Вот уже почти час наш вертолёт держит направление на северо-запад. Гул двигателей, сливаясь со свистом винта и вибрацией корпуса, не позволяет даже перекинуться словом, поэтому два моих спутника не отрываются от иллюминаторов. До места высадки ещё больше часа лёта, пилотам я не нужен и теперь тоже смотрю за борт.
Спало напряжение дней, предшествовавших вылету, всё осталось там позади, на этот момент уже километрах в двухстах.
Уже больше года с небольшими перерывами наша охотустроительная партия работает в северной части Эвенкийского Автономного Округа. Илимпийский коопзверопромхоз, на территории которого мы должны провести охотустройство, занимает в его северо-западной части гигантскую площадь — более 11 млн. га. Если посмотреть на карту Красноярского края, то можно увидеть, что в огромный Енисей справа, значит, с востока, впадают три крупные реки. Если двигаться по карте с юга на север, то первой будет Ангара, второй — Подкаменная Тунгуска и третьей — Тунгуска Нижняя. Километрах в восьмистах от Енисея, у впадения в Нижнюю Тунгуску реки Кочечум, стоит посёлок Тура — центр Эвенкийского округа. Здесь то и находится контора нашего Илимлийского коопзверопромхоза, ближайшая точка границы которого отнесена на 250 километров от административного центра.
Географически его территория расположена в южной части плато Путорана и его предгорьях. Горы здесь относительно невысокие, в среднем 800— 1200 м над уровнем моря. Но суровость климата зоны Полярного Круга не даёт подниматься древесной растительности выше 400 м над уровнем моря, кустарникам — до 600, выше только мхи да лишайники на камнях. Основные реки этой части Путораны текут на юг и юго-восток, и только р. Курейка, наверное, самая крупная река этого плато, направившись сначала на юг, делает огромную петлю и устремляется на север, но и это направление ей не по вкусу, и, пробежав 200 — 250 км, она сворачивает на запад и уже не меняет его до Енисея. Ещё тут много озёр. И каких! По 60—100 км длиной, с глубинами до 600 м. Заполненные чистейшей водой горные разломы и котловины, говорят, составляют второй по обьёму, после Байкала, запас пресной воды. Многие реки либо вытекают из этих озёр, либо проходят через них и, конечно, везде рыба. По рекам и большим озёрам таймень, ленок, хариус, сиг, кумжа, нёра, окунь, щука, налим; в озёрах речных долин — крупный карась. Может быть, в это трудно поверить, но нам попадались экземпляры, превышающие 3,5 кг!
Лесная фауна тоже на 80 % привязана к водоёмам. Вечная мерзлота находится уже в 30—40 см от поверхности почвы и только по берегам рек и в речных долинах, благодаря близкому присутствию воды, она отступает до глубины 1—1,5 м, и здесь растёт почти нормальный лес. Чем ближе к реке, тем крупнее деревья, гуще кустарник, обширнее ягодники. Тут и лось, и медведь, и соболь, и росомаха. Вдоль рек и озёр проходят основные пути миграций северных оленей таймырской популяции.
Надо сказать, что Север, конечно, очень богат; там, где нет населения или его мало, есть и рыба, и зверь, но, взятые раз без меры, восстанавливаются потом многие годы.
Нам, можно сказать, повезло, на территории нашего промхоза площадью 11 млн. га нет ни одного населённого пункта, да и охотников тоже практически нет. Только на нескольких крупных озёрах есть бригады по 2—3 человека, которые занимаются отстрелом оленей во время осенней и весенней миграций и ловят рыбу. Но там, куда мы сейчас летим, нет никого ближе 350 км. Наша группа должна заложить пробную площадь по учёту соболя и копытных и отработать её в течение 2-х месяцев, попутно выяснив наличие или отсутствие ондатры. Сегодня 8 сентября 1982 года. Обратный вылет на 5 декабря. Основная работа начнётся с октября месяца, когда ляжет снег, а до этого времени надо построить основную избушку, и от неё на расстоянии 15—20 км ещё две. До ледостава успеть наловить рыбы и хорошо бы добыть мясо либо лося, либо оленя.
О том месте, куда летим, мы не знаем ничего, в Туре я не нашёл никого, кто бывал бы в этих местах, так что место для учётной площадки выбирали, глядя на карту. Слава Богу, что я был снабжён институтской спецчастью топографической километровкой. Конечно, уже были намечены районы натурных работ, и это был один из них, но конкретное место высадки выбиралось просто по карте.
Река Тутончана впадает в Нижнюю Тунгуску километрах в трёхстах ниже посёлка Тура, а начало берёт в юго-западном секторе отрогов плато Путорана и имеет длину немногим менее 500 км. Примерно в 50 км от истока слева она принимает довольно значительный приток р. Хурингду. Вот чуть выше её устья мы и должны высадиться. На моей карте коррекции 1960-го года показана кем-то построенная изба, она, или то, что от неё осталось, должны служить нам ориентиром при посадке. Но это место выбрано не из-за избы, а из-за озера, которое всего в километре от неё. Этот водоём, длиной 1200 метров и шириной около 300, мог послужить нам аэродромом для посадки самолёта АН-2 при обратном вылете зимой, так как в то время стоимость часа полёта на таком самолёте была почти в 3 раза дешевле вертолёта Ми-8.
В вертолёте, кроме экипажа, нас трое; я и два охотоведа из нашего отдела лесоохотничьих хозяйств института Союзгипролесхоз — Юрий Васильевич Кзлявкин {далее по тексту Юра) и Евгений Сергеевич Михеев (Женя). Ещё из живых существ — мой русско-европейский кобель черныш семи лет.
Груза у нас порядочно, ведь жить нам автономно почти 3 месяца. Продукты, палатхи, спальники, кошмы, железные печки, два рулона рубероида, посуда, топоры, гвозди, пилы — поперечная и «Дружба», два лодочных мотора Ветерок 12, удлинённая лодка «Романтика», бочка с бензином, лодка резиновая, соль, бочки под рыбу, сети, спиннинги, оружие и прочее. Прямой связи с Большой землёй мы не имеем, на руках у нас три коротковолновых радиостанции Карат, которые мне удалось получить во временное пользование у Красноярской базы охраны лесов. Дальность связи у этих радиостанций не превышает 60 км и то это в идеальных условиях, а в норме — до 30 км, т. е. эта связь, можно сказать, внутренняя.
Под нами река Виви, пожалуй, наиболее часто упоминаемая в рассказах туринских охотников и рыбаков. Её истоком служит семидесятикилометровое озеро того же названия. При ширине 5—6 км оно имеет глубину более полукилометра. Когда-то на нём почти постоянно находилась бригада рыбаков, теперь никого. Пересекаем водороздельный хребет между Виви и «нашей» Тутончаной. Вот озеро Бельчаны, соединённое двадцатикилометровой протокой с Тутончаной. Теперь летим вдоль неё, ещё каких-нибудь 70 км и мы на месте. Бортмеханик зовёт меня в кабину, надо выбирать место для посадки. Вот устье Хурингды, вон озеро. Прошу пилотов пройти над озером и оценить профессиональным взглядом его пригодность для приёма самолёта. Прошли, сказали: «Годится!» Подлетаем опять к Тутончане, видим избу и садимся метрах в пятистах от неё.
