняв, что ждать бесполезно, медведица не выйдет, мы решили вернуться в посёлок, чтобы взять проверенную по медведю собаку у знакомого моего приятеля. Знакомого этого мы не нашли: ушёл в тайгу. Вернулись на старое место часа через полтора. Медведей не было. Мы осторожно пошли в заросли. И тут окончательно убедились, что поступили верно, не сунувшись тогда в кусты. Место для человека было совершенно не-проходимым — как будто кто-то сплёл огромную суперпрочную сеть из веток, травы и кочек. Продраться через неё под силу только медведю или лосю. Видимо, потому и собака попала под лапу зверя, что не смог-ла, как обычно, бегать и прыгать вокруг него. А в общем, и хорошо, что эта охота оказалась неудачной: стрелять медвежат — не самое благородное дело, да и жизнь охотников в случае отстрела малышей могла окончиться довольно бесславно.
Встречи с медведем в нашей северной тайге не так уж часты. Этот зверь чуток, ходит бесшумно и очень даже «уклюже». Используя воз-душные потоки, он идёт против ветра и подкрадывается очень близко. В этом мы могли убедиться на следующий год. Мой приятель, хозяин Верного, предложил рыбалку на озере Карбат, где рыбачил много лет назад. На сей раз с нами были две собаки: Верный и моя Вега. Огнестрельного оружия не брали, только ножи. Планировали на этом знаменитом озере половить на блесну окуня. Приятель рассказывал, что окунь там ловится необыкновенных размеров. Ему можно верить: в та-ких глухих местах природа осталась ещё не тронутой, а рыбы в дальних сибирских озёрах всегда было много.
Вышли рано утром, весь день шли по разным дорогам и без дорог, пока не поняли, что заблудились. Обидно, но ничего страшного. Устроились на ночь у костра. Ночь тёплая и короткая, её почти нет. Утром решили идти назад по своим следам. Метрах в сорока-пятидесяти от нашего ночлега увидели крупные медвежьи следы, — медведь шёл по дороге за нами. Когда мы устроились на ночлег, он, не доходя совсем не-много, тоже лёг. Отдохнув, вернулся своим следом. Всё это было чётко написано на грязной дороге. И собаки ничего не услышали. Получив всю эту информацию, мы довольно кисло переглянулись: следы внушали уважение. Верный спокойно бежал по дороге, а Вега исчезла. Напрасно я её звал, она не появилась.
Посетовав на судьбу, мы стали по солнцу определять, как добраться до дому, ибо на следующий день надо было выходить на работу. Медвежьи следы вскоре исчезли, хозяин их повернул в лес. Мы вышли на другую, уже знакомую дорогу и благополучно вернулись в посёлок, правда, без рыбы и без одной собаки. Что случилось с молодой Вегой? Испугалась медведя и убежала от хозяина? Пошла искать зверя? Медведь съел собаку? Но мы не слышали ни визга, ни лая. Пришлось оставить все эти вопросы без ответа. Вскоре мотоцикл уже нёс меня домой, в столицу этих безбрежных лесов и болот. Если Вега жива, она выйдет к людям. Если в живых её уже нет — ну что ж!.. Такова собачья судьба. Была ещё одна неприятная деталь: если выйдет в деревню — начнёт охоту на кур, а чужую собаку за такой грех просто пристрелят.
Через пару дней мы с другом поехали на мотоцикле искать пропажу. Километрах в десяти от райцентра в том направлении находилась не-большая, почти заброшенная деревушка. И каково же было наше удивление, когда увидели на окраине этой деревушки мою рыжую Вегу! Почему она не вышла в тот посёлок, откуда мы двинулись на поиски озера, и как она вышла сюда, отмахав несколько десятков километров, осталось тайной. А ведь ей тогда было всего месяцев семь.
Следующая медвежья история произошла через много лет, уже в разгар «болотного периода». Охотились мы тогда втроём, имели несколько избушек. Ходили по-разному: то по одному, то компанией. Однажды вечером Степан рассказал нам, что вчера его скрадывал медведь. В это время — только шатун, так как в конце октября медведи в тех краях уже в берлоге. Шатун особенно опасен: с голоду он нападает на всё живое, в том числе и на человека. Собаки не среагировали — зверь шёл против ветра, собаки были впереди.