Разгрузка не занимает много времени, всё у нас в ящиках, коробках, мешках. Быстро костёр-чай. Выпив по кружке, пилоты заторопились; по маршруту над хребтом заклубились облака, а им не хочется забираться на большую высоту, потому что там сильный встречный ветер, а лишнего горючего нет. Для любознательных справка. Обычный Ми-8 берет в свои баки керосина на 3,5 часа полёта, с дополнительными баками в салоне (как у нас) плюс ещё час, Расчетное время полёта до нашей точки и обратно 4 часа, т.е. на пределе. Отсюда и беспокойство пилотов. Короткое прощание и вертолёт в воздухе, круг над нами и через 10 минут его уже не видно. Мы одни.
Удивительное это ощущение — оторванность от внешнего мира. Прежде всего, это чувство свободы: свободы от многого — от властей местных и властей институтских, от жёсткого временного графика. Работа нам известна, делать её мы умеем, и производственная сторона совсем не беспокоит. Прямо сейчас начинается знакомство с совершенно новыми для нас местами, местами, где до нас последний раз были люди, может быть, не один десяток лет назад. Впереди не только работа, но и охота, и рыбалка, а ожидание этого часто бывает гораздо сильнее в эмоциональном плане, чем сам процесс Только в самой-самой глубине, ещё не оформляясь в тревогу, то появляется, то исчезает вопрос: «Вдруг с кем-нибудь случится то, с чем справиться сами мы не в силах. Помочь некому». Понятно, что думать об этом ещё придётся. Но не сегодня, потом!
А пока не изменяем традиции. Бутылка водки, банка тушёнки (пока это основная наша мясная еда, и не известно будет ли другая), хлеб, чай. Сидим на ящиках и тюках. «С прибытием!»
Около полутора часов тратим на перенос вещей к избе. Собственно это уже не изба, а только остов. Сруб 6×7 метров. Крыши нет, одна обрешётка, дверей и окон тоже. Хотя стены из ошкуренных и протёсанных лиственничных брёвен целы. Но, всё же, думаем, что как-то сможем воспользоваться этим строением. А пока очень хочется осмотреться вокруг, Общее представление о ближайших окрестностях вертолёт нам сделать помог. Решили сходить на озеро, взять лодку и поставить пару сетей, вдруг хоть какая рыба будет. Пошли все трое. Уже около 3-х часов пополудни,но на постановку сетей и возвращение до темноты время хватит. Конечно, возиться троим с сетями нет смысла, да и лодка резиновая всего двухместная, потому решили, что Юра с Женей ставят сети, а я с ружьём, спиннингом и собакой мимо озера выйду на Хурингду, пройду вниз до устья и по берегу Тутончаны вернусь к табору. До озера дошли минут за 20, помогаю надуть лодку, ребята перевозят меня через небольшую протоку, наверное, соединяющую озеро с рекой, и, преодолев приозёрный кочкарник, я оказываюсь в лесу.
Судя по карте, от озера до Хурингды около километра, минут через 20 выхожу на её берег. Хурингдэ река быстрая, ширина 80—100 м, глубина вряд ли превышает 1 м. Побросал спиннинг, но не было ни одного хвата. Сейчас довольно высокая вода после недавно прошедших дождей, может быть, поэтому рыба не берёт. Не может же её здесь не быть!
Вечер хороший, выяснило. По Хурингде вышел на Тутончану и пошёл вверх, 8 сторону избы. Тутончана здесь имеет ширину около 200 м. Перекаты чередуются с широкими и спокойными плёсами. На одном из плёсов от берега пошла какая-то рыбина. Я бросил блесну и сразу хватка, таймень кг на 10 Он раза три выскочил из воды и выплюнул блесну. Блесёнка-то была слабенькая — средний Байкальчик, у него застёжка расстегнулась.
Накатили сумерки. Неожиданно в прибрежной таёжке залаял Черныш. Я было сунулся на лай, но под пологом леса сумерки были уже довольно густые, и что-нибудь разглядеть стало проблематично. На открытом месте было ещё относительно светло, и на прибрежном песке я увидел следы небольшого лося. Видимо, его Черныш и лаял. Завтра можно будет попробовать его найти.
Ребята были уже на таборе, на озере они долго не задержались. Только поставили одну сеть, как в неё влетела щука кг на 2, пока её вынимали, влетели ещё две, потом ещё две. Они собрали сеть в охапку и вытащили на берег. Лодку оставили на озере, а сеть вместе с рыбой принесли к избе, развесили на стене и разобрали, Щука хоть не Бог весть какая рыба, но лёгкость её добычи порадовала.
Ночью пошёл дождь, крыша, теперь уже нашей избы, так течёт, что невозможно найти сухого уголка. Утром основательно взялись за её починку, в ход пошли привезённый рубероид и брезентовый пол от одной палатки. Обеспечив себя сухим ночлегом, начали знакомиться с окружающим миром.
Сентябрь на Полярном Круге — месяц предзимья: звери смещаются к местам зимовки, кому положено заготавливают корм для долгой зимы и последующей весны, рыба скатывается на глубокие участки рек, ближе к зимовальным ямам, и все усиленно кормятся. Всё реже на реках и озёрах можно встретить уток, среди которых большей частью преобладают крохали.
Наши рекогносцировочные маршруты имели вполне определённую меркантильную задачу: на реке найти места для постановки сетей, что в условиях их полуторного характера было задачей совсем не простой, а в близлежащих таёжных угодьях постараться по следам определить наличие копытных — лосей или северных оленей.
Мы отдавали себе отчёт, что времени у нас немного. Через две, максимум через три недели начнётся ледостав, и рыбалка станет очень трудоёмким процессом, на который у нас уже не будет времени, И если по открытой воде мы могли, худо-бедно, пользоваться хоть каким транспортом — лодкой, то потом нам останутся только ноги да лыжи.
Мы очертили себе территорию, на которой должны были быть проверены все водоёмы на предмет обитания в них ондатры. Нас интересовало, во-первых, можно ли рассчитывать на стабильный промысел этого зверька, во-вторых, характеристика пойменных и прирусловых озёр на пригодность их для зимовки ондатры. Забегая вперёд, скажу, что хотя следы жизнедеятельности ондатры встречались практически на каждом водоёме, численность её была не велика. И, как выяснилось позже, увеличение численности сдерживалось тем, что воспроизводственное поголовье формировалось только из особей, которые пережили зиму, а пережить её могли не многие, только те, которые построили себе зимовальные норы в берегах глубоких не промерзающих водоёмов, т.е. глубоких речных плёсов, или глубоких озёр. А таких мест было немного. Тем не менее на мелководных водоёмах ондатра ещё встречалась, и нам удалось за время открытой воды отловить несколько десятков, обеспечив себя на какое-то время приманкой на соболя.
Подремонтировав крышу, приступили к детальному обследованию этого строения. Мы понимали, что на строительство нового зимовья времени у нас нет, значит, по максимуму нужно использовать то, что имеем. Два угла фасадной стенки, которая смотрит на реку, сгнили не совсем, и их можно подремонтировать. Эту часть отгородим от остальной избы стенкой из кругляков диаметром 15—18 см, проконопатим мхом, посередине сделаем дверь, настелем пол и потолок. Заходить будем через нежилую часть, которая будет служить нам складом. Печку из полубочки поставим почти посередине. Надеемся, что наше жильё позволит нам сносно прожить пару месяцев.
Авральной работой в основном с этой задачей справились, оставив кое-что на постепенную доделку, успев за это же время засолить малосолом бочку сига (100 кг) и полбочки тайменей. При достаточном количестве такой рыбы за щуками на озеро мы уже не ходили.
У нас высветились две проблемы. Одна чисто бытовая: вблизи нашей базовой избушки (а наше реанимированное жильё будет базовым) совсем нет сухостоя, т.е. дрова — проблема. Подтаскивать дрова с расстояния 100—200 метров, неважно в кругляках или пилёные, накладно и по времени, и по силам, учитывая, что лиственница, а основной древостой лиственница, дерево очень тяжёлое. И вторая проблема: нет свежих следов присутствия копытных, а, значит, нет мяса.
Ну, понятно, дрова проблема, но решать её нужно — без них никуда. Будем таскать! А вот с лосем, вернее, без лося — беда, три месяца на одной рыбе — перспектива не из радостных. При изобилии летних и ранне-осенних следов присутствия лосей свежих нет совсем. Проверенные следы группы северных оленей и лося, которые я встретил в первый день, все уходили вверх по Хурингде на перевал в долину реки Виви. Позже причина этих миграций выяснилась — раннее глубокоснежье, уже к 11 октября глубина снега в нашей зоне превышала 80 см. А по питанию рыбой лет 10 назад у меня уже был опыт (мы стояли тогда в вершине р. Баргузин), и так сложились обстоятельства, что примерно месяц пришлось питаться только рыбой. Рыбой хорошей: были и таймени, и сиги, и хариусы, и ленки, и щуки. Но, наевшись рыбой до отвала (мы её и варили, и жарили, и ели сырой — расколотка, строганина), всё равно, не позже чем через два часа, как будто не ел ничего. Учитывая практически ежедневные маршруты, сидеть на одной рыбе — голодно. Да, собственно, мы и здесь уже этого вкусили. Замечательная уха из тайменьих голов уже не лезла, даже пёс воротил морду! И только вернувшись к вечеру из тайги он шёл копаться в помойке, выбирать утренние недоедки.
Не могу не сказать несколько слов о нашем оружии. У ребят собственные гладкостволки: у Юры МЦ21-12, а у Евгения ИЖ 58М тоже 12 калибра, кроме этих ружей у каждого по тозовке — ТОЗ 18, полученные в промхозе во временное пользование на период промысла. У меня только своя старая двуствольная винтовка МЦ 5, у которой верхний ствол под малокалиберный патрон (22LR), а нижний, тоже нарезной, под патрон 9x53R. Патрон, которым я пользовался, находясь в экспедициях, несколько отличался от штатного: он имел облегчённую пулю — 13 г вместо 15 и другой пороховой заряд. Эта модернизация позволила поднять начальную скорость пули с 680 до 750 м/с. Важно заметить, что это была не самоделка, а эти патроны изготавливались на предприятии, носящем теперь название ЦНИИТОЧМАШ, как один из вариантов 9x53R, к сожалению, не пошедшем в серию. Винтовка была пристреляна очень хорошо, и я не без основания полагал, что при случае она меня не подведёт.
В плане у нас стояли следующие работы: до снега нужно было построить два периферийных зимовья на расстоянии 18—20 км от базового, чтобы возле каждого заложить пробную площадь (примерно по 10 тыс.га) по учёту соболя так, чтобы общая площадь пробы составляла приблизительно 30 тыс. га. Методика учёта хорошо известна в Сибири — это метод долговременных наблюдений. Специалисты не без оснований полагают, что при ежедневных 8—12-километровых в течение 2-х месяцах маршрутах, всех соболей на пробной площади (и не только соболей) можно будет знать «в лицо».
Примерно км в 20—25 вниз по реке от нашего табора на карте был показан порог. А так как по программе обследования угодий и выбора места под палатку-избушку мы должны были спуститься вниз по реке км на 10—15, то отказать себе в удовольствии проплыть лишний десяток километров и попасть на порог мы не могли. Конечно, нами руководила надежда поймать хорошего тайменя.
До порога мы шли почти 2 часа, большое количество меляков и шивёрок заметно замедляли ход. Порог красивый, но небольшой. Постарались разместиться вдоль слива и начали хлестать спиннингами. Примерно в течение получаса — безрезультатно. Полное разочарование! Смещаюсь к самому уступу и бросаю блесну в бурун. Блесёнка у меня небольшая, колеблющаяся и леска 0,4 чешская. Хватка следует на втором забросе. Рыба обозначается только тяжестью, нет сильных рывков и, тем более, «свечек». Рыба подаётся, но медленно. Дело осложняется тем, что у меня застывшие руки (сидел на моторе), и пальцы никак не отогреются, поэтому крутить катушку (безынерционную) трудно. Кое-как справляюсь, подтаскиваю рыбу к меляку; Юра заходит в воду и под жабры выволакивает тайменя на берег. Хороший экземпляр — килограмм 16—18. Странно, почему он так вяло сопротивлялся. Юра встаёт на моё место и продолжает выхлёстывать порог. Хватка следует минут через 5, и мы общими усильями вытаскиваем второго тайменя чуть меньшего размера, но тоже без активного сопротивления. Рыбалкой мы вполне удовлетворены, поездка на порог себя оправдала.
На таборе при разделке тайменей выяснилась причина их «вялости»: в одном было 4, а в другом — 3 килограммовых хариуса — просто они были объевшиеся.
Но рыбалка рыбалкой, а заботу о строительстве избушек с нас никто не снимал. Первый поход намечаем вверх по Хурингде. Эта река меня особенно интересует, т.к. по ней предполагается ставить палатку для обработки пробной площади. Но сначала с Хурингдой надо познакомиться на предмет её проходимости для мотора, вернее, для лодки, т. к. для установки палатки, заготовки дров и последующей там жизни нужны продукты, бензин, инвентарь, спальные принадлежности и пр., что на себе за 18—20 км не унесёшь. Всё это должна вести на себе лодка. А вот как она это повезёт — под мотором, шестом или бечевой, это будет ясно после более близкого знакомства с рекой.
В этот рекогносцировочный поход я пошёл один, и начал не от устья, а, срезав тайгой км 6, вышел на реку гораздо выше. Лес здесь хороший, много ели, берёзы, довольно крупные лиственницы, чего нет на Виви. Судя по всему, в этой зоне много осадков, но тайга пустая, Черныш не поднял ни одной птицы, хотя ягоды — голубики и брусники, достаточно. Обратно шёл Хуринг-дой, поймал на спиннинг двух ленков и хариуса, а звериных следов нет. Плохо. Последние 2—3 км шёл в сумерках, а фонарика с собой не взял. Идти-то можно без фонаря, а вот посмотреть карту — проблема, а нужно бы, так как с топографией местности ещё знаком недостаточно. Кое-как нашёл место сворота с реки через протоку из озера к нам на Тутончану. Чуть не ушёл к озеру, но, на моё счастье, на избушке ребята завели «Дружбу» и я подкорректировался. Черныш уже в темноте кого-то угнал, и только на подходе к избушке я услышал его лай. далеко, км в 2-х. Видимо, соболь.
Взяли с Женей ружьё, фонарь, компас и в кромешной тьме пошли на лай. Я был прав. Пёс загнал соболя, по чернотропу, молодец. Жаль, что стрелять не имеет смысла. Мех ещё не выходной. Собаку просто увели.