Дня через три, десятого ноября, мы с другим напарником Александром шли обычным маршрутом от избушки к избушке. С нами два старых кобеля — Буран и Малыш. Брали мы тогда для знакомства с тайгой и двух щенят месяцев по шесть-семь. Старые кобели в поиске, мы их почти не видим, молодые крутятся около нас. Тихо, пусто, грустно. Вдруг в густом ельнике одновременно взревели старые собаки. Мы с Александром переглянулись, без слов поняли друг друга. Такой собачий рёв бывает только по крупному зверю. Кстати, слово «зверь» в том таёжно-болотном безбрежье является синонимом слова «медведь», про лося говорят: «сохатый», «рогатый», «бык», «корова». Перезарядив ружья пулевыми патронами, мы двинулись на лай. С трудом продравшись через трудно проходимый участок тайги, вышли к поляне. Прямо перед нами старые кобели исходят в дикой злобе. Метрах в двадцати от них — огромный медведь. Не сговариваясь, мы одновременно выстрелили. Пули перевернули зверя на спину. Собаки ринулись на него, ста-ли драть шкуру. Медведь был ещё жив, чуть дышал, но уже не двигался. Александр крупной дробью в упор выстрелил ему в голову. Сделал он это зря: можно испортить шкуру. Хотя известны случаи, когда медведь, оправившись от шока, бросался на охотника. Поэтому опытные люди советуют в подобных случаях не суетиться, а подождать, держа голову зверя под прицелом. Но — что случилось, то случилось. На весь этот шум прибежали молодые собаки. Одна из них тут же поджала хвост и — наутёк, вторая спокойно понюхала, подошла близко, но хватать зверя не стала.
Одна пуля попала в сердце, одна — в шею. Насколько велика сила огнестрельного оружия — две пули из обычных гладкоствольных ружей смогли перевернуть на 180 градусов тушу весом не менее 300 килограммов! Это был очень большой старый медведь, совершенно без жира. Поэтому он и не залёг. Старость выбила его из жизненного цикла. Он всё равно бы погиб от голода и холода. Наши пули только ускорили дело. Два последних понятия в природе очень тесно связаны. И если в зоопарке медведь не умирает зимой от холода, то только благодаря обильному кормлению. В дикой же природе зимой медведь не в состоянии добывать себе достаточно пищи. Поэтому он и забирается в очень тесное пространство — берлогу, где создаётся благоприятный микро-климат, да и все жизненные процессы идут на минимуме. Зимняя спячка — условие выживания медведя, по крайней мере, это касается средних и северных регионов Евразии и Северной Америки.
Но погиб бы наш мишка не сейчас. Сейчас мы лишили его добычи. Он стоял на останках недавно добытого им лося. Пировал он, видно, дня три. Лосю было лет пять — самый расцвет лосиной жизни. Большая поляна была полем битвы двух гигантов северной тайги. Все кусты и даже деревья толщиной в руку изломаны, снег истоптан. Множество медвежьих и лосиных следов, на деревьях клочки медвежьей и лосиной шерсти, кровь на снегу и кустах. Немного разобравшись в следах, мы поняли, что медведь пришёл из тех мест, где охотился на Степана. На-верное тот же самый. Как удалось сильно отощавшему медведю добыть огромного лося, который, судя по тому, что от него осталось, отнюдь не был истощён или болен? Может, взял его из засады или скрадом, не знаю. Не обладая медвежьим опытом, мы с Александром так и не смогли окончательно решить этот вопрос. Но в этом бою и медведю пришлось не сладко: под шкурой множество огромных кровоподтёков. Мясо оказалось постным, но очень вкусным. Этот сезон и для нас, и для собак выдался чрезвычайно сытным.
Зависит ли смелость собаки от её роста? Едва ли. Приходилось встречать очень красивую лайку, крупную и подвижную, абсолютно чистопородную, которая боялась даже свежего лосиного следа, хотя неплохо шла по мелочи. И был в моей жизни Рыжик — явление в собачьем мире уникальное. Рыжик родом из большого города, чистопородная западносибирская лайка. Уже в месячном возрасте он был очень красив: весь чисто-рыжий, огромные чёрные глаза, чёрный нос, маленькие ушки уверенно стоят, хвост кольцом на спине. Спокойный и в то же время очень подвижный, щенок прожил у меня в большом городе до двух месяцев, потом приехал Степан и увёз его в тайгу. Там он и вырос. Это, видимо, лучший вариант для охотничьей собаки, но очень трудно реализуемый в жизни.
Приехав на охоту в начале сезона, я ожидал увидеть уже большого Рыжика: ему исполнилось восемь месяцев. Однако встретила меня маленькая собачка, не больше фокстерьера. Почему так получилось, не совсем понятно. Может, чем-то переболел за лето? Хотя, по словам Степана, всё это время хорошо ел и активно бегал. В общем, получилась микролайка. Однако с бешеным темпераментом. Начал работать по белке очень рано, в тот же сезон заработал и по соболю. В последующем Степан добывал с ним и лосей. По чернотропу и по первому снегу всё было хорошо. А вот когда снег становился глубоким, Рыжику приходилось очень трудно из-за маленького роста. Он буквально плыл по сугробам. Но страсть к охоте у этой маленькой собачки была необыкновенной. Он готов был работать день и ночь без устали. Характер имел довольно вздорный: задирался на чужих собак, потом прятался, в бой же шли большие собаки хозяина. Жил, как и другие собаки, в вольере, откуда всех собак периодически выпускали погулять. И если с водворением остальных собак снова в вольер особых проблем не было, то поимка Рыжика вырастала в проблему. Спрячется за сарай и оттуда наблюдает за действиями хозяина, видны только чёрный нос да чёрные блестящие глаза.
Я чаще всего ходил по тайге один, так как уже довольно неплохо ориентировался в наших охотничьих угодьях, благо ежегодно мы заключали договоры на одни и те же места. Да и по одному можно охватить большую площадь, а охотились мы «на один карман», то есть, вся добыча была общей. Её делили только в самом конце сезона, перед выходом из тайги.
В тот день мы с Рыжиком и ещё одной собакой шли по привычному маршруту. Появился не очень свежий соболиный след. Мы стали его распутывать. Соболь ходил очень много, заходил то в болото, то в не-проходимую таёжную глушь. Наконец след выпрямился, Рыжик пошёл увереннее. Но быстро идти по глубокому уже снегу он не мог. Мне помогали лыжи, а у собаки их не было. Но вот след завёл в труднопроходимый ельник. Здесь у собаки явные преимущества перед лыжником. Рыжик исчез из поля зрения. Довольно скоро послышался его лай, но лай необычный. Мне много приходилось охотиться с этой собачкой и по белке, и по соболю, я хорошо знал его голос. Но сейчас этот тонкий голос приобрёл какую-то басовитость и злобность. Вторая собака, бывшая с нами, почему-то не залаяла, хотя обычно она сразу начинала помогать Рыжику. Причём лай не на одном месте, а как будто собака передвигается, но не уходит. Я перезарядил ружьё, поставил пулевые патроны. С большим трудом форсировал ельник (такое форсирование, да ещё на лыжах, не пожелаешь и врагу), лай стал слышен уже совершенно ясно. Я вышел на небольшую поляну и увидел собак. Рыжик танцует около огромного кедра с самым свирепым лаем, на который только способен. Но лает не на вершину, а на корни дерева. Если это соболь спрятался в корнях, что бывает нередко, собака копает, рвёт эти корни, пытаясь добраться до зверька. Сейчас совсем не так. Вторая собака спокойно находится поблизости. Что-то непонятное. Соболиный след остался в стороне, на поляне никаких следов, кроме собачьих. Я очень осторожно подошёл ближе к дереву и тут всё понял. Рыжик нашёл берлогу. Под кедром — небольшая дыра, не больше метра в диаметре. Около этой дыры и плясал мой маленький неустрашимый Рыжик.
В такой ситуации невозможно предсказать, как поведёт себя медведь. Он может спать ещё некрепко и среагировать на лай собаки, выскочить. Может не услышать, если спит уже крепко. В берлоге чаше один зверь, но может быть медведица с пестуном. Брать берлогу одному с дробовиком и маленькой собачкой — безумие. К тому времени мне было известно много случаев, когда люди платили своей жизнью за легкомысленное отношение к медведю. Уходить сразу тоже нельзя: вдруг он выскочит, потревоженный лаем. Я встал метрах в десяти сбоку от чела берлоги. Ружьё наготове, проверил нож. Однако зверь не реагировал на лай Рыжика: видно, заснул уже давно и спал крепко. В том, что он там, внутри берлоги, у меня никаких сомнений не было. Рыжик никогда не врал. Хотя вокруг берлоги никакого подтаявшего снега, никакого пара изнутри, как берлогу описывают в книжках. Всё чисто и тихо. И только маленькая рыжая собачка злобствует около ямы. Прождав так минут тридцать-сорок, я осторожно покинул поляну, выходя по своим следам и делая зарубки, чтобы найти это место потом. С трудом отозвал Рыжика. Про соболя, который ушёл от поляны вправо, уже не было и мысли: нельзя стрелять около берлоги, потревоженный зверь может уйти.