Поход по Хурингде для строительства избушки наметили на послезавтра — 20 сентября. Пойдём вдвоём: я и Женя. С утра загрузили лодку и двинулись вниз по Тутончане до устья Хурингды, а далее вверх по последней до того места, которое выберем для строительства избушки или установки палатки. Груза набралось достаточно: везём продукты, керосин, посуду, мои личные вещи и пр. из расчёта на 30—40 дней. Кроме перечисленного, ещё инструменты для строительства: бензопила, топоры, колун, палатка, печка, спальники, кошма и ещё всякое. Примерно километра 2 мы идём под «Ветерком», но такая благодать длится не долго: впереди расширение русла, а, значит, малая глубина и камни. Меняем «Ветерок» на «Салют» — у него «нога» см на 10 короче. Неожиданно Евгений просит меня пристать к берегу, говорит, резко заболел низ живота. Пока пристаём и вылезаем на берег, с ужасом думаю, не случился ли приступ аппендицита. Не произвольно начинаю прикидывать: сколько времени нам понадобиться, чтобы спуститься по Тутончане до оз. Бельчаны, это около 100 км. По слухам, там могут быть охотники с рацией. Но аппендикс оказался ни при чём, а вылезла паховая грыжа, Слава Богу, без ущемления — мягкая. Путём нескольких нехитрых манипуляций «загнали» её обратно. Боль отступила, решили продолжить свой путь, но «сигнал» приняли: физические нагрузки по крайней мере в ближайшее время Евгению противопоказаны.
Под «Салютиком» прошли не больше 1,5—2 км. Дальше река ещё расширилась в русле, стала совсем мелкой, течение убыстрилось и даже для «Салюта» оказалась практически непроходимой. Наша лодка «Романтика» по своим обводам, да ещё гружёная, не приспособлена к плаванию под шестом. Мы, конечно, попробовали, но ничего путного из этого не вышло. И остался у нас единственный способ продвижения — «бечева». Понятно, что под этим названием понимается вариант «бурлаки». Не буду останавливаться на подробностях этого процесса, скажу только, что работают два человека, один тянет лодку верёвкой, привязанной за нос, а другой шестом отталкивает этот нос, чтобы он не утыкался в берег. Я тащил лодку за верёвку, а Женя шестом контролировал нос. Благо, у берега было достаточно глубины, чтобы осадка лодки позволяла ей плыть. И таким образом за два дня с одной ночёвкой мы утащили наш груз, судя по карте километров на 25. Во время этого похода бечевой поднимать гружёную лодку пришлось больше половины пути. Если бы мне кто-нибудь заранее сказал, что я буду затаскивать груз таким образом, я бы ни за что не согласился. А здесь вроде уже пошли и нужно добираться любыми средствами, и одно из них (даже единственное) — бечева. Таща лодку, я походу вспоминал В. К. Арсеньева. Вряд ли он мог бы так скрупулёзно делать записи в своём дневнике, если бы сам участвовал во всех работах, необходимых в таких экспедициях. Но у него, Слава Богу, было всегда достаточно солдат или казаков.
Встали табором. Нельзя сказать, что мы сознательно выбрали это место под строительство избушки, просто нам преградил путь каскад красивейших, но непроходимых порогов. Тем не менее, леса на берегу для строительства избушки было достаточно, и мы решили дальше не прорываться. Место очень красивое и, видимо, летом здесь отличная рыбалка. А сейчас рыба, особенно крупная, скатывается в большие реки. Да, по правде говоря, у нас и времени-то ловить нет.
Поставили палатку с печкой, попили чаю, я отладил «Дружбу», и принялись строить избушку. Сначала заготовили лес, потом раскряжевали его в размер, потом скатали сруб из 10,5 венцов на мох, потолок сделали из накатника и проконопатили мхом. Пропилили места под дверь, под окно и разделку для печной трубы. Остальное: нары, дверь, окно, установить печь — я сделаю сам, когда приду сюда пешком. Ещё мы напилили дров, свалили 5—6 лесин, и распилили их на катыши. Палатку снимать не стали, чтобы мне было где обогреться, когда приду один. Вся работа заняла у нас 3,5 дня. И в субботу на шестой день после выхода, мы отправились самосплавом обратно. Да, пока мы строились, Черныш нашёл соболя метрах в четырёхстах от нас в огромной дуплистой лиственнице. Лаял он его часа 4, пока мы не подошли посмотреть, потом отвели его на поводке.
Часов в 8 вечера, оставив лодку без бензина км в 2-х от устья Хурингды, мы вернулись на базу. На завтра пригнали лодку и устроили отдых и банный день: помылись, постриглись. А вот следующий день 27 сентября остался у меня в памяти на всю жизнь. В этот день мы решили заняться строительными работами, чтобы окончательно подготовить к использованию доставшееся нам неизвестно от кого строение. Погода неприятная: очень сильный западный ветер с ещё более сильными порывами. Температура, где-то +2+3. Юра ладит брёвна в размер, а Женя делает завалинку. Я — помощник внутри избы и кашевар, т. к. неважно себя чувствую, наверное, простудился на Хурингде. Вдруг в избу вбегает Женя и говорит, что Черныш лает лося возле реки напротив избушки. Я, как был в кедах, тренировочных штанах, телогрейке и шапке, хватаю винтовку, четыре патрона — столько зацепил из подсумка, и выбегаю из избы. Лось — крупный бык, стоит посередине реки, а Черныш лает его с берега. Всё это метрах в 450 от избы. Я сбегаю вниз с откоса крутого берега и за ивовыми кустами бегу с намерением приблизиться на более верный выстрел. Пробежал метров 100—120, выскочил из кустов и вижу, что зверь уже поднимается на противоположный крутой берег и дистанция опять под полкилометра. Но стрелять надо, другого случая, наверняка, не будет. Прицел на 300, чуть выше головы (зверь почти угонный), поправка на ветер. Стреляю! Лось спокойно, даже чересчур спокойно, продолжает бег рысью и скрывается в лесу. Всё ясно, бифштексы убежали. Иду к избе, не доходя до неё метров 100 оборачиваюсь, смотрю вверх по реке и вижу, как км в полутора лось с противоположного берега входит в реку и намеревается перейти на наш берег. Бегу что есть силы, чтобы приблизиться к месту его выхода. Идёт тяжело, раза три оступился, что немудрено — дно реки сплошные камни. Я не добежал ещё с километр, а он уже на нашем берегу и рысью уходит в лес.
Сворачиваю тоже в лес, в надежде увидеть его где-нибудь на открытом месте или перехватить на переходе. Бегу, как могу. Боюсь провалиться в воду, ведь я в кедах. Стараюсь двигаться сухими гривками, чтобы иметь хоть какой-нибудь обзор. Под ногами небольшой снежок. Следа я ещё не пересёк, хотя пробежал уже с километр. Вдруг слева вижу лося, он неподвижно стоит метрах в 300 от меня. Передняя часть — почти вся голова, шея и часть лопатки закрыты от меня ёлочками. Ветер сильный от него в мою сторону, тем не менее аккуратно приближаюсь ещё метров на 100. Теперь дистанция не больше 200 м. Стрелять буду через открытое болотце. В оптику выбрал место на лопатке, где, вроде бы, нет веток. Стреляю! Лось горбатиться и убегает в сторону реки по кустам. Хотел подойти к тому месту, где он стоял, но замочил ноги и пришлось вернуться. Возвращаюсь аккуратно, помню, что такое раненый лось, да ещё в гон. У меня ещё два патрона. Идя не своим следом, а подворачиваю к реке. Вот и река. Зверя нет! Вот и река. Зверя нет! Но примерно в 200 метрах от меня в реке что-то лежит, не очень похожее на камень. Подхожу — лось! От берега метров 5. Тут мелко, не более 80 см. Вот теперь я спокойно пошёл домой, умеряя дыхание и постепенно подсыхая от пота.
Лось задал нам работу и на этот вечер и на весь следующий день. Вытащить его на берег мы не смогли, подтащили только заднюю часть. Вскрыли, чтобы не подопрел, забрали часть печени, которая почему-то оказалась разбитой, хотя пуля попала точно посередине лопатки. Зверь очень жирный, внутри всё залито салом. Рога приличные, по 8 отростков, живой вес не меньше 500 кг.
На следующий день рычагами и вагами вытащили-таки его на сухое. Сняли шкуру и нашли дырку от первой пули. Она вошла сзади см в 5 от позвоночника: разбила вырезку и печень, оторвала почку, пробила диафрагму, а вот вышла ли насквозь мы посмотреть не догадались, вернее, было невдомёк, т. к. чуть выше был раневой канал от второй пули, которая прошла насквозь. Вес мяса мы определили кг 300. Теперь у нас для питания есть всё. Мясо на лодке подвезли ближе к избе, перетаскали и сложили на деревянный настил. Ночи становятся всё холоднее и сохранности мяса ничего не угрожает.
Через день отправились с Женей вверх по Тутончане. Выехали поздно, в пятом часу. Долго занимались с мотором. Работает хорошо, заводится тоже, а воду не гонит. Пришлось менять крыльчатку водяной помпы. Вот и задержались. Река вверх от нас для плавания под мотором очень тяжёлая. По всему руслу, а оно шириной 180—200 метров, торчат большие камни, а ещё больше их не торчит, что значительно хуже. Видимый камень можно обойти, а подводный не всякий, а только тот, где вода показывает, т. е. бурлит. Если же камень см в 30 под водой, то его заранее заметить практически невозможно, а вот удариться мотором — запросто. За 3,5 часа плавания мы прошли только 6 км, раз 8 меняли шпонки. Выше идти было уже нельзя, т. к. река пересекала каменистую гряду и в русле торчали сплошные камни, при средней глубине 40— 50 см. В общем, мы выгрузились на берег и уже почти в полной темноте пошли обратно. Да, ко всем сложностям плавания добавилась ещё шуга, которая местами шла столь густо, что лодка пробиралась в каше льда, а некоторые льдины, которые вода оторвала от берега (ведь местами закрайки льда были шириной более 2-х метров) наносили ей весьма ощутимые удары. Домой вернулись около 22 часов.
На следующий день отправились к месту выгрузки, чтобы переносить вещи дальше к месту, которое выберем для установки палатки или избушки. А выбор такого места — дело не совсем простое при весьма скудной в отношении древостоя северной тайге. Ведь нужно, чтобы был лес для строительства и в достаточном количестве сухостой для дров, и ещё мох, чтобы было на что класть брёвна сруба. Подходящее место нашли км в 8 от оставленного груза и сразу приступили к подготовке строительства избушки. Как и у меня на Хурингде, решили не связываться с палаткой даже на подрубе, а построить небольшое зимовье. Кому приходилось жить зимой в палатке, я имею в виду не специализированные палатки, а простые брезентовые, которыми в те годы снабжались полевые подразделении разной специализации, тот знает, что в ней можно сносно обитать только пока топится печь, т. е. полноценного отдыха не получается ни при каких условиях. В избушке же при качественной постройке, даже при небольшом помещении, пусть 2,5×2,5, жить гораздо комфортнее.
Следующие два дня все втроём строили избушку, потом Женя остался всё доделывать, а я с Юрием вернулся на базу и стал готовиться к уходу к себе на Хурингду.
Юрий ушёл вниз по Тутончане подобрать себе место для палатки, которую он решил поставить км в 10 от базы не для постоянного пребывания, а на всякий случай.
Снежок уже заметно припорошил землю, озеро застыло, а река превратилась в движущуюся ледяную кашу. Лодку разобрали и секции увязали для погрузки. Сети и другие рыболовные принадлежности тоже упаковали. Последним в одну из сетей попал хороший таймень порядка 15 кг весом. Засаливать мы его не стали, а сунули на чердак, где он и замёрз.
У нас на чердаке базовой избы жили две трясогузки, которые по какой-то причине в положенное время не откочевали к югу. Пока было тепло, они день проводили на берегу реки, бегая по приплёску, и, видимо, находили для себя какую-то пищу. Ночные морозы лишили их этой возможности. Трогательно было смотреть, как они пытаются отыскать что-нибудь съедобное, с трудом передвигаясь на своих ножках, обросших ледяными култышками. В какой-то день они исчезли, наверное, замёрзли на нашем чердаке. Почему они не улетели? Объяснение^ меня одно: у них не пробудился миграционный инстинкт, т. е. не возникла потребность к отлёту. Видимо, в природе это не такой уж редкий случай. Мне говорили о гибели от голода на Таймыре молодых росомах. Жизнь росомах на Таймыре тесно связана с северным оленем, который к зиме мигрирует с Таймыра в лесотундру северных районов Эвенкии. А за ним двигаются волки и росомахи, т. е. они тоже мигрируют. И возможно, если росомахи не подчинились закону миграции, то они, как те трясогузки, обречены на гибель. Но это моё мнение.
Я тоже приступил к сборам, надо идти на Хурингду доделывать избушку и на месте наметить маршруты. Постирался, собрал и уложил в станковый рюкзак инструмент, кое-какие продукты — кусок мяса, кусок малосольного тайменя, собачьи концентраты, чай, сахар, соль, сверху пуховой спальник. Получилось кг 16—17, терпимо. Вышли не рано, рассчитывая на 5 часов хода по светлому. Отошли километра на 4 и Черныш подхватил соболёвый след и ушёл по нему.
Пёс ушёл, я некоторое время слышал его взлаивания, но потом он ушёл со слуха. У Черныша в работе есть один дефект, он временами отдаёт на следу голос. Естественно, зверь его слышит и старается уйти как можно дальше. Но иногда это его качество и полезно, т. к. ты имеешь возможность ориентироваться, куда движется собака, а в горно-таёжных угодьях это очень важно, потому что из-за пересечённого рельефа лай собаки можно и не услышать, и приходиться её вытрапливать, что отнимает массу сил и времени. Я его звал, ждал, потом начал двигаться в направлении последнего слышанного лая, залез на перевальчик между двумя сопками, ничего не слышно, а снег всё глубже, а рюкзак всё тяжелее. Решил с рюкзаком дойти до палатки, разгрузиться и налегке вернуться за собакой. Едва дошёл, последние шаги считал. В палатке затопил печь, переоделся в сухое, т.к. был мокрый как мышь, выпил кружку чаю, одел лыжи и пошёл обратно. Поднялся по своему следу км на 4, кричал, стрелял, но ничего не слышал, и пса нет.