Вернувшись к избушке, я рассказал напарникам про всё виденное. Решили брать берлогу по всем правилам, классически. Нас пять чело-век, это многовато, но двое молодых парней ещё никогда не охотились на медведя, упустить такой случай нельзя. Решили утром идти все. Собак брать не стали, закрыв их в избушке, на что Рыжик очень обиделся, так что на следующий день, когда пошли за мясом, он отказался с нами идти. С характером был пёс. Но вот мы на той поляне. Роли распределены заранее. Мне досталась роль заломщика, то есть я должен будить зверя. Степан с Александром должны стоять на «крыше» берлоги и стрелять, как только он покажется. Двое молодых парней — зрители этого интересного спектакля. Я срубил молодую ёлку, положил ружьё на снег. В волнении забыл и про него, и про рукавицы, которые также бросил где-то рядом. Ёлку, толщиной в руку, засунул в жерло берлоги. Почувствовалось мягкое сопротивление, и в тот же момент ёлка резко пошла вглубь, ободрав мои голые руки. Раздался рык медведя. Я потянул ёлку к себе, медведь не давал. Противоборство длилось несколько минут. Об опасности тогда и не думалось, хотя всё это происходило на самом краю берлоги. Но вот мне удалось немного выдернуть заломку: видимо, медведь схватился не за ствол, а за ветки, которые обломились. Жерло освободилось, и показалась голова большого медведя. Я отскочил в сторону. Прогремели два выстрела. Голова исчезла. Что делать? Жив медведь или нет? А вдруг только ранен? Посовещавшись, мы решили подождать. Минут через десять палкой стали обследовать берлогу. Палка натыкалась на мягкое и неподвижное тело. Никаких звуков не слышно. Подождав ещё немного, полезли внутрь. Отверстие совсем небольшое, пролезть среднему человеку можно только ползком. В нос ударил резкий специфический запах. Медведь уже неживой, лежит на животе головой к выходу. Берлога очень тесная, между её стенами и зверем — менее полуметра. Обвязав верёвками голову и передние лапы, мы впятером потащили огромный и неудобный груз наружу. Верёвки оборвались. Других не было. Пришлось связывать оборванные. Когда показалась голова и лапы, стали тянуть за них. Вот тут-то мы и оценили многочисленность нашей компании. Вдвоём бы ничего не получилось. Дно берлоги от входа шло сразу вниз градусов под тридцать, а вес зверя — затри центнера. Изрядно помаявшись, мы всё-таки извлекли свою добычу.
На будущий год я решил проверить, занята ли эта берлога снова. Но нет — она была пуста. А медведи, между тем, не перевелись в тех краях.
И снова шатун. Как всегда, я был один с Рыжиком. Увидев следы зверя, пошёл по ним. Рыжик, попав на след, сильно возбудился и помчался на поиски зверя. Несколько раз слышался лай в разных местах. Но лай короткий: маленькому Рыжику не удалось остановить одному огромного зверя. Перед этим случилась оттепель, снег частично подтаял, потом похолодало, образовалась корка. Ориентироваться в следах очень трудно. Короткий зимний день кончался, и я решил бросить всё это дело. На лай собаки вышли мои напарники, случившиеся неподалёку. Обсудив ситуацию, мы двинулись к избушке. На сей раз не повезло. Больше медвежьих следов в этот сезон не встретилось. Может, медведь ушёл с нашего участка, может, где-то залёг в берлогу — выяснить не удалось.
Жизнь Рыжика закончилась трагически. Старых кобелей, которые вставали на его защиту, уже не было в живых, а характер у него остался прежним. И вот однажды, задравшись, он не успел убежать от своры озлобленных соседских псов.
г. Новосибирск
К. Комаровских
“Охотничьи просторы”, книга 1 (59) – 2009