Дальше идти было нельзя — стемнело. Вернулся в палатку, настроил рацию и сказал Жене (они были с Юрой в жениной палатке, пилили лес и готовили дрова), что я оставил собаку в тайге и завтра возвращаюсь обратно, вернее, буду искать её по следам, может быть, она вернулась на базовое зимовье.
Утром я вышел на лыжах обратно, и км через 2,5—3 от того места, куда я дошёл накануне в поисках собаки, прямо на моём вчерашнем следу (в 5— 10 м), всё утоптано и разрытый пень, значит, здесь Черныш копал соболя, и, судя по следам, занимался этим всю ночь, а ушёл только утром и направился в сторону базы. Там я его и нашёл. Хорошо, что мяса полно, он пришёл и сам поел сколько хотел.
Устал я за эти два дня с непривычки очень сильно, да ещё поясница побаливает при каждом удобном и неудобном случае. Следующий день пришлось отдохнуть от активной работы. А через день налегке с почти пустым рюкзаком (топор, фонарь, спички), и, конечно, с Чернышом отправился опять на свою Хурингду. Отошел не более километра, как Черныш подхватил соболиный след и, гавкнув несколько раз, исчез. Я тропил его не менее 3-х часов, начал около часа дня, а лай услышал только в 4 часа. Около 5-ти был возле него. Соболь был в дупле. Пришлось опять возвращаться на базовое зимовьё. А на следующий день пошли снова. На полпути до палатки опять соболь. Уж я настойчиво отзывал собаку, не идёт на позыв, наконец, увёл, но только отошёл от него, опять след соболя и минут через 20 загоняет его на дерево совсем в стороне от моего хода на палатку, прямо на берегу Хурингды. Пока отзывал собаку начало темнеть, а до палатки дальше, чем до базы. Опять возвращаемся. Возвращаться решил по речке, меня соблазнил ровный прибрежный лёд. Километров 5 шёл хорошо, а потом по льду пошла вода, пришлось снять лыжи и дальше идти без них. Замучился и добрался до базы только к 8 вечера.
На следующий день пошёл один, оставил собаку, т.к. с ним у меня не получается. Пришёл на палатку часа в 4. Приладил в избушке разделку и поставил печку, затопил её и принялся делать нары. Потом принёс всё из палатки в избушку, а палатку снял и приладил вместо двери, а окно заложил мешком. Спал очень тепло. На завтра сделал окно, заготовил плахи на дверь и отправился в обратный путь на базу. Ведь 12 октября у меня почти юбилей — 45 лет. Дошёл без приключений.
День рождения. С утра занялся готовкой. Варил язык. Пёк лепёшки, потом крутил фарш и жарил котлеты (из одного мяса) и картошку. К столу было всё вышеперечисленное плюс малосольный таймень и бутылка «Старки». Всё было нормально.
На следующий день ребята собрались и пошли по своим палаткам, а я остался. Постирался, помылся. Настроение подавленное. Хочется домой.
Третьи сутки идёт снег. Я собрался и пошёл к себе на Хурингду. Только отошли — Черныш залаял глухаря. Сначала стрелять не хотел, но потом вспомнил, что у нас очень мало приманки для капканов. Глухарь уже перелетел, но я подошёл к нему метров на 180, ближе, никак, редколесье. Первый раз выстрелил мимо, а вторым попал. Глухарь сначала полетел в мою сторону, потом стал набирать высоту, часто махая крыльями, как бабочка, потом расправил крылья и спланировал на землю метрах в двухстах от меня, но куда — точно я не заметил. Искали, искали с Чернышом, но так и не нашли. Очень обидно.
Весь следующий день занимался в избушке хозделами: сделал дверь, стол. Палатку (она большая) натянул сверху на избушку, и стало совсем тепло. Ведь такие избушки выстывают через потолок.
Опять идёт снег, но к вечеру вроде прояснило. Ночь ясная, на небе слабое северное сияние. Оно здесь в ясную погоду еженощно, но разной интенсивности. Видимо, похолодает.
Первый рекогносцировочный маршрут наметил себе до ключа Олгокон и вверх по нему км на 3. Погода ясная, но ветреная, мороз — 18—20. Какая же это каторга идти в целик по снегу, да ещё е гору. Снег рыхлый и глубокий, и на лыжах проваливаюсь по колено, черныша в лыжне не видно, одни уши, а по снегу он даже прыгать не может. Прошли всего км 7 или 8, дальше сил нету. Повернули домой. Обратно-то по лыжне хорошо. Вечером на связь, как обещал, не вышел Юра. Контрольно я вызвал его ещё в 23 — нет ответа. Если не выйдет и в 9 утра, придётся идти. Утром тоже тишина, пошёл на базу.
Добрались (с Чернышом) без приключений. На весь путь времени уходит 4,5—5 часов, в зависимости от того, в каком состоянии лыжня. На базе никого, через полчаса подошёл Женя. Холодина в избе дикая. Часа 4 нагревали это несуразное помещение полусырыми дровами, да так толком и не нагрели. Нужны хорошие сухие дрова, а с ними проблема. На столе нашли записку от Юры, что он ушёл только накануне а 12 дня, а вечером и утром связь с нами у него не получилась. Рацию я проверил — работает. Он не должен был уходить в полдень, а дождаться вечера, выйти на связь и только потом уходить, конечно, уже утром. Теперь же мы из-за него два дня ходили туда-сюда без толку. Хорошо, что к вечеру он вернулся.
Я не сказал, что по армейской специальности я радист, правда, со специальным уклоном (радиоразведка, поиск и перехват иностранных телеграфных радиопередач), но общие знания в области работы и настройки раций у меня сохранились, так что за работой и настройкой нашей радиосвязи я следил.
Обратный ход на Хурингду по лыжне был лёгким Шёл всего 4 часа 15 минут. Черныш умудрился найти белку, наверное, единственную в округе, я похвалил его за рвение, но стрелять не стал.
Пошёл маршрутом ещё на один ключ. Черныш прихватил соболий след и «уполз» по нему. Я подтрапливал его, но двигался почти в нужном направлении. Собаки не было часа полтора, потом он меня догнал. Дошли до ключа, как и хотели Сейчас уже в целик идти легче, т.к. снег подсел, да и я уже втянулся. Впереди увидел какого-то пернатого хищника, он вспархивал. Подошёл, спугнул — ястребиная сова теребила куропатку. Убил-то птицу кто-то другой, скорее всего, горностай, она уже замерзла до стеклянного состояния, а сова нашла её.
Морозы стоят сильные, днём 25-28 градусов. Ходить можно с 12 до 17 часов, а потом резко холодает, и ночью уже ниже 45, Наши ичиги — обувь малоприспособленная для таких морозов и нужно быть очень внимательным, чтобы не поморозить ноги, да и всё остальное тоже.
Следующий маршрут через ключ Олгокон в Безымянный. По своей лыжне идти хорошо. В одном месте набегал соболь, Черныш было рванулся по нему, но быстро вернулся. Через километра два небольшой ключик и довольно свежий след соболя. Я остановился поставить капкан, а пёс, по уши в снегу, «бросился» по следу. Пока я поставил капкан — слышу, лает. Я, честно говоря, мало рассчитывал на возможность собаки догнать соболя, если он на ходу, по такому снегу. Но лает, вроде бы, азартно, примерно е километре. Делать нечего, пошёл. Подхожу, лает у дерева, а е нём дупло, стукнул, послушал — урчит. Ну, молодец, Ксяный (это его домашний псевдоним). Пока возились с соболем, вернее, с деревом, время к 16 часам, дальше идти не имеет смысла, и мы повернули к дому. Пёс получил свой сухарик — премия, поел каши с мясом и теперь дрыхнет, но одним ухом следит, не жую ли я что-нибудь. Свою домашнюю привычку попрошайничать он и здесь не забыл.
Довольно много времени и сил отнимает выпечка хлеба — лепёшек. Так как мы залетаем ещё в тёплое время, то хлеба (буханок) много не возьмёшь — плесневеет. Можно брать сухари, но они тоже дружат с плесенью, да и вкус у них не очень Поэтому на первое время у нас хлеб, а потом печём лепёшки. Лепёшка размером в сковороду, примерно, 25 см в диаметре и 6—7 см высоты. Тесто дрожжевое. Пекутся долго, т. к. их надо не жарить а, именно, печь. Процесс выпечки у меня в тех условиях занимал 3 часа на 5 лепёшек. Но получаются, по общему признанию, вполне приличными. Самое сложное подобрать необходимый режим горения на железной печке.
Четвёртые сутки не прекращается снегопад. Уже к тому, что было, насыпало ещё см 40. Снова придётся бить все лыжни. Ох, и тяжёлая это работа, а, главное, бесконечная. Судя по некоторым косвенным признакам в середине зимы снега здесь будет не меньше полутора метров. Вот так. а мы рассчитывали на лосей.
Снег кончился утром. На небе появились просветы. Холодает. Понятно, что сегодня следов нет никаких, но идти надо, восстанавливать лыжни на маршрутах.
Интересная всё-таки психология у человека. Ведь в принципе нет никакой разницы, какой сегодня день: среда, четверг или суббота, воскресенье. Радио нет, сидишь один в зимовье. Но нет. Осознание того, что сегодня воскресенье, накладывает какой-то отпечаток на сознание, не то чтобы праздничное настроение, скорее не будничное.
Погода сегодня хорошая. Мороз около 15 градусов, тихо, ясно. Иду по очередному маршруту. Подошёл к первому капкану, в него попала кукша, потом пришёл соболь и съел её прямо в капкане, затем он залез на жердь и стащил приманку. Ничего не боится! Всё возобновил. Второй капкан у меня стоял на выворотне. Соболь тоже подходил, но что-то его насторожило, хотя приманка его очень соблазняла. Истоптал всё вокруг. Я чуть переместил приманку и подрезал капкан под след соболя, в том месте, где он подходил и заглядывал в выворотень. Посмотрим, что будет, если снег не засыплет.
Дальше пошёл пробиваться в целик на другой маршрут. Здесь должно быть недалеко, всего км 3. Снег глубокий, пёс даже по лыжне не может идти. Лез, лез, отстал, выбился из сил и залаял. Пришлось вернуться, протоптать лыжню глубже. Он пролез ещё метров 400, я оставил рюкзак, положил Чёрного рядом и пошёл дальше один, т.к. возвращаться мне всё равно своим же ходом. Отсутствовал около полутора часов, лыжню добил до следующей. Пёс лежал на месте и был очень рад моему возвращению. Обратно ему идти было уже легче. Возвратившись, сходил за водой, растопил печку, наколол дров, замесил оладьи. Вот и весь мой рабочий день. Небо опять что-то хмурится.
Снежку подбросило за ночь, но немного — всего см 5-7. Решил пройти сразу по двум маршрутам, подновить капканы, а уже завтра идти в сторону базового зимовья топтать лыжню, т.к. её всегда нужно держать в пригодном для нормального хода состоянии. Старую «тюмницу» на базу засыпало см на 30, и опять подсыпает, Тайга здесь очень скучная, за весь день ни следочка, ни птички. Что значит глубокий снег. В первые дни нашего пребывания здесь ещё встречались следы лосей и оленей. Все они направлялись в верховья р. Хурингды, вершина которой сходится с истоком р. Согды-Гурума (правый приток р. Виви), и уже по Гуруме звери уходят в долину р. Виви, где снега значительно меньше. Соболь тоже скатывается с гор в долины больших рек (Тутончана), где больше заболоченных участков, меньше снега и больше мышей. Охотникам в этих местах особенно не разжиться. Только рыба, да соболь — мало-мало.
На базе не был давно, поэтому торной лыжни всего на половину пути, т.е. только там, где она входит в мой маршрут. Накатанную лыжню прохожу за два часа с небольшим, дальше почти целик, местами даже намёк на неё нельзя заметить. Когда до базы оставалось км 5 или 6 оборвалось крепление правой лыжи, да так ловко, что никак не зацепить обрывок ремня. Пришлось топором отрывать платформочку, всё извлекать оттуда, навязывать сыромятиной и потихоньку двигаться.
Пока ремонтировался — услышал вертолёт, Он шёл со стороны Туры прямо на меня. Вышел на Хурингду и пошёл вверх по ней. Пёс очень внимательно следил за звуком вертолёта, и когда тот стал удаляться, вдруг залаял очень обижено и даже бросился ему вдогонку. Очень ему было жаль, что вертолёт улетел. Но через некоторое время звук вертолёта начал снова нарастать, и он прошёл надо мной в сторону нашей базы. Стало ясно, что летят к нам, а из-за морозной дымки немного заблудились и приняли Хурингду за Тутончану, но быстро исправились. Как только собаке стало ясно, что ход нашего движения совпадает с направлением полёта вертолёта, подгонять его было уже не нужно. Он чётко нащупывал под свежим снегом мою лыжню, и мне идти по его следам было значительно легче Но вертолёт мы всё равно не застали. Слышно было как он сел возле избы, а потом минут через 15 взлетел и ушёл в сторону Туры.
Уже приближаясь к базе я увидел стоящих рядом Юру и Женю, потом Женя поднял голову, а у него усы. да ещё чёрные. В общем, прилетел Саша Игнатичев — геолог из 5 аэрогеологической из Москвы. Прошлым летом у нас был разговор, он спрашивал, если у него будет возможность, может ли он прилететь к нам на пробную площадь, поохотиться. Вот он и прилетел, чем доставил нам приятный сюрприз. Он привёз водки и вечером мы хорошо посидели: с мясом, таймешатиной и водочкой. Ещё он привёз радиостанцию «Грозу» (для связи с Турой), и сказал, что нас не забыли и при наличии погоды самолёт будет 25 ноября.
Наша «гулянка» закончилась быстро, и наступили будни. Саша с Женей пошли на женино зимовье, Юра к себе, а я — к себе, Ещё в один из первых походов на свою избушку я приметил по ходу огромную лиственницу, явление
исключительно редкое для угнетённой тайги Полярного Круга. Я давно заметил. что такие из ряда вон выходящие объекты привлекают внимание не только людей, но и животных тоже. Несколько раз подходил к этому дереву и почти каждый раз отмечал возле него следы крупного соболя. И вот, наконец, собрался поставить капкан. Но так как до дерева у меня был уже четырёхчасовой путь по морозу, и руки были подстывшими, капкан я поставил не очень аккуратно. И вот, возвращаясь на свою избушку, я решил немного отклониться от обычного хода и проверить этот капкан.
В этот раз капкан не сработал, хотя соболь постоял на нём всеми четырьмя лапами. Надо сказать, что капкан был замаскирован и присыпан снегом. Видимо, я поторопился и присыпал его не поверхностным вымороженным снежком, а тем. который сохранил в себе влагу. Следующим утром я вернулся к этому капкану и переставил его со всей аккуратностью, я не торопился его проверять и появился у этого дерева только дня через четыре. Капкан сработал, и соболь попался, но на поверхности снега его не было. Кто ловил соболя, тот знает, что если капкан установлен на снегу, а снег достаточно глубок, то попавший зверёк часто закапывается в снег, который, будучи взбудораженным, смерзается в монолит, внутрь которого вмерзает соболь. Так получилось и у меня. Я вижу потаск, знаю длину привязки, но где находится соболь, понять не могу.
Возможно читатель подумает: «Чего проще, тащи за потаск и вытащишь!» Но не всё так просто. Соболь вмерзает не только тушкой, но и волосом и, вырывая соболя из ледяного плена, можно половину остевых волос оставить s снегу. Но я пишу это не с просветительской целью, а с желанием подчеркнуть высокую интеллектуальную организацию наших помощников — собак.
Подход к этому капкану, о котором я рассказываю, был в стороне от основной лыжни, и обычно я сворачивал к капкану, а собака проходила дальше и ждала меня на выходе от капкана. Так было и в этот раз. Я срезал жёсткую ветку-щуп и с помощью неё пытался нащупать соболя. Конечно, через некоторое время я бы его нащупал, но псу видимо надоело меня ждать, и он появился у дерева. Он подошёл и два раза капнул лапой, в ямке показался кончик собольего хвоста, пёс повернулся и пошёл к своему месту на основной лыжне.
И ещё один эпизод, о котором я хотел бы рассказать. После очередного маршрутного дня в избушке вечером всё готово, поужинали, можно прилечь, уже девять вечера, но перед отдыхом я выпустил Черныша погулять, обычно это занимает у него минуты 2—3. И вдруг я слышу не лай, а какой-то истеричный вопль. Хватаю винтовку, фонарь и вылетаю из избы. В 3-х метрах от двери стоит небольшая лиственичка, на которую бросается пёс. Свечу вверх и с пустоватой кронки срывается соболь и махами уходит вверх по склону сопки, который начинается сразу за избушкой. Пёс за ним. Взлаивает всё дальше и дальше. Видимо, на дорожке, которая ведёт от избушки к речке, они встретились нос к носу.
У меня в 21 связь, пропустить нельзя. Поговорив, я вышел из зимовья и прислушался. Лает где-то в двух километрах, так, по крайней мере, кажется. Что делать — надел лыжи и пошёл прямо на лай, через сопку. Хорошо, что ночь полулунная. Загнал-таки пёс соболя. Как? Это его секрет. Но то, что его лапы далеко не доставали земли, а он прыгал в рыхлом снегу — это факт. Уже на подходе к собаке я заметил изменившуюся тональность в лае и понял, что соболь ушёл.
Лаял пёс на разлапистую лиственницу, стоявшую на открытой поляне. Так как всё-таки ночь и собака зверька не видела, соболь воспользовался этим, перешёл на другую от собаки сторону кроны, по длинному суку прошёл до конца, спрыгнул в снег и маленькими шажками ушёл с поляны. Всё это я увидел на снегу, когда подошёл. Навязал Чёрного на поводок и повёл домой. А он так умучился, что ему и идти-то тяжко — останавливается через каждые 30—40 шагов, снег и по одноразовой лыжне рыхлый, но я его не торопил. Он молодец. По семидесятисантиметровому снегу загнать соболя русско-европейской лайке! Был бы день, соболь бы не ушёл. Пришли домой, попили чаю. Вот так и закончился наш спокойный обычный день. А в лесу тоже красиво ночью. Хорошо, что луна сквозь тучи пробивает, а то было бы совсем темно.
Приближается время окончания нашей работы. Вытаскивать свой скарб решил не по лыжне через сопки, а по Хурингде, по ровному льду, хотя и на
6—7 км дальше. Сложность возникает только тогда, когда на лёд приходит вода, и это место надо обходить берегом. Последний участок лыжни по реке пробивал уже с рюкзаком километров 15. Чтобы не идти порожняком, собрал то, что в оставшиеся дни пребывания в избушке мне не понадобится. Всё равно выносить. Весь путь тат избушки до базы занял 6 часов. С карточками будет дольше, но, думаю, терпимо. На базе были Саша и Женя. Юра обещал прийти завтра. По приходе я устроил себе баньку. Нагрел воды и слегка помылся. Очень хорошо себя почувствовал.
На следующий день Саша встал рано, нажарил мяса, испёк ландорики (оладьи по-полевому), т. е. приготовил хороший завтрак. Вообще Саша Игнатичев очень приятный в общении человек, трудолюбивый и контактный. Как профессиональный полевик, быстро схватывает все недостатки в организации полевого быта, и, что очень важно, умеет их устранять, включаясь в необходимую работу. Завтра обещал приготовить пельмени. Юрий не пришёл, надо идти искать. Утром пошли по его маршруту и встретили его на полпути, оказывается, он спутал календарные числа. Его необязательность в исполнении своих обязанностях-обещаниях заставляет задуматься в целесообразности его привлечения к работе в экстремальных условиях.
На очереди обследование и вешкование посадочной полосы на озере. Лёд на озере 30 см, достаточно для приёма самолёта АН-2 Воды на льду нет. Препятствий на посадку и взлёт тоже нет. Надо постепенно таскать вещи на озеро.
Вечером Саша и Женя лепили пельмени, а мы — я и Юра, сидели и ждали, когда они будут готовы. Пельмени получились вполне приличные, по-моему, все объелись. Возвращаюсь в свою избушку, пора готовиться к эвакуации. Привожу в порядок полевой материал. Хожу по путикэм-маршру-там, снимаю капканы, сделал вторые нары для Жени, одну ночь он будет ночевать. Пакуюсь. Выход назначаю на 18 ноября. Всё идёт по плану. Правда, в одном месте на Хурингде по льду пошла вода (наледь) пришлось нарты вытаскивать на берег и возвращаться за ними через 2 дня, когда наледь подстыла. Но эти сложности предполагались.
Вот и закончился наш почти трёхмесячный тутончанский маршрут. Слава Богу, без потерь и особых сложностей. Только вместо самолёта за нами всё-таки прислали вертолёт (но не за наш счёт). Следующий этап полевых работ назначался с марта по июнь следующего года, и сохранившиеся на нашей базе в посёлке Нидым продукты — мясо лося (кг 80) и полбочки сига, сослужили нам хорошую службу. А с мороженым тайменем, завернув его в телогрейку, мы ходили в гости, пока перед отъездом в Москву несколько дней жили в Туре. Отъедали от него сколько хотели, а на следующий день шли к следующим.
* * *
Следует отметить, что по результатам учёта и отлова соболей на пробной площади, было отмечено доминирующее присутствие крупных взрослых, даже старых особей (попадались «коты» СО стёртыми зубами). Можно предположить, что при большом дефиците кормовых ресурсов для соболя в этой зоне, молодняк изгоняется, выдавливается на южную периферию зоны. Не в этом ли заключается «секрет» практически ежегодных октябрьских миграций соболя в центральные районы Эвенкии и Приангарье?
А. Блюм
«Охота и охотничье хозяйство» № 11-12, 2018